Наталья Александрова - Позолоченный ключик
Лёня снял с полки первую попавшуюся папку, развязал тесемки, открыл.
Внутри папки были сложены какие-то чертежи, электрические схемы и пояснения к ним.
— Ну, и что это такое? — спросила Лола, заглядывая через его плечо.
— Схемы какого-то устройства. Причем, насколько я могу судить, все это ужасно устаревшее, эти схемы сейчас никому не нужны. Все эти синьки, кальки… позапрошлый век…
— Но тогда почему все так стремились попасть в этот подвал?! — возопила Лола.
И тут же осеклась, услышав из угла явственный писк. На полу валялись какие-то клочки, из чего Лола сделала очень неприятные выводы — несомненно, тут есть крысы.
— Ума не приложу, с чего они все сюда лезли, — протянул Лёня, доставая с полки другую папку. — Наверняка не из-за этих схем и чертежей. Может быть, здесь, среди этих папок, спрятано что-то очень ценное, но нам понадобятся многие годы, чтобы проверить весь этот архив, папку за папкой. Особенно если учесть, что мы не знаем, что искать… Нет, это бесполезно. — Он поставил обе папки на место. — Нам нужна еще какая-то подсказка, но где она?
— Наверное, в той черной записной книжке! — осенило Лолу. — Помнишь, там одна картина над камином помечена крестиком? Может быть, в ней спрятана подсказка?
— Может быть! Значит, нам нужно попасть в дом Николая Львовича! Кстати, как там у тебя с Веником, не наладилось?
— Представь, он окончательно меня продинамил! — ответила Лола, резко поскучнев.
— Он? Тебя? — недоверчиво переспросил Лёня. — Я не ослышался?
— Можешь себе представить! Не звонит и на мои сообщения не отвечает… Не иначе, у него кто-то появился!
— Ну надо же! Я просто поражен! Ты, похоже, теряешь квалификацию…
— Ничего я не теряю! — огрызнулась Лола. — Просто этот козел… козел… — Она не смогла продолжить, задохнувшись от праведного возмущения.
— Ну ладно, не важно, — перебил ее Маркиз. — Мы попробуем проникнуть в дом другим способом. А сейчас пойдем отсюда, все равно мы ничего не можем сделать.
Он погасил свет в подземном хранилище, и компаньоны отправились в обратный путь. Но перед этим Лёня прошелся по среднему коридору до пересечения его с еще одним, более узким. Там стоял старый конторский стол и два ломаных стула. Судя по всему, когда-то за этим столом сидел дежурный.
Над столом была прикреплена проржавевшая лампа, которая, как ни странно, горела. Столешница была исцарапана и покрыта пятнами, какие получаются, когда ставят прямо на стол кружки с горячим чаем. В ящике обнаружилась та самая кружка — с отбитой ручкой, а также гнутая алюминиевая ложка и пачка старых газет. Кроссворды в этих газетах были разгаданы. Еще в ящике лежал пожелтевший лист бумаги, на котором было написано: «План эвакуации в случае пожара». Лёня посмотрел на него внимательно и забрал с собой.
Из подземелья они выбрались без приключений. Лёня уже направился было к машине, но вдруг остановился и посмотрел вдоль улицы.
— Что ты, Лёнечка? — окликнула его Лола. — Поехали уже домой! Мне хочется скорее принять душ, а то эти крысы… кажется, я вся ими пропахла! Так и слышу их писк! Бр-р!
— Подожди минутку. — Маркиз прищурил один глаз. — Подземный коридор направлен вон туда, налево. Мы по нему шли минуты три или четыре…
— А мне показалось, гораздо больше! Наверное, полчаса!
— Примерно четыре минуты, — повторил Лёня. — Значит, мы находились вон под тем зданием…
Он немного прошел вдоль улицы и остановился перед современным зданием, на котором сияла неоновая вывеска: «Оздоровительный центр “Диана”».
В сквере возле оздоровительного центра бодрая старушка выгуливала таксу.
— Ну, скорее же, Марфуша! — взывала хозяйка к совести своей любимицы. — Ночь же на дворе! Ну, приспичило тебе, так делай свои дела, и пойдем домой, а то, видишь ли, внеплановую прогулку себе устроила! Совесть надо иметь!
Такса делала вид, что слова хозяйки относятся вовсе не к ней.
— Извините, дама! — окликнул Лёня старушку. — Вы ведь, я думаю, старожил этих мест?
— Ну да, — охотно отозвалась та, крайне обрадованная, что интересный молодой мужчина назвал ее дамой, а не бабушкой. — Я, молодой человек, как родилась в Семенцах, так всю жизнь тут и прожила!
