Дарья Донцова - Страсти-мордасти рогоносца
– Да, спасибо, – кивнул Моисеенко. – Извините, я вел себя, как баба. Простите, Татьяна, к вам мои слова не относятся.
Я наконец-то приступила к беседе.
– Можете объяснить, что вас так сильно испугало?
– Я вышел сегодня из клиники… – начал Роман. – Всегда в восемь утра хожу в кафе, это традиция, я там завтракаю. В семь делаю обход, через час ем, а в девять начинаю операцию, если она запланирована. Кафе на соседней улочке, она с односторонним движением, узкая, кривая, настоящая старомосковская. Дома на ней не жилые, их разные конторы под офисы приспособили, на первых этажах магазины. Утром там пустынно, прохожие и машины появляются не ранее десяти, когда бутики открываются. Иду себе не спеша, наслаждаюсь тишиной – погода прекрасная, не скажешь, что ноябрь, прямо второе бабье лето пришло, и такое ощущение, будто не по суматошной Москве шагаю, а по уютному провинциальному городку. И вдруг…
Моисеенко передернулся.
– Мне трудно объяснить… все за какие-то секунды случилось… Улочка, как я говорил, кривая, всю ее не видно, только небольшие куски. Неожиданно из-за поворота на немыслимой скорости вылетела машина и понеслась прямо на меня. Деться мне было некуда, справа дома, слева проезжая часть…
Моисеенко сбросил с плеч плед, которым его накрыла Буля.
– Мне в голову как ударило: спасайся, тебя убить хотят! Тело быстрее мозга сработало, ноги в сторону какой-то витрины прыгнули, и я рыбкой в стекло влетел. Автомобиль мимо пронесся, ну прямо в сантиметре от стены магазина. Меня точно хотели убить!
– Номер транспортного средства можете назвать? – спросила я.
– Издеваетесь, да? – начал снова закипать Роман Наумович.
– Нет, конечно, – возразила я. – Подозреваю, что вы не запомнили цифры, но спросить должна. Цвет, марка машины, особые приметы?
– Вроде она была синяя. Или черная? – заколебался Роман Наумович. – Фиолетовая? Точно не желтая… хотя… Не знаю! Не помню! И марку не назову. Некогда было рассматривать. Сказал же, секунды все длилось, мгновения. Моргнуть не успел – лежу в осколках. Отстаньте, я не помню ничего про машину. Вот то, что на витрине кто-то матерное слово красной краской написал, я заметил.
– На улице никого не было? – спросил Иван.
– Нет, – буркнул хирург.
– Полиция приезжала? – не утихал мой муж.
– Понятия не имею, – фыркнул Моисеенко. – Вообще-то, я сразу к вам помчался.
– Точный адрес места происшествия назовите, – попросила я, – наш сотрудник проверит записи с камер.
– Их там нет, – огрызнулся Роман Наумович.
– Офисные здания, магазины, и нет видеонаблюдения? – удивился Иван. – Так не бывает.
Моисеенко вскочил, подошел к столу моего мужа, без спроса схватил лист бумаги, карандаш и начертил букву Z.
– Это переулок. Я шел по серединной части, она короткая, может, метров двести. Не скажу точно, плохо определяю расстояние. Там с двух сторон всего четыре дома, жильцы из них выселены, но ремонт пока не начали. Лишь в одном помещении на первом этаже уже оборудуется магазин. Там отделка идет, маляры бегают. Вот в нем я витрину и разбил. Тот, кто меня убить хотел, четко рассчитал: утро, никого нет, на этом отрезке улицы охрана отсутствует. Господи! Никогда больше завтракать в то кафе не пойду!
– Вы произнесли фразу: «Отлично подготовились, гаденыши». Видели, кто сидел в машине? – повторила я свой вопрос, ощущая, как у меня заныл левый висок.
Нецензурное слово, которое вывели с помощью красной краски… Вот оно что! И почему я раньше не сообразила?
– Вы никак понять не можете? – взвился Моисеенко. – Я ничего не заметил! Секунда прошла! Доля секунды!
– Мы иногда беседуем с людьми, которых хотели лишить жизни с помощью автомобиля, – продолжала я, – и все они, повествуя об инциденте, как правило, утверждают, что ничего не помнят. Но! Все обычно говорят о шофере: «Он мерзавец, подлец, негодяй». Почему не она? Ведь женщин-водителей сейчас много. Отчего-то люди считают, что задавить их хотел мужчина. Один. А вы употребили слово «гаденыши», использовали множественное число. Думаю, вы знаете, кто вознамерился вас убить. Или успели заметить двоих за лобовым стеклом?
Моисеенко сел в кресло.
– Ладно. Вы меня убедили. Они на самом деле задумали меня прикончить. Деньги украли.
– Те, что вы получили за продажу квартиры на Бронной? – уточнила я.
– Откуда вы знаете? – удивился Роман Наумович.
