Людмила Милевская - Цветущий бизнес

Я отправилась к памятнику Пушкину.

Без труда разыскала отделение милиции. Напротив, чуть правее к памятнику, расположился магазин, в котором Иванова крыла матом очередь. В двух шагах от магазина был газетный ларек. Я купила журнал, завязала разговор с продавщицей, смазливой девицей. Павел был видным парнем, девица вполне могла его заметить.

— В тот день была не моя смена, — разочаровала она меня. — Спросите рядом, на лотке.

Рядом на лотке продавали лекарства. За неимением покупателя, продавщица пялилась на прохожих.

“Это то, что мне нужно,” — подумала я и устремилась к ней.

— Видела, как же, видела, — взахлеб бросилась рассказывать она. — Парень шел, симпатичный такой. Я обратила на него внимание.

— А цветы? — спросила я. — Он нес цветы?

— Нес, нес, герани, красную и белую. Я потому на него и засмотрелась.

— У него обе руки были заняты?

— Нет, одна. В одной руке цветы, а другую он держал в кармане джинсов.

— Вам не показалось, что ему дурно, что у него кружится голова?

Продавщица задумалась.

— Да нет, он был в хорошем настроении, улыбался каким-то своим мыслям. Нет, ему не было дурно, нет, улыбался он, улыбался.

— И что же произошло потом? — в нетерпении спросила я.

— Потом он остановился, вон там, чуть левее и собрался переходить улицу. Стоял, ждал. В это время ко мне подошел покупатель, и я отвлеклась. Вдруг слышу визг тормозов, шум…

— Значит вы не видели как это случилось?

— Нет, у меня был покупатель. А когда я услышала шум, все побежали туда. Я не могла отойти. У меня лоток. Толпа закрыла дорогу. Мне ничего не было видно. Я уже посмотрела потом.

— Милиция рядом, — показала я в сторону отделения. — Среагировали быстро?

— Да, быстро. Водитель вышел, его тут же задержали. Нашлись свидетели. Меня тоже спрашивали. Я сказала, что ничего не видела.

Свидетели меня не интересовали. Их показания осветил Виктор.

— Вы видели труп? Как он лежал? — спросила я.

— Видела издали. Его быстро забрали. Когда толпа разошлась, на асфальте осталась кровь и разбитые горшки.

— А цветы?

— Их не было видно, смешались с землей.

— Все ясно… Смешались с землей…

Я глянула на часы. “Владимир наверняка уже встретил Мазика, то бишь Максима, и теперь до утра не вернется на дачу.”

В этом я была уверена. Из рассказов покойной Власовой можно было составить мнение об отношениях братьев: теплые, едва ли ни нежные. Мазик, даже если не любил жену, будет убит и растерян. Мужчины народ чувствительный, жалостливый к себе. Значит Владимир после похорон не поедет на дачу. Он будет сочувствовать старшему брату всей душой и до утра успокаивать его за бутылочкой Гордона.

Следовательно дача в моем распоряжении до утра. И проблема у меня одна: куда деть “Хонду”? Вернуть ее Катерине и поехать на такси? Нет, воспользоваться услугами Сергея.

Я отправилась к Катерине, предупредила ее, что вернусь поздно, но “Хонду” оставляю. Она не возражала и заметно повеселела. Дождавшись сумерок, расспросила Катерину как найти соседа Сергея и отправилась к нему.

Он жил один. Сидел за столом, ел бутерброд, пил чай и читал мою книгу. Я и раньше не сомневалась в нем, а теперь и вовсе стало ясно: можно обращаться с любым вопросом. Не хотелось злоупотреблять, и я решила хорошо заплатить за услугу.

— Автомобиль Катерины поломался, а мне нужно в город, — сообщила я с грустью в глазах.

Сергей встрепенулся.

— Могу починить.

— Нет, спасибо. Помощь нужна, но другого характера. Не могли бы вы меня отвезти в город на своей машине?

Он бросил бутерброд и вскочил с места, выражая готовность ехать сейчас же. Это меня растрогало. Бывают же такие милые мужчины. Вот за каких надо замуж выходить. Тем не менее, он холост. Это тоже кое о чем говорит.

Я не изверг, и позволила ему доесть бутерброд. После этого мы поехали в Ростов. В пути по ходу беседы я старательно выпытывала что произошло в тот вечер, когда он пьяную меня вез на дачу к Катерине. Это было непросто, Сергей отличался удивительной неразговорчивостью, но все же выяснилась потрясающая вещь: он забирал меня не у кафе “Загородное”, а прямо с дачи Власовой.

Произошло вот что. Я позвонила Ивановой, сказала, что я пьяна, попросила забрать меня и подробно рассказала куда ехать. Видимо мне объяснил Владимир, потому что сама-то я знать этого никак не могла. Иванова не побежала ловить попутку, она побежала к Сергею. Он привез ее на дачу, сам постучал в дверь и с помощью Владимира транспортировал меня в “Хонду”. Иванова все это время пряталась в его машине.

