Элизабет Питерс - Неугомонная мумия
– Похоронит останки? Мне кажется, даже брат Иезекия вряд ли додумается до такого. Просто он любит, чтобы девушка всюду таскалась за ним, словно послушная собачонка.
Брат Дэвид пустил своего осла галопом.
– Это правда? – крикнул он возбужденно. – Брат Хамид...
– Мертв, – ответил Эмерсон. – Совершенно мертв. Настолько мертв, что дальше некуда. Безусловно мертв и... – Тут подъехали остальные, и он замолчал.
Однако Черити слышала его слова, ее маленькие мозолистые ручки с такой силой сжали поводья, что побелели костяшки пальцев. Лицо девушки, как обычно, было надежно укрыто в тени шляпки-дымохода. Иезекия величественно спешился.
– Мы прие-ехали забрать нашего бе-едного брата, чтобы достойно похорони-ить его, – пропел он. – И призвать Го-оспода обрушить карающую дла-ань на голову его уби-ийцы.
– Полагаю, вы не откажетесь от чашки чаю? – спросила я и вкрадчиво добавила: – С сандвичами.
Иезекия невольно облизнулся.
– Чай смажет ваши голосовые связки, – гостеприимно подхватил Эмерсон. – И ваши проклятия станут громче.
Пряча улыбку, я прошла в гостиную. Эмерсон мог сколько угодно жаловаться на мою любовь к детективным историям, но он и сам подвержен этой болезни. Иначе зачем бы он зазывал Иезекию? Только чтобы выведать у миссионеров, что они знают о своем «новообращенном».
Я намеревалась избавить Джона от появления перед нашими гостями, дабы не повергать его в смущение после инцидента с пожаром. Но присутствие Черити сказалось – невидимые щупальца любви обхватили сердце нашего бедного Джона и неумолимо потащили к ней.
Джон выскочил из галереи, красный как рак, и оглушительно вопросил, не требуются ли его услуги. Отослав беднягу прочь, я тем самым нанесла бы ему тяжелую рану. Поэтому пришлось уступить и смиренно наблюдать, как Джон бестолково мечется по комнате, опрокидывая стулья и поливая чаем пол. Глаза его были прикованы к Черити.
Разговор крутился вокруг смерти Хамида.
– Бедняга, – скорбно покачал головой Дэвид. – Вы были несправедливы, брат Иезекия, когда сказали, что он убежал.
Иезекия величественно кивнул:
– Истина твоя, брат мой.
Он оглядел остальных, словно ожидая восхищения за это признание своей небезгрешности. Видимо, реакция Дэвида удовлетворила его, поскольку Иезекия продолжил звучным голосом, так и сочащимся самодовольством:
– Брат Хамид был подлинным воплощением доброде-етели.
– Замечательный человек! – тихо сказал Дэвид.
– Нам будет очень его не хватать.
– Один из избранных.
– Мне он никогда не нравился.
Наше удивление вызвал не столько этот диссонанс в непрерывном потоке славословия, сколько его источник. Замечание исходило из-под черного дымохода Черити. Ее братец в гневном изумлении повернулся к ней, но девушка продолжила с вызовом:
– Он был подхалимом и льстецом. Вечно расточал похвалы, а сам посмеивался себе под нос.
– Черити, Черити, – мягко сказал Дэвид. – Вы забываетесь.
Стройная фигурка в черном одеянии качнулась в его сторону, словно цветок в поисках солнца. Девушка молитвенно сложила руки:
– Вы правы, брат Дэвид. Простите меня.
– Это может сделать только Бог.
Эмерсона, который с неприкрытым удовольствием наблюдал за этим диалогом, наконец утомили лирические отступления.
– Когда вы в последний раз видели Хамида?
Все сошлись во мнении, что Хамида не видели с той ночи, когда случился пожар. Он присутствовал на вечерней трапезе вместе с другими, новообращенными, после чего удалился на свое убогое ложе. Дэвид утверждал, что видел его мельком в последующей суматохе, но Иезекия настаивал, что, напротив, отсутствие Хамида среди тех, кто тушил пламя, вызвало у него нехорошие подозрения. Когда же Хамид и утром не объявился, оказалось, что его скудные пожитки тоже исчезли.
– Мы предположили, что он вернулся к себе в деревню, – сказал Дэвид. – Иногда наши новообращенные... Иногда они не...
– Понятно, – ухмыльнулся Эмерсон. – Ваша наивность, господа, меня удивляет. Оставим вопрос о вашей вере, но принимать у себя дома совершенно незнакомого человека, не получив рекомендаций, не наведя о нем справки...
– Все мы братья в Господе нашем! – продекламировал Иезекия, напыжившись.