Я улыбнулась:
– Когда я была у вас в клинике, сделка уже шла. Документы купли-продажи были отданы на регистрацию. Процесс занимает от недели до четырнадцати дней. И пока это ведомство не признает сделку законной, вы считаетесь владельцем квартиры. Наш сотрудник увидел, что жилье подарено вам. Но он никак не мог выяснить, что в тот момент вы его уже продавали. Только когда все завершилось, сделку зарегистрировали, наш сотрудник узнал, что квадратные метры перешли другому человеку.
– Фирме, – уточнил Моисеенко, – она весь дом приобретает.
– Мда, подвели вы Тихона Матвеевича, – укорил гостя Иван. – Ткачев вам квартиру подарил, чтобы вы музей сохранили…
– Все не так, – устало сказал Роман Наумович, – вы ничегошеньки не знаете. Спасите меня. Сегодня им не удалось на меня наехать, но что будет завтра?
– Если мы ничегошеньки не знаем, то и помочь нефигашеньки не сможем, – заметила я. – Рассказывайте все по порядку.
Моисеенко посмотрел на дверь. Иван правильно понял его взгляд.
– Сергей, нам кофе, чай.
– Несу, – откликнулся помощник.
Моисеенко сделал несколько вдохов-выдохов и бросился в разговор, как пловец в ледяную воду.
Глава 39
Роман Наумович, встретившись впервые со мной, сказал неправду. Но он же не знал, как будут разворачиваться события, поэтому лгал без зазрения совести.
Моисеенко и Ткачев дружили с детства, жили в соседних домах, ходили в одну школу. Роман был в курсе страстной любви, которая вспыхнула между Кристиной и его другом. А когда родители Ромео и Джульетты неожиданно погибли, сначала Золотовы, потом Ткачевы, заподозрил, что взрослые не случайно ушли на тот свет, но никому о своих подозрениях не намекнул, даже Тихону.
Главным в паре мальчиков всегда был Ткачев, Рома довольствовался второй ролью. Только не подумайте, что Тиша унижал друга, обижал его. Ни в коем случае. Просто как-то так повелось: приятели шли гулять туда, куда предлагал Тихон, дружили с тем, кто нравился Ткачеву, ну и так далее. Лишь один раз Рома не согласился с другом – когда тот предложил поступать в институт, который выбрал для себя. Нет, Рома отправился в медицинский. Но этот бунт в стакане воды не омрачил их дружбу.
Потом Моисеенко решил основать клинику и начал искать средства, и Ткачев устроил ему кредит. Вернее, принес Роме чемодан валюты и пояснил:
– Отец одного из моих учеников барыга, дает в долг любую сумму, заламывает невероятный процент. Но мне он многим обязан, поэтому для меня условия особые, всего десять процентов годовых. Я взял кредит как бы для себя. Только не подведи меня с выплатой.
Несколько лет Роман Наумович отдавал ростовщику почти всю прибыль, а когда расплатился, поклялся себе, что более никогда не влезет в долги.
– Вы лично встречались с заимодавцем? – спросила я.
– Конечно, нет, – удивился гость, – Тихон же валюту для себя брал. Я просто вручал ежемесячно ему сумму, он ее и отвозил. Один раз я все-таки задержался с выплатой, но Ткачев договорился с кредитором, тот не включил счетчик.
Я взглянула на Ивана, совершенно уверенная, что никакого ростовщика в помине не было. Моисеенко понятия не имел о банках с золотом, которые хранились на даче закадычного друга в особо оборудованном погребе. Полагаю, Тихон Матвеевич продал немного драгметалла, а потом хорошо заработал на кредите. Как говорится, дружба дружбой, а шоколадные конфеты врозь.
Спортивный инвентарь Рома тоже стал собирать под влиянием Тихона. Увлекся и вместе с лучшим другом организовал Общество любителей мячей. Все вроде шло хорошо, но наступил очередной кризис, и бизнес Моисеенко перестал приносить доход. Сейчас Роман Наумович еле-еле держится на плаву, есть даже риск, что он может потерять клинику. Использовав все возможности изыскать средства, Роман опять обратился к Тихону. Тот сказал:
– Помнишь того ростовщика? Он до сих пор на плаву. Могу опять взять на себя кредит. Думаю, удастся договориться с барыгой на пятнадцать процентов годовых. Сам понимаешь, это почти даром.
Моисеенко вспомнил, с каким трудом ему удалось отдать свой первый долг, и быстро дал задний ход:
– Пока подожду.
– Как только дашь отмашку, я к нему скатаюсь, – пообещал Ткачев.
– Может, еще достану где-нибудь беспроцентный кредит, – вздохнул Роман.
– Мечтать не вредно, – усмехнулся Тихон. И напомнил: – Кризис же на дворе. Да и в более благополучное время никто просто так миллионы тебе не отстегнет. Ну, я бы, конечно, мог подарить, да у меня их нет.
