Иоанна Хмелевская - Бабский мотив
Склерозом я пока не страдаю, исповедь Барбары Борковской крепко засела в моей памяти, и я поняла, что передо мной вторая жена, знаменитая Уршулька, а рядом с ней — Зеня из бухгалтерии. А кто еще это мог быть? Ведь самая главная подружка Уршульки лежала в морге, на работе Уршуля общалась только с Зеней, а остальные бабы ее не любили.
— Ну что такое, что? — повторяла Зеня. — Ну скажи наконец? В чем дело? Что ей от тебя нужно было?
Уршулька шмыгала носом и продолжала мазюкать физиономию потеками туши, не в силах выговорить ничего членораздельного. Зеня налила ей виски в стопку с коньяком.
— Я Домбровская, Ядвига, — прошептала женщина возле меня, продемонстрировав тем самым, что мое присутствие не ускользнуло от ее внимания.
— Хмелевская, Иоанна, — машинально представилась я, тоже шепотом.
Кто такая Ядвига Домбровская, я догадалась мгновенно: пани Ядзя, которая нянчилась с детями Барбары!
— Да не понимаю я ничего, — настаивала Зеня. — Чего она на самом деле от тебя хотела?
Ну говори же!
— Де-е-е… — невнятно провыла Уршулька. — Де-е-енег!
— Денег? За что?! Ведь ты же ее больше не просила прикидываться Барбарой! Раньше ты ей
платила — это понятно, но сейчас-то за что?
— Что.., чтобы переста-а-ала!
— Чтобы она перестала изображать Барбару?
Всхлипнув совсем уж неистово. Уршулька кое-как донесла до рта стопку. В голосе Зени послышались нотки ужаса:
— А если ты ей не заплатишь, она будет и дальше продолжать. А на что ей это? Ведь и так уже никто не верит! В конце концов дойдет до НЕГО!
— Вот.., вот и-и-именно!
— Она хотела ему сказать?!
— Е-е-если я ей не дам де-е-енег…
— Гос-с-поди Иисусе! И ты только поэтому?! Ну и дура! И ведь нашла где — возле дома той самой Хмелевской!
— Она.., она.., упе-е-ерлась…
Потрясенная Зеня смолкла. Схватив бутылку, плеснула водки в рюмку из-под коньяка и залпом выпи-га. Потом перевела дух.
— Откуда ты волыну-то раздобыла? На базаре купила, что ли?
Уршулька снова молча закивала.
— Грит, е-если у нее не будет, то и у меня не будет… — отчаянным усилием воли выговорила Уршулька по собственной инициативе. Видимо, под влиянием алкоголя она становилась болтливой.
— То есть если ты ей не заплатишь, то и у тебя мужа не будет, — догадалась Зеня.
Уршулька энергично закивала и попыталась подпереть подбородок ладонями, что у нее не очень получилось — локти разъезжались по столу.
— Со вчерашнего дня так кочегарит, — прошептала пани Ядзя.
Я подумала, что уж повод у Уршульки точно есть, но промолчала, чтобы не спугнуть подружек.
Зеня явно еще не все разузнала.
— И ты привезла ее туда на своей машине, дурища этакая, да? Думала, что заподозрят Барбару?! Да ведь тебя наверняка видели!
— Не-е… никто…
— Да брось ты, так не бывает, чтобы никто никого не видел. А я тебе с самого начала говорила, чтобы ты с ней не связывалась! Я обо всем догадалась, но чтобы ты ее укокошила, мне и в голову не пришло! Надо было дать ей денег!
Уршулька разразилась целым потоком слез.
— А она.., она грит.., грит, ему все-о-о скажу… Для прико-ола… У меня денег уже не было…
Сте. — .Сте… Стефан стал спрашивать, куда.., куда мне сто-о-олько… Она к де-е-етям лезла… Над душой стоя.., стояла.., как привиде-е-ение…
Теперь уже Зеня закивала.
— Ну вот, теперь, похоже, понимаю. Пиджак ты подкинула ей домой, а ключи?
Даже в профиль было ясно видно, что до Уэшульки уже не все доходит.
— Так ведь у тебя остались ее ключи, — повторила испуганная Зеня. — Ты что с ними сделала? Они у тебя до сих пор?
Бессмысленный взгляд Уршули красноречиво свидетельствовал, что так оно и есть.
— Мать честная! А пистоль свой? Выбросила?
Глаза Уршульки ясно выразили, что нет, не выбросила.
— И куда ты его дела?! Вот же балда! Если ты хотела от нее избавиться, надо было по уму все делать. Она свинья, конечно, эта Феля… Где пистолет? Ты его подкинула Барбаре?
На физиономии пьяной Уршульки мелькнул проблеск чего-то вроде хитрой ухмылки. Она уставилась на стопку, вид которой явно придавал ей силы. ,;
— Я не упсела.., того.., не успела…
— Не успела? А все-таки хотела? Ну нет, это уж слишком! Не то чтобы глупо, но подло!
Пусть бы уж подумали на каких-нибудь бандюков, это еще туда-сюда… Ну ты и подлюга!
