Дарья Донцова - Три желания женщины-мечты

Я моментально соединилась с Васькиным, представилась, он со мной очень ласково заговорил:

— Дорогая Надежда, мама мне о вас рассказывала. После беседы с вами она решила дополнить свою книгу. К сожалению, не могу порадовать вас хорошими новостями. Вера Дмитриевна внезапно скончалась от желудочного кровотечения. Врачи говорят, что у нее была язва, но болезнь протекала бессимптомно. Оказывается, так бывает. Мама на диете не сидела, лекарств не пила, вот и произошла беда.

Меня сковал ужас. Я знала: Веру убила Елизавета. И даже поняла, как она это проделала. Поэтому спросила у Васькина:

— Скажите, ваша мама незадолго до кончины не ходила случайно к Николаевой?

— Они постоянно встречались, крепко подружились, вместе в парке гуляли, — ответил Григорий Андреевич. — Елизавета Гавриловна испытала глубокий стресс, узнав о смерти Веры Дмитриевны, прислала на похороны роскошный венок с лентой «От всех пуштанов». Я был очень тронут. Вы, наверное, знаете, что дед моей мамы был русским, он принял веру жены, жил как настоящий пуштан, но его все равно считали чужаком, а его потомство инородцами. Маме в детстве часто намекали: ты не стопроцентная пуштанка. Ее это больно ранило. Если бы Вера Дмитриевна увидела венок с такой лентой, она бы прослезилась. Елизавета Гавриловна человек удивительной души. А почему вы спрашиваете про их встречу?

— Просто так, — промямлила я и распрощалась.

С того дня, Геннадий Петрович, нет мне покоя. Видимо, Вера Дмитриевна не сдержалась, высказала вашей теще в лицо все, что о ней думает, и пообещала открыть правду людям. Вот старуха и лишила ее жизни. Елизавета в юности уничтожила много людей, небось и сейчас ни секунды не колебалась. Конечно же, она знала про Иванову смерть.

Чтобы пояснить, что это такое, мне, Геннадий Петрович, придется рассказать вам о некоторых тайнах из жизни пуштанов.

Я уже писала, что мы никогда не берем в руки оружия, убить живое существо для представителя нашего народа невозможно. Своих детей пуштаны воспитывали строго, запретов была масса. Священников в понимании православных людей у нас не было, но имелись три старейшины, которые мудро правили народом. Одним из них являлся мой дед. Поэтому у нас дома часто обсуждались разные дела.

Когда дедушка и два других патриарха усаживались за стол для разговоров, меня отправляли в мансарду, приказывали сидеть там, учить уроки или штопать одежду. Однажды я уронила иголку и начала ползать на коленях, разыскивая ее. Иголка была ценностью, зимой сорок первого года ее нельзя было нигде купить. Желая во что бы то ни стало найти потерю, я легла на пол и вдруг отчетливо услышала голос деда. С тех пор всякий раз, когда старейшины приходили к дедушке, я торопилась под крышу, плюхалась на пол и подслушивала не предназначенные для детских ушей разговоры. А потом сообразила: можно ведь еще заглянуть в щель между досками и увидеть расположенную внизу комнату. В свое оправдание могу лишь сказать: никогда никому не говорила, что узнала, а выяснила я, подросток, много.

Нельзя руководить людьми, используя только пряник, должен быть и кнут. Если нет страха перед наказанием, в человеке просыпается не самое лучшее. Кое-кто из пуштанов иногда совершал нехорошие поступки. Один раз старейшины, среди них был и дед Елизаветы Комани, обсуждали, что делать с Сергеем Аладини, который работал водопроводчиком. Парень пришел в дом к Гаврани, чтобы заменить трубу, увидел, что никого взрослых нет, и изнасиловал их дочь. Чтобы девушка не кричала, мерзавец засунул ей в рот кляп, и она задохнулась. Это было страшное преступление. В милицию пуштаны никогда не обращались, сами судили провинившихся. Сергея привели в нашу избу. Он плакал, просил его простить, но старик Комани поставил перед ним на стол небольшую коробочку и сказал:

— Сам реши свою судьбу.

Юноша впал в истерику, попытался убежать, но ему не удалось, дверь и окна были заперты. В конце концов Сергей открыл шкатулку, зачерпнул оттуда ложкой какой-то порошок, проглотил его, выпил два стакана воды и ушел. Его никто уже не останавливал.

Меня настолько поразило произошедшее, что вечером, когда мама зашла поцеловать меня на ночь, я не выдержала и спросила:

— Почему Аладини сначала не отпускали, а потом, когда он съел что-то, ему разрешили уйти? Чего он плакал и кричал?

Мама схватила меня за руки:

— Откуда ты знаешь, как вел себя Сергей?