Вещь понятная, ей было стыдно за меня. Окажись я на ее месте, вела бы себя так же и тоже не слишком стремилась бы к общению с тем, с кем напилась Иванова, но зачем ей понадобилось придумывать кафе “Загородное”? Неужели из бабской зависти? Такого за ней раньше не водилось. Может Сергей чего-то не договаривает? Того, что знает Иванова и чем боится расстроить меня.

Честно сказать, ехала я на опасное дело, поэтому отложила все мелкие проблемы на более подходящее время. Тем более, что мы уже подъезжали к клубу.

Количество дорогих автомобилей говорило о том, что поминки в разгаре. На стоянке не было свободного места; “БМВ”, “Форды”, “Порше”, “Тойоты” и “Мерседесы” стояли везде, где это не запрещали правила дорожного движения.

Я попросила Сергея остановить машину у поворота на дачную улицу, решив дальше идти пешком. Там мы простились. Предварительно я взяла с него слово, держать наше путешествие в тайне. Он удивился, но слово дал. Те мучения, с которыми я получала у него предыдущую информацию, вселяли надежду, что слово он сдержит.

Глава 25

Я вошла в холл. Там было темно, но долго так продолжаться не могло. Я тоже любила Власову и собиралась ее помянуть. Я любила ее не как подругу, а как часть своего детства, как добрую память, как шаги в прошлое…

В общем, как бы там ни было, Власову я любила, хоть и не была с ней близка. Но здесь уже была только моя вина. Она всегда тянулась ко мне, а меня отпугивала ее коса. У Нелли тоже была коса. Это не мешало нашей дружбе, но коса Власовой это не та коса, что у Нелли. Это символ направления, взятого в жизни. Символ, который ни понять ни разгадать я не могла. В детском возрасте неизвестность пугает значительно меньше, чем в зрелом, но меня пугала.

И все же, несмотря на косу, Власову я любила. Я любила всех, кто поклонялся моей бабуле. Мы вполне могли бы дружить. “Эх, если бы не коса,” — думала я порой. Прошло много лет, Власова предала свою косу, и это отпугнуло меня окончательно. Она тянулась ко мне, а я ничем не могла ответить. Власова ушла, оставив мне чувство вины.

С этим чувством я и собиралась ее помянуть. Плотно задернула в холле шторы, включила свет, полезла в бар и… ахнула. Там стояли в ряд десять бутылок орехового ликера. Это было приятно и досадно. Приятно потому, что Владимир ко мне не безразличен, раз так основательно подготовился к нашей встрече, но какое же впечатление произвела я на него? Десять бутылок! Когда мне не осилить и одной.

“Что ж, делать нечего, придется пить, такой аванс доверия кого хочешь собьет с истинного пути,” — подумала я, откупоривая одну из бутылок.

Я искренне надеялась, что вернувшись с похорон Владимир не бросится пересчитывать в баре бутылки и пила если не с чистой совестью, то во всяком случае со спокойной. Тем более, что кроме Власовой у меня была и другая причина. Не могу сказать, что смелость мое отличительное качество, а ведь мне предстояло лезть в подвал, и черт знает какие ужасы меня там ожидают. Несколько глотков для храбрости в таком случае никогда не помешают.

Скромно сидя на краешке кресла у раскрытого бара, я сделала эти несколько глотков, пожелала Власовой и земли пухом, и загробной жизни в раю и благополучной встречи с Господом… Потом вспомнила Верочку и пожелала того же ей. Раз Верочку, так уж и ее отца, Моргуна Ефим Борисыча, тем более, что он человек не чужой, раз любовник Ивановой.

К концу второй бутылки тетя Мара показалась мне ничем не хуже помянутых, и я помянула ее. Как тут было не помянуть ее сына Павла, хоть и вор он.

Я уже давно не сидела на краешке кресла у бара, а перешла на диван и расположилась там со всем комфортом, откинувшись на подушки и развесив ноги по высокой спинке. Уж не знаю, чем закончились бы эти поминки, и сколько бутылок осталось бы в баре, если бы не зазвонил телефон.

Это отрезвило меня. Трубку поднимать я не стала, но другими глазами взглянула на холл. Боже! Какой здесь беспорядок! Кто разбросал по углам подушки? А вазу? Вазу опрокинул кто? И кто включил на шальную громкость магнитофон? Фу! И что он вопит?

“Если, если, если надое-ло, двигай, двигай, двигай, двигай те-ло.”

И видимо я следовала этому дурацкому совету, прежде чем завалиться на диван, да еще как следовала! “Хорошо что весна, не дачный сезон и поблизости нет ни души, — порадовалась я. — Если только эти вопли не долетели до клуба. Будем надеяться, что не долетели, иначе страшно подумать, что сейчас будет.”