Иоанна Хмелевская - Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)

Уж такая у нас фамильная черта, что мы или сразу все говорили, или все молчали. Вот и теперь, после заявления сержанта, кухня Франека, выросшая до ранга конференц-зала, наполнилась несусветным гомоном. Каждой хотелось немедленно получить ответ на свой вопрос, а вопросы у всех были разные. Верх в этой баталии одержала Тереса, которая просто трахнула по столу миской с остатками каши и заорала:

— А ну тихо! Вопросы задавать по очереди! Я первая! Так кто, в конце концов, был убийцей? Могильщик?

— Могильщик! — в один голос ответили Сержант Вельский и Марек.

Люцина конечно не смолчала:

— А ты так и не догадалась? Я же вам говорила — именно могильщик гнал тогда Менюшко! А в следующий раз стучи пустой миской.

И она демонстративно принялась счищать с себя кашу.

Мамуля всегда была за справедливость.

— И вовсе ты этого не говорила. То есть, говорила, но уже потом, а сначала не говорила!

— Получается, наше наследство с самого начала охраняют сплошные могильщики. В древние времена древний могильщик прогонял Менюшко, который что-то пронюхал о кладе, а современный его наследник сделал шаг вперед и уже не прогонял искателей клада, а просто-напросто их убивал.

Тетя Ядя поспешила задать свой вопрос:

— А как же могильщик узнал о кладе? Это мне может кто-нибудь объяснить? Я имею в виду и древнего могильщика, и этого, нашего…

Сташек Вельский переглянулся с Мареком. Люцина перестала стряхивать с себя кашу и внимательно посмотрела на них.

— Голову даю на отсечение — вы знаете! Это служебная тайна, да?

— Да нет, — ответил сержант. — И вообще, я не уверен, что это обстоятельство где-то официально зафиксировано.

— Тогда говори ты! — потребовала я у Марека, но тут вдруг заговорил все время молчавший Франек:

— Старый могильщик наверняка видел, как ксендз освятил сундук. Быть того не может, чтобы не заметил лошадей и телеги у костела в неурочную пору! А потом просто подглядел, куда спрятали сундук.

— Так было? — домогалась я у Марека. — Ведь ты же разговаривал с ксендзом!

— Я вам за него отвечу, — вызвалась Люцина, поскольку Марек, по своему обыкновению, не торопился с ответом. — Старый могильщик увидел, что ксендз что-то освятил, незаметно проследил, куда поехала телега, увидел, как с нее сняли сундук и спрятали в колодец, и решил — это клад!

— И, как видите, не ошибся, правильно решил, — дополнила Тереса.

— Затем этот могильщик рассказал своему сыну, тот своему. Копаться в чужих колодцах они не могли, — продолжала Люцина, — а может, и в колодцах запутались. Но клад ревниво оберегали и в конце концов уже стали считать этот клад своим. А этот наш могильщик был каким-то потомком того, первого, тоже считал клад своей собственностью, тоже не мог до него добраться и тоже не позволял добраться до него никому другому.

— А ты откуда знаешь? — удивился Марек.

— А тут и знать не надо, достаточно пошевелить мозгами, — самоуверенно ответила Люцина. — Ну, что так смотришь? Будто уж мы и не соображаем ничего.

— Да нет, я так, — смутился Марек. — Ты обо всем правильно догадалась. Оказывается, очень полезно для вас — ничего не говорить. Сами начинаете думать.

— Тогда непонятно, почему же он и нас не поубивал, — сказала я. — Ведь все наши меры предосторожности, откровенно говоря, ни к черту не годились. Если бы немного постарался — всех бы нас до одной передушил.

— В том-то и заковыка! — пояснил Марек, который вдруг стал необычно разговорчив. Возможно, на него позитивно подействовали откровения Люцины. — В том-то и заковыка! У могильщика были сомнения — а не имеете ли и вы прав на то самое сокровище? Сомнение, не уверенность, но и сомнения оказалось достаточным для того, чтобы он не стал вам наносить телесного ущерба, только мешал в раскопках. Возможно, для себя решил: если вы все-таки клад достанете — отобрать его у вас, а может, и поделиться с вами. Хотя и понятия не имел, что за клад.

— Это тебе ксендз рассказал? — поинтересовалась я.

— Немного ксендз, а в основном я и сам догадался, вот как Люцина. Ксендз не мог выдать тайну исповеди, но его очень тревожила создавшаяся ситуация.

— Так, может, оно и к лучшему, что нашего могильщика прикончил прилизанный Никсон? — предположила мамуля.