— Вот как раз вы мне и нужны, — обрадовался Лёня. — Видите ли, я пишу книгу о Петербурге и как раз дошел до главы об этом районе. По ходу своих поисков я выяснил историю почти каждого дома. Но вот этот дом, где центр «Диана», он ведь совсем новый…
— Новый, совсем новый! — охотно подтвердила старушка Лёнины слова. — Его только три года как построили, у меня уже Марфуша была. Правда, еще совсем маленькая.
— А что раньше было на его месте?
— Раньше-то? Раньше на этом месте бюро было конструкторское, совершенно секретное. Вахта, вертушка, все как положено. Всякие средства связи тут разрабатывали — для самолетов, для кораблей военных… То есть знать об этом никому было не положено, но мы-то, местные, все про всех знали.
— А потом?
— А потом это бюро закрылось, несколько лет дом так стоял, заброшенный. В нем уже бомжи поселились. А уж потом какой-то богатый человек его купил, снес до основания, а уж на этом основании, то есть на фундаменте, построил эту самую «Диану»… Ну все, Марфуша, как хочешь, а нам пора возвращаться!
Лёня поблагодарил общительную старушку и вернулся к своей машине.
— Ну, и что ты выяснил у этой престарелой кокетки? — недовольно осведомилась Лола.
— Я выяснил, что на месте этого оздоровительного центра был старый дом, в котором помещалось секретное конструкторское бюро. Бюро закрылось, дом снесли, но подвал остался. И в подвале за ненадобностью остался архив конструкторского бюро. Над этим подвалом выстроили новое здание, так что попасть туда сверху нельзя. Однако сохранился второй вход, сбоку, через ту дверь, которую открывает наш золотой ключик. Кто-то знал про этот потайной подвал, и этот кто-то использовал его как тайник…
— Неплохо бы еще узнать, что этот твой «кто-то» там спрятал! — вздохнула Лола.
— Постараемся узнать! А сейчас поехали домой, и правда хочется принять горячий душ и выпить чаю… Интересно, осталось немножко твоего песочного пирога или наши троглодиты все сожрали?
— Да ты сам еще вчера его съел! — возмутилась Лола. — Тебя вообще легче убить, чем прокормить! Да еще на зверей наговариваешь! Ну ладно, у меня сухари есть, с маком…
Дома, напившись чаю, Лёня сказал:
— Как хочешь, Лолка, нужно идти в дом покойного Николая Львовича и смотреть там на картину. Звони своему Венику.
— Я не могу, — надулась Лола, — он мои звонки сбрасывает. Должна же у девушки быть гордость?
— Несомненно, — подтвердил Маркиз, набирая номер заказчика. — Девушка должна знать себе цену, и эта цена должна быть высокой… — Господин Старицкий? Я вас не разбудил?
— Какое там, — сердито ответил Старицкий. — В аэропорту загораю, рейс задерживают. Что у вас?
— У меня просьба насчет дома вашего покойного друга… Как бы туда попасть?
— Вот как раз звонил мне наследничек, племянник этот… — Лёня почти воочию увидел, как Старицкий брезгливо поморщился. — Сказал, что дом срочно выставляет на продажу, просил порекомендовать кого-нибудь.
— Это замечательно! — обрадовался Лёня. — Так я сошлюсь на вас? И еще одно. Вы говорили, что вам в наследство осталась пара картин. Из тех, что висели в холле?
— Ну да, передвижники. Небольшой пейзаж Васильева «Стога на осеннем поле» и поздний Саврасов.
— «Грачи», небось? — оживился Лёня. — Поздний сильно пьющий Саврасов все «Грачей» своих переписывал, в последнее время не очень хорошо получалось…
Лола, слушавшая разговор, вытаращила глаза — откуда у Леньки такие познания? И тут же вспомнила, что была у него интеллигентная мымра из Эрмитажа.
Как уже говорилось, Лёню любили девушки. Но любили его также и женщины постарше — от тридцати пяти до сорока. Причем если молоденькие девушки попадались Лёне все больше простоватые, без избытков образования, то у дам постарше приветствовались не только диплом, но и диссертация.
Лёня уважал образованных ученых женщин, была у него даже одна знакомая женщина доктор наук. А с этой, из Эрмитажа, Ленька уже давно порвал, точнее она с ним, Лола точно знает. Но все равно вспоминать противно.
Маркиз на все терзания своей подруги внимания не обратил, он продолжал выспрашивать заказчика. И выяснил, что все картины висели в холле над камином и интересующая его картина, та, что в книжке была помечена крестиком, так и осталась там висеть. Не было в ней ничего особо ценного, безымянный художник середины девятнадцатого века, изображен какой-то деревенский пейзаж, картина так и называлась — «Пейзаж с радугой».
— Завтра с утра едем в «Ромашки», — строго сказал Маркиз. — Оденешься, как в прошлый раз, чтобы Веник тебя сразу узнал.
