Сергей Гайдуков - Небо в алмазах
— Только не называй меня потом доктором Ватсоном, — попросил я, прислушиваясь к возобновившемуся звяканью посуды.
— Элементарно, Саня, — раздалось из комнаты. — Это все поверхностный анализ косметики, что стоит на тумбочке... А вот это тоже интересно, — Шумов уставился на картину с видом завзятого искусствоведа. — Хм, хм...
Он так заинтересованно пялился, что я тоже переступил порог и встал рядом. В скромную деревянную рамку был заключен экзотический пейзаж: набегающие на песчаный берег океанские волны, пальмы, далекие горные склоны и какие-то пестрые тропические птицы, зависшие над пальмами.
— Что тут интересного? — спросил я. — Думаешь, Мухин вложился в произведения искусства? Купил эту картину за двести тысяч долларов и повесил на видном месте?
— Она не стоит двухсот тысяч баксов, — на полном серьезе ответил Шумов. — Интерес тут в другом. Посмотри-ка повнимательнее на эту картинку...
Я только собрался как следует рассмотреть этот шедевр, как вдруг в коридоре раздались шаги. Слишком быстрые для мужчины с капустой на губе.
Шумов среагировал первым — он повернулся лицом к двери, а его рука оказалась в кармане пальто. Но это его движение оказалось бесполезным.
Она прошла мимо нас, словно мы были пустым местом. Словно мы не были двумя незнакомыми мужчинами, вторгшимися в ее комнату. Короче, она не обратила на нас внимания. Она вошла, поставила кастрюлю с борщом на подставку, забросила кухонное полотенце на плечо и скомандовала:
— Рома!
Из-за шкафа медленно вышел мальчик лет пяти. У Шумова глаза полезли на лоб. Я просто прислонился к стене.
— Рома, иди есть, пока горячее, — сказала она. Мальчик молча подошел к ней, она подложила на стул подушку и посадила мальчика перед тарелкой с борщом. Убедившись, что мальчику удобно, что он ест и что вообще с ним все в порядке, она наконец уделила внимание нам.
— Добрый день, — сказала она, поправляя волосы.
— Здравствуйте, — сказал Шумов, а я просто кивнул. Ну что ж, Шумов кое в чем оказался прав — женщина немолодая... Хотя возраст определить было сложно. Больше двадцати — это точно. Что касается внешности, то она и вправду следила за собой, но косметикой не увлекалась. Сейчас она была одета в поношенные голубые джинсы, фланелевую клетчатую рубашку навыпуск и жилетку. Прямые светлые волосы доходили до плеч. Черты лица тоже были какие-то незатейливые. Ни тебе губок бантиком, ни тебе пухлых щечек. И взгляд тоже был прямой, как бы говорящий: «Только не надо мне тут лапшу на уши вешать!»
— Мы из милиции, — сказал Шумов.
— Я знаю, — ответила она. — Мне сосед сказал, Михаил Михайлович.
— А-а, — сказал Шумов, вынимая руку из кармана.
— Хотелось бы посмотреть на ваши документы, — сухо произнесла она. Шумов открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом передумал, снова запустил руку в карман и вытащил красную книжечку. Чего только не было в этих карманах!
— Мы проводим внутреннее расследование, — говорил Шумов, пока женщина разглядывала удостоверение. — Три дня назад в вашем доме произошла перестрелка. У нас есть сигнал, что опергруппа, выезжавшая сюда, вела себя непрофессионально. Не было проведено полное обследование территории, не были опрошены все свидетели. Наконец, — Шумов помедлил, словно не хотел произносить следующую фразу, — не исключено, что у жильцов могли пропасть какие-то ценные вещи. Наш долг во всем разобраться.
— Да что вы говорите? — Женщина вернула Шумову удостоверение. — И откуда же такие сигналы поступают?
— Мы не раскрываем наших источников информации! — торопливо сказал я, чтобы не стоять у стены безмолвным истуканом.
— Это так, — подтвердил Шумов. — Что лично вы можете сообщить о событиях той ночи? От вашего соседа мы ничего не добились...
— И поэтому вломились ко мне...
— Мы стучали, но никто не отвечал, а дверь открылась от стука...
— Они врут, — басом сказал мальчик Рома. — Никто не стучал. Они сразу вошли, и тот, в пальто, стал трогать твои духи...
— Прошу прошения, — быстро проговорил Шумов. — Я просто...
— Надеюсь, после вашего визита не придется устраивать новое служебное расследование, — язвительно заметила женщина. — Надеюсь, что сегодня у жильцов не пропадут ценные вещи...
— А еще он сказал, что ты немолодая и что у тебя денег на косметику не хватает, — торжествующе добавил Рома.
— Да ты, братец, стукач! — не сдержался Шумов.