И я поняла, что выдала себя. Делать было нечего, пришлось рассказать, чем я занимаюсь в мансарде.

Мамочка зашептала:

— Если дедушка узнает, тебе не поздоровится — лишит всех праздников, на день рождения даже поцелуя в подарок не получишь. Поклянись, что больше никогда не станешь подслушивать. Ты узнала тайну, которую пуштанам сообщают в день двадцатилетия. Сергей совершил ужасное преступление и не имел права жить дальше, поэтому старейшины достали Иванову смерть.

Я разинула рот, а мама продолжала:

— Раз уж ты видела то, что не следует, открою правду тебе до конца. Ты умная девочка и, конечно, понимаешь: никому из подружек даже намекать на то, что знаешь, нельзя. Так вот, совету старейшин приходится разбирать разные дрязги. Чаще всего они мелкие, бытовые…

— Знаю, мамочка, — перебив, сказала я, — слышала, как Игорь Саретони у Лавини деньги взял и не отдал. Дедушка приказал виновному через час долг вернуть и в наказание велел ему бесплатно в лавке Лавини три месяца полы мыть. Еще дедуля не разрешил Маше Уради от мужа-пьяницы уйти. Отчитал ее: «У хорошей жены супруг к горячительному не потянется. Ты лентяйка, дом не убираешь, обед не готовишь, Михаил себя неприкаянным чувствует. Хоть сто спутников жизни поменяешь, добра не жди. Самой надо другой стать. Приказываю тебе с сегодняшнего дня тряпку в руки взять, утюгом махать и еду нормальную готовить».

— Экая ты… ушастая, — вздохнула мама. — Дедушка знает, что идеальных людей нет, в каждом червячок сидит. Но иногда случается… как с Сергеем… Что с ним делать? Выгнать вон нельзя, ведь наверняка он опять зло сотворит, раз уж оказался на такое способен. Его поймают, тень на всех пуштанов падет. А у нас есть закон: когда человек кого-то убил, он обязан своей жизнью за содеянное расплатиться. Если все старейшины соглашаются, что преступник должен умереть, ему дают коробку с Ивановой смертью. Негодяй сам должен ее съесть, водой запить и уйти. Наутро он умрет. Понимаешь? Мерзавец самоубийством жизнь заканчивает, это грех для него, но не для остальных. Старейшины никого на тот свет не отправляют, преступник сам решает свою судьбу.

— Мамочка, а что такое Иванова смерть? — прошептала я.

— Растение такое. Стебли у него синие, цветет оно раз в несколько лет. Раньше в лесу росло, но давно не встречается, его надо в горшке выращивать, а это совсем непросто. Молодая поросль не годится, старая тоже, в ход идут лишь зрелые стебли. Их надо определенным образом высушить, в порошок перетереть. Когда человек пудру проглотит и водой запьет, Иванова смерть быстро в размерах увеличится, превратится в очень острые треугольники, которые раздерут ему внутренности. И все.

— А если он пить не станет? — спросила я.

— Так не бывает, — покачала головой мама, — рано или поздно выпьет, и ему каюк.

Но я никак не могла успокоиться.

— Мамочка, Сергей не хотел себя убивать, старейшины его не отпускали, пока он порошок не съел. Выходит, они его заставили с собой покончить. Разве это нашим предкам понравится?

Мать рассердилась:

— Мала еще рассуждать! Так испокон веков пуштаны с мерзавцами поступали, не нам уклад менять. Ну-ка, закрыла рот! Только попробуй кому-нибудь хоть слово о Сергее вымолвить, узнаешь тогда, что такое фунт лиха! Дед тебя вон выгонит, станешь побродяжкой!

Больше я к матери с вопросами не подходила, в моей душе поселилось смятение. Нам нельзя убивать, запрещено брать в руки оружие, стрелять. А принудить человека съесть Иванову смерть, значит, можно? Сергей ужасный преступник, но получается, что мой дедушка и другие старейшины тоже убийцы?

Однако не стану излагать вам размышления и метания ребенка, вернусь к Васькиной.

Я донельзя перепугалась, узнав, что Вера Дмитриевна умерла от язвы. Похоже, не было у нее этой болезни, Григорий Андреевич говорил, что его мама на диете не сидела, врачи никогда ей о такой необходимости не говорили. Ладно, не берем в расчет докторов, они часто ошибаются. Но если у человека что-то болит, он сам беречься будет. Вот я знаю, что от кофе меня всегда тошнит, и не пью его. Вера Дмитриевна у меня в гостях с аппетитом жареную курочку с макаронами ела, чай с вафельным тортом пила. Разве человек с язвой так питается? И у нее после обеда ничего не заболело.

Впрочем, Геннадий Петрович, я уверена: у вашей тещи есть коробочка с Ивановой смертью. Елизавета Гавриловна страшная убийца.