Наталья Александрова - Клиент Пуаро
Она осмотрела стены, сплошь завешанные картинами. Были тут пейзажи, портреты, натюрморты… Между стеной и сервантом едва помещался большой портрет неприятного лысого старика. Глаза его глядели на Веру грозно и осуждающе, как будто старик знал, чем Вера занимается, и очень это не одобрял.
– Ладно, ладно, – тихонько проговорила Вера, глядя на старого урода, – ты мне еще будешь на нервы действовать!
Старик, кажется, понял ее слова и еще сильнее насупил брови.
Вторая, меньшая комната была спальней старухи. В полутьме белела неубранная кровать, на ночном столике возле нее стояли бутылочки и пузырьки из-под лекарств.
Вера снова почувствовала раздражение из-за того, что ей приходится копаться в старухиных вещах. О самой умершей тетке она не думала. Впрочем, и при жизни-то Анна Ермолаевна интересовала Веру только постольку, поскольку являлась владелицей необычайно дорогой картины. Возможно, она сама это заслужила, кто знает? Во всяком случае, бабка умудрилась всех обмануть, подсунув в банковский сейф подделку…
Но где же она могла прятать картину? Если заниматься планомерным, тщательным обыском квартиры, это займет слишком много времени, а Вера подозревала, что времени у нее нет. Раньше или позже сюда нагрянут люди загадочного Штабеля или всесильного Гришина, они поймут, что картина спрятана здесь, в квартире, и сами займутся ее поисками, а от нее, Веры, избавятся за ненадобностью…
Вера вернулась в гостиную и ходила по ней из угла в угол, пытаясь догадаться, где покойная тетка могла устроить тайник. Старый паркет скрипел под ее ногами. Возможно, старуха устроила тайник под полом? Вера подумала еще немножко и решила, что вряд ли. Тетка была не слишком крепкой, стало быть, для такой работы ей пришлось бы нанимать кого-то, а она, как уже говорилось, слыла женщиной осторожной и вряд ли доверила бы тайну малознакомому человеку. А знакомому – тем более, усмехнувшись, подумала Вера.
Она еще раз огляделась. Одну сторону комнаты занимала старомодная мебельная стенка – шкаф, сервант, секретер, другую часть – массивный комод, а на нем – старинные бронзовые часы. Над часами висели несколько картин, дальше была дверь, вдоль следующей стены стоял диван, покрытый выцветшим бежевым покрывалом, рядом – маленький темный столик, на нем – старомодный телефонный аппарат.
Вера подошла поближе и села на теткин продавленный диван. Она знала, что это любимое место хозяйки, она не раз видела на этом диване Анну Ермолаевну. Все здесь было устроено для ее удобства – столик рядом, только руку протяни, на него можно поставить чашку чаю, очки положить, лекарство… Телефон, опять же, совсем рядом, вставать не нужно… Именно с этого места удобнее всего смотреть телевизор.
Старуха проводила тут много времени, чаек попивала, сериалы посматривала, по телефону с приятельницами разговаривала, с такими же, как она, старыми перечницами… Очень удобно – все под рукой, все перед глазами…
Вера еще раз очень внимательно посмотрела на противоположную стену комнаты. Там, как и везде, висели картины – темноволосая женская головка, какая-то живописная южная гавань, букет ярких пышных роз…
Вера часто бывала у тетки и помнила все эти картины.
И сейчас она почувствовала, что на стене чего-то не хватает.
Зажмурив глаза и заставив работать память, она вспомнила, что посредине, между розами и южной гаванью, висела икона. Николай Чудотворец. Вера удивлялась, почему старуха повесила здесь эту икону – она была явно дешевая, уж слишком примитивно и грубо был намалеван лик угодника, а религиозностью Анна Ермолаевна никогда не отличалась…
Вера поднялась с дивана и подошла к противоположной стене.
Совершенно верно, на месте иконы на обоях виднелся прямоугольный след – от солнца, как след от часов на загорелой руке…
Вера похолодела.
Чтобы проверить ужасное подозрение, она схватила лежавший на столике портновский сантиметр и измерила пятно на обоях.
Двадцать на тридцать сантиметров, точно такие же размеры, как у той поддельной картины, которую она вчера принесла Гришину.
Значит, такие же размеры, как у настоящей картины.
Мерзкая старуха перехитрила всех. Она положила подделку в банковский сейф, а настоящую картину повесила на виду, заклеив ее дешевенькой иконкой. Она сидела на своем диване, глядела на картину и посмеивалась.
Но даже не это самое ужасное. Самое ужасное, что кто-то побывал здесь раньше Веры, разгадал теткину хитрость и унес картину.