А я-то сюда примчалась такая расстроенная, вчера меня про тебя расспрашивали, я ничего не сказала, думала — это не ты…
Решительным жестом, словно пытаясь наверстать упущенное, Зеня плеснула себе коньяка в остатки водки.
— Борковского охомутать — это я, еще понимаю, никто бы от него не отказался, пусть, Даже укокошить эту метелку Фелю — тоже не грех. А я-то подумала, что это Барбара ее пришила, тут удивляться нечему, но чтобы на нее и это сваливать?! Нет, я бы так не смогла! Как ты детям в глаза смотреть будешь, если их мать из-за тебя" повесят?! Ты мне скажи, трудно было ее застрелить? Ты что, сзади — и так сразу попала?
А если бы она выжила?.. И что теперь будет, господи… Нет, в голове не укладывается — все из-за какого-то мужика.
— Я.., ее.., ненави-и-ижу, — провыла Уэшулька.
— Кого?!
— Бар… Барба-ару…
— Барбару? Да ты с ума спрыгнула! Это она тебя должна ненавидеть!
— Во набрались! Антракт в биографии им гарантирован, как в Госстрахе, — вдруг тихо сказал кто-то за нашими спинами.
Гром с ясного неба не напугал бы нас сильнее.
Мы с пани Ядзей подскочили, но я все же осмелилась оглянуться. За нами стояли инспектор Бежан с комиссаром Гурским. Может быть, за их спинами стоял кто-то еще, но я уже не в силах была присматриваться.
— Пошли отсюда, — предложил Бежан. — Спешить-то больше некуда.
Мы молча двинулись к выходу. Зеня в гостиной продолжала свой монолог, быстро приканчивая остатки коньяка.
— Как вы думаете, где она держит ключи от машины? — спросил Бежан, когда мы вышли.
— В сумочке или в кармане костюма, который она надевала последним, — без запинки ответила я.
— В сумочке, — буркнула пани Ядзя.
— А сумочка где?
— В кухне. На столике у дверей.
— И что, мы просто так тихо-мирно разойдемся? — возмутилась я, даже не пытаясь скрыть разочарования. — Я стоя беседовать не умею!
Может, сядем на лестнице?!
— Нет, зачем же. Никто не мешает спокойно посидеть на кухне, эти две дамы наверняка не примутся готовить обед. А ордер на обыск у нас есть, свидетели тоже, мы действуем по всей строгости закона…
Комиссар Гурский нашел на кухонном столике дамскую сумочку, покопался в ней и вытащил ключи от машины. Не говоря ни слова, он передал их кому-то из своих коллег, который тут же исчез за дверью. Пани Ядвига, преодолев шок, машинально принялась хлопотать по хозяйству.
— Я за детскими вещами пришла, — объясняла она, заваривая чай. — Потому что уже вчера видно было, что пани Уршуля к жизни не скоро вернется. А тут осень. Школьный скарб они сразу забрали, но одежда-то осталась, вот я и пришла за ней, ключи-то у меня есть. Сначала я хотела, чтобы дети со мной пошли и сами выбрали, что им хочется взять, а потом я, словно предчувствовала, подумала: зачем им на такое глядеть? — и отправилась без них. Открыла дверь, а тут голоса. Без хозяина-то гости редко случаются, я и не стала закрывать дверь. Дай, думаю, посмотрю, что к чему. Если грабители — лучше сразу удрать. А как увидела, что они пьяные за столом сидят, как услышала, о чем говорят, словно к полу приросла. Так и стояла, пока эта пани не пришла, пани Хмелевская то есть.
Бежан не стал интересоваться, что я тут делаю. Хватило одного его взгляда. Я определенно почувствовала, что мне не помешало бы приложиться к какой-нибудь бутылочке из гостиной, но решила ограничиться чаем пани Ядзи, а винца тяпнуть дома.
— Ну хорошо, признаюсь, — покаянно вздохнула я, — нет никаких рациональных оснований для моего визита. Но из всего моего расследования получился такой хаос, что мне просто необходимо было поговорить с пани Борковской номер два, потому что жену номер один я уже обработала. Я очень хотела разобраться в этой истории. Имеет же право человек желать ясности!
Вот я и примчалась сюда. А тут дверь приоткрыта… Вы что, не вошли бы?
— Я постучал бы.
— Вообще-то я тоже. Обычно я из вежливости даже звоню в чужие двери. Но тут мне показалось, что самое правильное — сначала заглянуть.
— И что?
— И ничего. По-моему, вы тоже не стучались.
— Я тут по службе. И как официальное лицо, хотел бы узнать, что вы тут услышали.
— Я слышала меньше, пани Ядзя — больше.
Пани Ядзя поставила на стол сахар и лимон.
— Просто мороз по коже, — мрачно сказала она, садясь рядом со мной. — Божеское наказание, вот что это такое. Она со вчерашнего дня так и не протрезвела, а сейчас напилась по новой, да еще сильней. Они так и сидели за столом, как сидят, когда я пришла. А эта, гостья, все выпытывала, как там все было с этой Фелей, и в голове у нее не укладывалось, что пани Уршуля лучшую подругу на тот свет отправила.