– Это вы так думаете. В данном случае у мисс Черити, похоже, оказалось больше здравого смысла, чем у мужчин. Ваш «брат» вовсе не христианин-копт, а правоверный мусульманин. И выходец он отнюдь не из соседней деревушки, а из каирского преступного мира. Хамид был лжецом, весьма вероятно – вором и очень возможно – убийцей.
Если бы Эмерсон посоветовался со мной заранее, я бы велела ему не выдавать эти сведения. Да еще в такой форме! Как легко заметит читатель, мой ненаглядный сделал вид, будто сам и разведал всю правду о Хамиде.
Однако откровения Эмерсона позволили понаблюдать, какое же впечатление произведут они на миссионеров. Поскольку я, как правило, подозреваю всех без исключения, то, естественно, задалась вопросом: а не сидит ли перед нами убийца Хамида? Но изумление гостей выглядело искренним. На лице Дэвида читалось вежливое недоверие. Брат Иезекия сидел, словно громом пораженный. Его тяжелая челюсть отвисла, и в течение нескольких секунд он мог только бессвязно лопотать:
– Что... где... как вы... почему...
– В этом нет никаких сомнений, – важно сказал Эмерсон. – Ваш брат Хамид был отъявленным мошенником, он ловко вас одурачил.
– Поскольку сам Хамид не способен себя защитить, – заговорил Дэвид, – мой долг сделать это за него. Вы обвиняете беднягу в том, что он вас ограбил?
– У нас он ничего не украл. То есть... – По лицу Эмерсона скользнуло выражение досады. Я поняла, что он думает о странствующих ящиках с мумиями. Но вдаваться в подробности он не стал. – На совести Хамида кража древностей баронессы.
Иезекия наконец обрел дар речи:
– Откуда вам известно, сэр?
– У нас с миссис Эмерсон свои методы, – тонко улыбнулся Эмерсон.
– Но по крайней мере одна вещь нашлась, не так ли?
– Вы ошибаетесь. Ящик... – Эмерсон спохватился, но было уже поздно. – Это был не тот ящик с мумией, что принадлежит баронессе. Где же находится имущество баронессы, по-прежнему никто не знает. Но мы вышли на след.
Дэвид встал.
– Простите меня, профессор, но я не могу спокойно слушать, как вы обвиняете мертвого. Наши помощники, наверное, уже прибыли. Если вы покажете мне, где лежит наш несчастный брат, мы заберем его с собой.
– Разумеется. Я одолжу вам мешок.
7
Мрачная вереница похоронной процессии на фоне кровавого заката потянулась в сторону деревни. Нас пригласили присутствовать на погребении «нашего дорогого брата», на что Эмерсон воскликнул с искренним изумлением:
– Сэр, вы, должно быть, выжили из ума, раз предлагаете подобное!
Мы вернулись в гостиную, где Джон уже зажег лампы. Рамсес тоже был здесь. Он явно подслушивал нашу беседу с миссионерами. Стоило нам переступить порог комнаты, как он пропищал:
– Папочка, я хотел бы пойти на похороны.
– Что за вздорное желание? – поразился Эмерсон.
– Есть народное поверье, будто убийцу как магнитом притягивает на похороны жертвы. Я подозреваю, что это просто вымысел, но истинно пытливый ум не отвергает теорию только потому, что...
Эмерсон испустил тяжкий вздох.
– Рамсес, ты меня удивляешь. Одно дело научные изыскания и совсем другое – нездоровое любопытство, к которому, я должен с сожалением констатировать, питают пристрастие и некоторые взрослые, – быстрый взгляд в мою сторону, – хотя им следовало бы понимать...
Тут он замолчал, очевидно понятия не имея, а что, собственно, «им» следует понимать. Я ледяным голосом отчеканила:
– Мы слушаем тебя, Эмерсон. Продолжай, будь так любезен.
– Ну... э-э... Ага! Я собирался предложить вам иное развлечение. Вместо того чтобы тащиться на кладбище, давайте завтра наведаемся в Дахшур и вздуем... то есть навестим старину де Моргана.
– Прекрасная идея, Эмерсон! Но я не вижу причин, почему бы нам не сделать и то, и другое. Похороны состоятся рано утром, а потом мы можем съездить в Дахшур.
Странно, но Эмерсон возражать не стал. Рамсес тоже милостиво согласился.
После того как Рамсеса отправили спать, а Джон удалился к себе в комнату (он таки закончил терзать Левита и теперь погрузился в еще более запутанный текст Чисел), я сказала ненаглядному:
– Твоя сдержанность меня приятно удивила. Я уж испугалась, что ты разорвешь брата Иезекию в клочья.
– Этот жалкий субъект не стоит того, чтобы тратить на него силы и нервы. – Эмерсон отодвинул в сторону блокнот. – Честно говоря, я нахожу Иезекию крайне занимательным представителем Homo Sapiens. Это самый нелепый человек из всех, кого я встречал за последние годы.