Мост самоубийц - Марина Серова
Где же прокололась Полина? Вот в чем вопрос. Как Регина догадалась, что она все знает? Полина сама высказала ей свои подозрения? Сомнительно. То немногое, что я знала о девушке, говорило в пользу того, что она была умна и не допустила бы такой промах. Я с каждым днем проникалась к ней все большим уважением, и факт ее трагической гибели меня удручал все сильнее.
В шесть утра нас разбудила сонная проводница с отпечатком подушки на розоватой щеке. Она сообщила, что через полчаса мы прибываем на станцию Уварово, где поезд стоит только две минуты. Наскоро умывшись, мы собрали вещи. Проводница принесла два стакана, в которых плескался жидкий кофе. Тьма за окном еще была непроглядной. Морошин сидел напротив, положив руки на столик. Вид у него был помятый. От недосыпа следователя бил легкий озноб.
— В детстве я ездил к бабушке в деревню. Родители всегда везли меня на поезде, и мы приезжали в пять утра. Думал, я уже никогда не испытаю это жуткое ощущение — просыпаться в темноте в поезде и собираться в сонном вагоне. Есть в этом что-то неправильное. Ты выходишь на станции, а люди едут дальше, и им можно спать.
Я улыбнулась.
— Надо же. А ты поэтическая душа, Лев Марсович. Мне тоже не нравится просыпаться рано.
Морошин уныло помешал ложечкой свой кофе.
— Кстати, почему у тебя такое отчество? Твоего отца действительно звали Марс?
Следователь кивнул.
— Да. Мои бабушка с дедушкой преподавали филологию в одном из университетов столицы и очень увлекались мифологией.
— А почему в таком случае тебя зовут не Аполлон или Гермес?
— Потому что мои родители очень увлекались биологией.
Мы оба засмеялись, и Морошин придвинул мне свой стакан.
— Это ты у нас любитель кофе, — сказал он.
— Зачем тогда заказывал?
— Я не заказывал.
В этот момент я ощутила, как поезд начал сбрасывать скорость, приближаясь к станции. За окном замелькали тусклые фонари населенного пункта.
— Как не заказывал? Проводница просто так его принесла? Как комплимент?
Морошин пожал плечами:
— Не знаю. Но, видно, придется выпить. Я сейчас засну на ходу.
Он потянулся к стакану, но я, следуя какому-то неясному порыву, остановила его руку.
— Не пей.
— Что? В чем дело?
— Не знаю. Не нравится мне это. Ты не просил кофе, я тоже. А в благотворительности РЖД еще не были замечены.
— Ты что, думаешь, нам кто-то что-то подсыпал?
— Вставай и пойдем.
Морошин с сомнением посмотрел на кофе. Было видно, что он хочет сделать глоток. Следователь наклонился и понюхал напиток.
— Ничем не пахнет.
— Пойдем. — Я потянула его за рукав и взяла со столика стакан с кофе. Проводница у входа махнула нам рукой, поторапливая к выходу. Лев Марсович поднял сиденье, достав свой чемодан, и двинулся за мной по проходу.
— Тебе уже везде мерещатся яды, — пробурчал он.
Поезд, дернувшись несколько раз, встал у узкой платформы, за которой виднелось скромное одноэтажное здание станции. Проводница открыла дверь, выпуская нас в морозное темное утро. Дохнуло вязким, сырым холодом.
— Спасибо за кофе, — сказала я, пропустив вперед Морошина. Проводница молча кивнула, принимая у меня стакан. — А кто его заказал для нас?
— В смысле? Вы же сами послали какую-то женщину и попросили сделать вам кофе. Она и деньги от вас передала. Что-то не так? Там было без сдачи.
— Эта женщина стояла рядом, когда вы делали кофе?
— Ну да.
— А потом?
— Я понесла стаканы, а она ушла.
— Не прикасайтесь к этому кофе, не пейте и не нюхайте. Вы меня поняли?
— Что случилось? — испугалась проводница.
— Некогда объяснять. Мы из полиции. Стакан накройте чем-нибудь, только не выливайте содержимое, и спрячьте в надежное место. Если в поезде есть представитель полиции, скажите ему, что в стакане яд. Пусть передаст его сотрудникам на конечной станции. К тому моменту, как вы доберетесь до места, там уже будут в курсе. Вам все ясно?
— Яд?
Девушка застыла, раскрыв рот.
— Да, и еще вам придется описать полиции женщину, которая попросила вас сделать кофе.
— Господи, как? Ничего не понимаю… я первый раз ее видела.
Я вздохнула:
— Просто сделайте так, как я сказала, и ничего не бойтесь. Вымойте руки хорошо после того, как все сделаете. Но лучше браться за стаканы в перчатках.
Я соскочила с подножки, воспользовавшись протянутой рукой Льва Марсовича (от этого движения у меня перед глазами аж звезды засверкали), и поезд, дернувшись в тот же миг, медленно поплыл вдоль платформы. Ошеломленная проводница на ходу закрывала дверь.
— Если это Регина, она все еще в поезде, — нахмурился Морошин, глядя вслед отъезжающему составу. — Можно было остаться и обыскать вагоны.
Я покачала головой:
— Наша цель — это Митяево. Там хранятся самые страшные секреты Регины, поэтому она и хотела нам помешать.
— А как она узнала о том, что мы собираемся совершить рейд по местам ее детства?
— Не представляю. Подумаем об этом потом. Сейчас нужно позвонить Кирьянову и попросить полицию встретить поезд в Иваново. А затем подумаем о том, как нам добраться до цели нашего путешествия. Судя по всему, мы в самом глухом уголке страны. Не уверена, что мы увидим хоть один автобус раньше девяти утра.
Мы развернулись в сторону темного здания станции и медленно пошли в направлении его тускло светящих окон. Вокруг было так пусто и безлюдно, что на миг мне показалось, что мы с Морошиным последние люди на земле. Я на ходу достала телефон и набрала номер.
— Кирьянов? Спишь? Просыпайся.
— Господи, Иванова, — голос моего друга был сиплым со сна, — ты дашь мне спокойно жить?
— Не сегодня, мой друг. Прости.
* * *
Просидев два часа на неудобных жестких сиденьях в вокзальном здании Уварово, мы наконец увидели первый автобус, который подъезжал к станции. Рядом тут же образовалась очередь из людей, желающих на нем уехать. Я удивилась — мне казалось, что на триста километров вокруг мы с Морошиным совершенно одни, а тут, буквально из ниоткуда, нарисовалось не меньше пятидесяти человек с детьми, сумками и собаками. В недоумении мы наблюдали, как эта толпа упорядочивается в длинную очередь, которая медленно
