Дарья Донцова - Обед у людоеда
– Не можете ли припомнить какой-нибудь интересный случай? – пошла я напролом.
– Что вы имеете в виду? – спросил Петр.
– Ну, вдруг обокрали кого, или постоялец с собой покончил…
– Упаси бог, – замахал руками директор, – кстати, ни один управляющий отелем не станет распространять такую информацию, клиенты суеверны, можно прибыль потерять. Но у нас и правда ничего криминального не случалось…
– Совсем-совсем? – загрустила я.
Петр развел руками:
– По крайней мере, за те годы, что я тут работаю; впрочем, один раз был пожар.
– Когда?
Собеседник снял трубку.
– Ада Марковна, загляните ко мне.
Призванная на помощь дежурная задумчиво переспросила:
– Пожар?! Ах, вы имеете в виду тот жуткий случай на втором этаже в двадцать седьмой комнате. Погодите, погодите… Я еще тут не работала… Год, наверное, шестьдесят восьмой – шестьдесят девятый. Лучше у Грибоедова спросить.
– У кого?
– У нашего завхоза, – пояснила Ада Марковна, – фамилия его Грибоедов, а зовут Олег Яковлевич.
– Старейший сотрудник, – подхватил Петр. – «Морскую» открыли в шестидесятом году, и он тут со дня основания при подушках и простынях. Наша живая история.
– Небось память у дедушки никуда, – со вздохом протянула я.
– Что вы, – оживилась Ада Марковна, – ему еще и семидесяти нет, а с виду так и шестьдесят не дать. Потрясающий человек, а память! У нас иногда старые клиенты приезжают, лет по пятнадцать не были, а Олег Яковлевич увидит и сразу вспомнит, как зовут, откуда явился да в каком номере в последний приезд жил. Не человек – компьютер!
– Ах, как интересно! – взвизгнула я, изображая экзальтированную журналистку. – Давайте расскажем о судьбе Грибоедова, тесно переплетенной с историей отеля!
Петр и Ада Марковна переглянулись.
– Как хотите, – пробасил директор, – думаю, ему будет приятно.
– Отличный работник, – поддакнула Ада Марковна, – всегда трезвый, в трудовой книжке одни благодарности. Я, как секретарь партийной организации, рекомендую его кандидатуру для печати!
– Адочка, – с укоризной вздохнул Петр, – у нас давно нет парткома.
– Ну и что? – взвилась женщина. – А я все равно рекомендую, а вот Марину Зудину никогда бы не посоветовала!
– Вспомнила корова, как теленком была, – захихикал Петр. – Зудина уже сто лет тут не работает.
– Кто это? – поинтересовалась я.
– Горничная, – пояснил Петр, – ловкая бабенка. Пришла году в 98-м вновь на работу наниматься, мне и невдомек, что за кадр. Смотрю, в трудовой книжке стоит: с 1969 года по 1980-й работала в «Морской», ну, я ее, как ветерана, чуть было назад не принял. Спасибо, Ада Марковна остановила.
– Отвратительная особа, – фыркнула дежурная. – Были большие подозрения, что она по номерам шарит. У людей пропадало кой-чего.
– Деньги?
– Нет, по мелочи. Кусок мыла импортного, шампунь польский, конфеты… Ерунда, конечно, а на коллективе пятно. Но Марина была девушка ушлая, поймать так и не смогли.
– Так представьте себе, – хлопнул ладонью по столу Петр, – примерно года полтора тому назад иду по Тверской, тормозит иномарка, и вылезает из нее Зудина. Шуба, шляпа, макияж… Я ее и не признал, она меня окликнула. То-то я удивился! Недавно на работу в «Морскую» просилась, пришла в костюмчике с вьетнамского рынка. И вдруг! Я не утерпел и поинтересовался: «Работу нашли хорошую?» – «Замуж вышла», – улыбнулась она.
Директор совсем растерялся. Он не так давно держал в руках паспорт Зудиной и помнил ее год рождения – 1942-й. Женщина каким-то таинственным образом прочитала мысли несостоявшегося начальника и хмыкнула:
«Любви все возрасты покорны. Думаете, если на пороге шестидесятилетия стою, так уже все? Пора в тираж?»
«Что вы, что вы! – стал оправдываться Петр. – Ни о чем таком я не думал, поздравляю со счастливым браком».
Но тут из глубины машины высунулась молоденькая, очень хорошенькая девушка и недовольно прочирикала:
«Котеночек, так мы едем в «Розовую цаплю»?»
«Иду-иду», – отозвалась Марина и нырнула в автомобиль.
– Представляете теперь, как я изумился? – спросил директор.
– Что же страшного? Ну вышла без двух минут шестидесятилетняя тетка замуж, подумаешь! Может, мужу все восемьдесят, и она ему молоденькой кажется. И потом, это еще не тот возраст, когда…
Петр глянул на меня с жалостью.