Унес ключи от Вериной великой мечты, ключи от солнечных пляжей, белоснежных лайнеров, роскошных отелей… ключи от счастья, как понимала его Вера Зайценогова.
Вера застонала… и тут же замолчала, застыв от страха.
Дверь квартиры едва слышно скрипнула.
Сердце бешено заколотилось, во рту пересохло. Вера крадучись двинулась в сторону прихожей. Она смутно надеялась, что странный звук ей померещился, и хотела убедиться, что в квартире нет никого, кроме нее, и запереть дверь на огромный допотопный крюк… она ругала себя за легкомыслие, за то, что сразу не догадалась накинуть крюк, понадеявшись на замки.
Разве замки остановят настоящую опасность? Говорят, они – только от честных людей, а вору ничего не стоит справиться с любым запором…
Вору или убийце.
Вера приблизилась к двери комнаты и выглянула в прихожую.
Нет, тихий скрип ей вовсе не померещился, и она больше не была в квартире одна.
В прихожей стоял человек.
Увидев его, в первый момент Вера даже почувствовала облегчение – до сих пор она так легко управлялась с ним, так ловко умела убеждать его, играя на его комплексах и маниях, заставляла делать то, что ей было нужно. Сама его фигура – сутулая, тщедушная – вовсе не казалась опасной…
Но она тут же напомнила себе, что эта его беспомощность, безопасность – кажущаяся, что на самом деле он – опасный маньяк, убийца, на чьей совести уже три человеческие жизни… кому это знать лучше, чем ей? И что из того, что до сих пор он был ее послушным орудием? Считать, что маньяк вполне управляем, – то же самое, что курить на ящике динамита…
Как бы подтверждая ее подозрения, Роман угрожающе проговорил:
– Вот, значит, ты где… Ну, здравствуй, Вера.
– Как ты меня нашел? – Девушка попятилась, отступая к двери гостиной.
– Люди… люди подсказали, – проговорил Роман, нервно потирая руки и делая шаг вперед.
– Какие еще люди?
– Это неважно, – отмахнулся он. – Какая разница, кто мне подсказал… важно совсем другое. Не ты ли говорила мне, что никому нельзя позволять манипулировать собой?
– Говорила, – отозвалась Вера, не спуская с маньяка испуганного взгляда. – Ну и что?
– И как раз ты превратила меня в самую настоящую марионетку… ты заставила меня делать за тебя черную работу, таскать каштаны из огня… Ты превратила меня в убийцу!
– Врешь! – вскрикнула Вера. – Ты уже был убийцей! Ты убил Животовского до того…
– Это неважно, – снова отмахнулся Роман, как от назойливой мухи, – важно другое. Справедливость должна быть восстановлена… я слишком долго был слеп, позволял тебе дергать себя за ниточки…
Вера оглядывалась по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, какого-нибудь орудия самообороны, но Роман неожиданно проворно подскочил к ней, схватил за плечо горячей твердой рукой и зашептал прямо в ухо:
– Ты использовала меня! Хорошо, что мне открыли глаза! Я тебе верил, а ты моими руками расчистила путь к наследству! Теперь я знаю правду…
– Какую правду? – едва слышно проговорила Вера, глядя в его безумные глаза.
– Волкоедов – твой родственник! Его настоящая фамилия – такая же, как у тебя! Ты заставила меня убить его, чтобы получить наследство!
– Никто не заставлял тебя убивать, – ответила Вера без всякой надежды, – тебе просто понравилось убивать, это стало твоей потребностью!
Роман схватился свободной рукой за голову. Железный обруч стискивал его виски все сильнее… что такое она говорит? Впрочем, это неважно… Справедливость должна быть восстановлена, и тогда боль пройдет, отпустит его…
Роман по привычке сунул руку в карман и вдруг нащупал там свое любимое оружие, которое давно уже считал потерянным, – маленькое плоское шило, так удобно ложащееся в ладонь, так мягко вонзающееся в чужую плоть… Это рука судьбы подбросила оружие в самый подходящий момент…
Он вынул шило из кармана и повторил:
– Справедливость должна быть восстановлена!
– Вот именно! – прогремел у него за спиной чужой голос. – Руки вверх!
Этого не могло случиться, судьба не могла быть к нему так жестока, ведь он – только орудие справедливости…
Роман попытался сделать вид, что ничего не произошло, что чужой грубый голос ему померещился, и замахнулся рукой с шилом, но чьи-то сильные руки схватили его, развернули, и на запястьях защелкнулись наручники.
– Вот как славно, – проговорил капитан Хвощ, – взяли прямо при попытке очередного убийства! И орудие налицо… думаю, экспертиза подтвердит, что все три убийства совершены именно этим шилом… вот как славно!