Сташек Вельский вдруг выдал сенсацию:

— В том-то и дело, проше паньства, что он вовсе его и не убивал…

— То есть как? — удивилась Тереса. — Он покончил с собой?

Бросив опасливый взгляд на Тересу и миску, которую она не выпускала из рук, сержант на всякий случай отодвинулся от стола со своим стулом и пояснил:

— Да нет, скорее всего, это не самоубийство. Но и убийство нет оснований подозревать. Вы уже знаете, действовали они ночью вдвоем. Изучив следы, мы пришли к кое-каким выводам, но пусть лучше вам расскажет пан Марек.

Поскольку Марек с самого начала относился с симпатией к сержанту Вельскому, он охотно согласился ознакомить нас с результатами предварительного расследования. Оказалось, что уцелевшие благодаря его предусмотрительности следы с несомненностью указывали на присутствие двух пар ног в разной обувке, а сохранившиеся на колесе и других предметах отпечатки рук — о наличии двух пар рук, одна пара в натуральном виде, другая в кожаных перчатках. Информацию для размышления предоставили в основном ноги. Одна пара споткнулась о камень, другая поскользнулась на остатках обрамления колодца, и очень возможно — в этот самый момент ее обладатель и свалился в колодец. А вот свалился ли он по неосторожности, или с некоторой помощью обладателя второй пары ног — неизвестно, так что с равной дозой вероятности можно говорить и о случайности, и о преступлении. В глубине колодца обнаружены следы обеих пар ног и отпечатки обеих пар рук. Оставшийся в живых индивид в колодце побывал лишь один раз, причем побывал последним — отпечатки рук в перчатках оказались сверху других отпечатков.

Итак, внимательный анализ всех этих отпечатков и следов с несомненностью свидетельствовал о том, что могильщик и прилизанный Никсон действовали сообща. Уж как они пришли к соглашению, на каких условиях, как друг друга нашли — неизвестно, но факт остается фактом. Под прикрытием отцовского храпа они общими силами сдвинули с ямы колесо, раскопали колодец до самого дна, вскрыли сундук и извлекли из него все, что удалось извлечь. Могильщик работал в колодце, а Никсон вытаскивал наверх сначала землю, а затем ценности. А потом могильщик свалился в колодец и разбился досмерти, а прилизанный смылся с награбленным имуществом. Конечно, теперь вряд ли узнаешь, что они намеревались делать после завершения операции. Очень возможно, что каждый из них надеялся надуть сообщника, а возможно, и прикончить его.

Милиция поработала на славу. Ею были тщательно изучены следы вокруг Франековой усадьбы, которые позволили сделать вывод о том, что похититель сокровищ пользовался велосипедом. На этом велосипеде он совершил несколько рейсов от участка Франека до довольно отдаленного укрытия за деревней, где стояла его машина. Судя по следам покрышек — «Форд». Рядом же с колодцем частично на камнях, а частично на сером песочке было разостлано какое-то полотнище, возможно, брезент, а может быть, и пластиковая пленка, на которой были свалены какие-то тяжелые предметы. Велосипед проделал несколько рейсов на трассе полотнище—машина. Итак, избавившись от конкурента, ворюга тихой сапой, вернее, тихим транспортным средством перевез сокровища к своей машине. А несколько рейсов свидетельствовали о том, что сокровища как по весу, так и по размерам представляли добычу солидную. Судя по всему, машина была забита до отказа. Предметами невероятной ценности, о Боже! И еще ему надо было затолкать в машину и складной велосипед с компактными небольшими колесами, ибо такого велосипеда на обозримом пространстве обнаружить не удалось.

Когда Марек закончил рассказ, Сташек Вельский сделал попытку вселить в нас надежду:

— Не сомневайтесь — на границе его обязательно задержат! Даже если бы не получили от нас предупреждения, и так не пропустили бы через границу машины, забитой по самую крышу бесценными предметами старины.

— Эх, — скептически отозвалась я, — сейчас самый разгар туристического сезона. — Ценности распихает по чемоданам, и его в толкучке просто не вычислят.

Тут к разговору подключился Михал Ольшевский, с трудом оторвавшись от надраивания семисвечника, которого второй день не выпускал из объятий. При ближайшем рассмотрении семисвечник оказался серебряный, арабской работы и потрясающе античный. Прижав сокровище к груди, Михал с надеждой в голосе произнес:

— По чемоданам не распихает. Из того, что уцелело, видно — «Перечень» не врал, а значит, все вещи в чемоданах не поместятся, даже если в машине будут одни только чемоданы. Но тогда уж таможенник хоть в один из них заглянет…