— Не надо оскорблять ребенка, — отрезала женщина. — А ты, Рома, смотри в тарелку и держи язык за зубами. Когда я ем, я глух и нем.
— Мы не знали, что в комнате ребенок, — вступил я в разговор. — И мы не хотели его пугать. Просто, раз дверь открылась, мы решили подождать хозяина комнаты...
— Вы его дождались, — резко сказала женщина и села на кровать. — Ну, так что вас интересует?
— Ночь, когда была перестрелка. Все, что вы знаете и помните.
— Я помню все, — сказала женщина. — Я помню все от первой до последней минуты. Я помню, например, что милиция так и не приехала.
— Это какое-то недоразумение, — сказал Шумов, хмурясь. — Я точно знаю, что...
— Милиции здесь не было. Просто приехали люди, которые забрали своих покойников и уехали восвояси. Все.
— Кто были те люди? — спросил я. — И что здесь вообще случилось?
— Я не знаю, кто были те люди. — Женщина откинулась к стене, прижавшись плечами и головой к настенному коврику. — Просто — люди с пистолетами.
— Которые убили вашего брата, — Шумов не спрашивал, он утверждал. Я обалдело уставился на женщину и только теперь понял, где я уже видел эти простые черты лица...
— Которые убили Алексея, — подтвердила женщина.
— Зачем ваш брат в ту ночь приехал к вам?
— А зачем может приехать брат к сестре? Тем более после десяти лет разлуки? Мы не виделись десять лет, понимаете?!
— Понимаю, — сказал Шумов. — Все эти годы он ведь не на алмазных приисках трудился?
— Вам, в милиции, это должно быть хорошо известно. Он сидел в лагере. Освободился полтора месяца назад.
— Он не сразу к вам приехал, да? У него были какие-то важные дела на стороне, которые заняли полтора месяца?
— Мне об этом ничего не известно.
— Ладно... — Шумов снова уставился на картину. — Так что же случилось в ту ночь? Алексей приехал к вам один?
— Один.
— Его вещи? Его чемоданы?
— У него не было с собой никаких чемоданов.
— Точно?
— Разве что он оставил эти чемоданы в машине...
Шумов внимательно посмотрел на меня. Я отрицательно помотал головой. Шумов снова уставился на картину, а затем перевел взгляд на мухинскую сестру:
— Он пришел к вам, вы сидели, разговаривали...
— Да, — женщина кивнула головой. — А потом он вскочил и сказал, чтобы я сидела тихо и никуда не выходила. Сам он выскочил в коридор, и через несколько секунд раздались выстрелы. Пять или шесть выстрелов. Я и Рома забились под кровать и ждали, чем все кончится... Когда все стихло, мы услышали шаги. Пришел один человек, походил, а потом ушел. Наверное, это был разведчик, потому что потом пришли еще несколько. Они унесли с собой все тела. И Алексея они тоже забрали с собой.
— Если вы сидели под кроватью, откуда вы знаете, что там были какие-то тела? Вы же слышали только выстрелы...
— И выстрелы, и крики... И было понятно, что кричит не Алексей. И еще шум падающих тел. Я догадалась, что Алексею удалось застрелить одного или двоих.
— Когда вы разговаривали, он не намекал вам, кто его враги? Он не говорил, что ему угрожает опасность?
— Нет... Хотя сам разговор у нас был коротким. Минут десять от силы. Десять лет не виделись, — вздохнула Мухина. — А потом десять минут — и все. И даже тела нет, чтобы похоронить...
— А эти люди, которые потом приехали... Они ничего не искали? Просто забрали трупы и ушли?
— Я не знаю, — Мухина пожала плечами. — Я же не выглядывала в коридор. Они очень недолго здесь были... А что они могли искать? Ах да, вы же спрашивали про какие-то чемоданы...
— Чемоданов не было, — повторил Шумов ее слова. — Так?
— Так, но...
— Что?! — встрепенулся Шумов. — Что «но»?!
— Если вы ищете какие-то ценности и думаете, что Алексей носил их в чемодане...
— А где он их тогда носил? — быстро переспросил Шумов.
— Не в чемоданах, — Мухина была спокойна и рассудительна. Казалось, ей даже смешны наши страсти по поводу всяких там чемоданов. Ее круг интересов был иным — мертвый брат, от которого не осталось даже тела, и живой мальчик Рома, который очень медленно ел борщ, зато очень здорово прятался под кроватями. — Леша никогда не таскал с собой ни ценностей, ни больших сумм денег. Он не любил рисковать своими деньгами. Обычно, если у него бывали крупные суммы или другие ценности, он сдавал их в камеру хранения.
— Куда?!
— В камеру хранения на вокзале. Или, если уж чтобы совсем надежно, — в индивидуальную ячейку в банке. А ключ он всегда носил на шее, — Мухина ностальгически улыбнулась. — С самого детства он таскал ключи на шее. И взрослым стал — все с ключами...