– «Розовая цапля» совершенно особое кафе, даже клуб при отеле «Катерина». Содержит оба заведения Анастасия Глинская. Главная особенность этих мест состоит в том, что туда пускают лишь тех, кто предпочитает однополую любовь.
– Геев?
– Нет, мужчин Глинская на дух не переносит, только лесбиянок. Ну как, скажите, Марина могла выйти замуж и направляться в «Розовую цаплю»?
Да, интересно, конечно, только чужие постельные игры меня не привлекают. Я искренне считаю, что человек вправе распоряжаться своим собственным телом абсолютно свободно. Нравится кому-то жить с женщиной, а кому-то с мужчиной – да на здоровье, если это происходит по обоюдному желанию, так почему бы и нет? Две взрослые особи, если им уже исполнилось по восемнадцать лет, вправе делать что угодно. Кстати, к нам в консерваторию, славящуюся тем, что среди преподавателей и студентов было много приверженцев однополой любви, иногда приходили люди в одинаковых серых костюмах. Сначала они исчезали за дверью с табличкой «Партком», а потом туда же по одному приглашались студенты, но не все, лишь избранные. Один раз и мне довелось отвечать там на вопросы.
Мужчина, назвавшийся Иваном Ивановичем, сначала интересовался чистой ерундой. Как я учусь, хорошо ли кормят в буфете, сложно ли играть на арфе… Потом невзначай проронил:
– Замуж не собираетесь?
– Пока нет, да и не за кого, – улыбнулась я.
– Да? – удивился Иван Иванович. – А Костя Мысков? Чем не кавалер?
По тому, какими напряженными стали глаза мужика, я поняла, что он задал главный вопрос, тот, ради которого явился в консерваторию. Костя Мысков, чуравшийся девушек и почти открыто живший с преподавателем Львом Соломоновым, был приятным парнем, настоящей подружкой. Он всегда был готов дать консультацию о губной помаде и краске для волос. А купив в туалете возле магазина «Ванда» супердефицитный перламутровый лак для ногтей, никогда не жадничал и давал нам покрасить ногти. Кроме того, он великолепно играл на скрипке и всегда разрешал попользоваться своими конспектами по теории музыки. В Уголовном же кодексе СССР существовала статья о гомосексуалистах…
Быстренько сложив в уме всю информацию, я потупила глаза и прошептала:
– Уже насплетничали…
– Что? – оживился Иван Иванович. – Что должны были насплетничать?
– Право, неудобно, – кривлялась я, – уж и не знаю, как сказать, да еще мужчине…
– Ну-ну, не тушуйтесь, – ободрил меня Иван Иванович, – мне можно, как отцу, выкладывайте.
– Я живу с Костей в гражданском браке, – не моргнув глазом, соврала я, – расписаться мы не можем, он из провинции, а мои родители хотят зятя-москвича…
Иван Иванович дернулся.
– Вы уверены?
– В чем? – хлопала я глазами. – В Костиной любви? Думаю, да, он без меня жить не может, даже на лекциях за руку держит…
Иван Иванович крякнул и велел:
– Идите, Романова, свободны.
Дней через десять Костя отловил меня в буфете и сунул белую картонную коробочку.
– Что это? – изумилась я.
– Духи «Быть может», – улыбнулся он, – жуткий дефицит, у тебя у одной будут, я за ними полдня в ГУМе простоял.
– Спасибо, – пробормотала я, ощущая крайнюю неловкость.
– Это я должен тебя благодарить, – хихикнул Костя, – только, знаешь, как смешно вышло. Ленка Полозкова и Наташка Шейнина тоже сказали этому, из «Детского мира», что со мной спят, и теперь, боюсь, мне за аморалку вломят.
Мы расхохотались и остались на всю жизнь добрыми друзьями, а Лев Соломонов, стоило мне только возникнуть на пороге аудитории, где он принимал экзамены, моментально хватал мою зачетку и вписывал туда жирное «отлично». Так что неизвестная Зудина совершенно меня не волновала, намного интересней будет поболтать с этим ветераном, господином Грибоедовым.
Олег Яковлевич горел на работе. Когда я под бдительным оком Ады Марковны вошла в комнатку с табличкой «Кладовая», он горестно рассматривал у окна пододеяльник.
– Ну что за люди! – в сердцах воскликнул мужик и продемонстрировал довольно большую, круглую дырку. – Белье совсем новое! И, пожалуйста, прожгли! Паразиты!
Ада Марковна представила меня, и Олег Яковлевич помягчел.
– Иди, Адочка, – велел он даме, – ступай на пост, а то, не ровен час, понадобишься кому.
Ада Марковна поджала густо намазанные губы и, сохраняя царское достоинство, вышла из кладовой. Грибоедов ухмыльнулся:
– Любопытная, жуть! Все ей надо знать, все услышать, просто тайный агент, а не баба. Ну и о чем балакать будем?
