Наталья Александрова - Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
— Это что такое? — Надежда попятилась и села на диван.
— Собирайтесь, гражданка Лебедева! — отчеканил первый милиционер. — Время дорого!
— Куда собираться? — пролепетала Надежда. — Вы вообще кто?
— В отделение на допрос, — сказал второй милиционер, в котором Надежда узнала вчерашнего, как его, Индюкова.
— С чего это так срочно? — Она пожала плечами. — Меня Семен Иванович вчера вызывал…
— Не тяните время, Лебедева! — гаркнул первый. — Будете сопротивляться, мы имеем право забрать вас силой!
— Силой? — изумилась Надежда. — Арестуете силой? А ордер у вас имеется, а, Индюков?
— Никто вас не арестовывает, — Индюков заерзал на месте, — а просят прибыть на допрос. Только скорее надо, полковник ждать не любит.
— Начальство, значит… — сообразила Надежда. — Ну ладно, только оденусь. — Она направилась в ванную.
— Да недолго там! — прикрикнул первый визитер. — Времени мало!
— Подождешь, не сдохнешь, — огрызнулась Надежда, но тихо, так чтобы он не слышал.
На лестнице первый мент крепко держал ее за локоть, Индюков топал сзади. В холле присутствовали весь персонал пансионата и некоторые постояльцы.
«Дожила, — горько подумала Надежда, — сраму-то… Хорошо хоть наручники не надели…»
Надежду проволокли по коридору и втолкнули в кабинет.
Дверь за ней захлопнулась.
Кабинет был большой, не то что у Дятлова с Зеленушкиным. В дальнем конце этого кабинета, за огромным, как ледокол, столом, восседал громоздкий мужчина, по лицу которого было сразу видно, что он считает себя большим начальником. Мужчина этот отдаленно был похож на осеннего медведя, который уже собрался улечься в берлогу, но тут ему помешали непредвиденные и неприятные обстоятельства.
Он уставился на Надежду мрачным, пронизывающим взглядом и проговорил, тяжело ворочая каменными челюстями:
— Лебедева?
— Совершенно верно, — ответила Надежда Николаевна и прошла отделявшее ее от стола расстояние. Перед столом стоял даже не стул, а табурет на трех ножках. Надежда взглянула на этот табурет с сомнением, но все же села.
— Я вам еще, так сказать, не разрешил сесть! — рявкнул хозяин кабинета, грозно перекатив желваки.
— Но вы же, так сказать, сидите! — резонно возразила Надежда.
— Молчать! — прорычал мужчина. — Говорить, только когда я, так сказать, спрашиваю!
— Ну, знаете… — Надежда пожала плечами. — Как, кстати, к вам обращаться? Я имею в виду ваше имя-отчество…
— Обращаться ко мне — гражданин полковник! По имени-отчеству с преступниками я, так сказать, не разговариваю!
— С преступниками? — удивленно переспросила Надежда. — Это кого же вы имеете в виду?
— Колитесь, Лебедева! — рявкнул полковник и ударил по столу кулаком. От этого удара подпрыгнули два телефона, и один из них жалобно звякнул.
Это был тот телефон, по которому Горловой разговаривал с подчиненными. Полковник недовольно покосился на него, но больше ничего не сказал.
— Что, простите? — удивленно переспросила Надежда.
— Колитесь! — повторил полковник, перегнувшись через стол и буравя Надежду глазами.
— В каком смысле?
— В самом прямом! В смысле, так сказать, чистосердечного признания. — Голос полковника чуть смягчился, он подтолкнул к Надежде листок бумаги и ручку. — Пишите: я, такая-то, чистосердечно признаюсь в преступлениях, совершенных мной такого-то и такого-то числа… Возможно, суд примет во внимание это чистосердечное признание и сократит, так сказать, меру наказания!
— Какое наказание?! — воскликнула Надежда, отбросив ручку. — Какие преступления? О чем вы говорите?
— Об убийствах, Лебедева! — пророкотал полковник, привстал из-за стола и навис над Надеждой, как скала. — Тут вам, Лебедева, не там! Я вам не Дятлов! Я вам не буду, так сказать, кашу по тарелке размазывать! Я с вами, так сказать, быстро разберусь!
— Извините, но такое впечатление, что вы бредите, — негромко проговорила Надежда.
Лицо полковника, которое и прежде имело оттенок кирпичной заводской стены, еще больше побагровело. Он приоткрыл рот, как будто ему не хватало воздуха, и выдохнул:
— Что? Отставить! Молчать! Не сметь возражать! Не сметь разговаривать с руководством!
— Как вам будет угодно! — Надежда замолчала и принялась рассматривать стену за спиной полковника.
Тот отдышался, положил перед собой огромные кулаки и проговорил тяжелым, как чугунная болванка, голосом:
— А вы тот еще фрукт, Лебедева! Я с вами хотел по-хорошему, по-человечески, но ничего не выходит. Значит, все будет серьезно. По полной, так сказать, программе.
Надежда оторвала взгляд от стены, на которой не нашла ничего интересного, и снова взглянула на своего собеседника, — если то, что происходило между ними, можно было назвать беседой.
— Все-таки хотелось бы знать, в чем вы меня обвиняете и на каком основании.
— Вам хотелось бы знать? — передразнил ее полковник. — Это можно! Это ваше, так сказать, право!
Он придвинул к себе толстую пачку листов, уставился в первый из них и прогремел:
— Я обвиняю вас в нескольких случаях хулиганства… окно в аптеке разбили, козлы подпилили с целью нанесения телесных повреждений гражданину Зябликову…
— Чушь какая… — пробормотала Надежда.
— Но это, так сказать, семечки! — продолжал полковник. — Главное же — убийство гражданина Костоломова, поджог личного имущества в виде гаража, а также убийство граждан Макаркина и Кукушкина…
— А это еще кто такие? — удивилась Надежда. — Это, что ли, те двое из ларца? В смысле из газетного киоска?
— Совершенно верно! — удовлетворенно проговорил полковник. — Значит, перестали играть, так сказать, в несознанку? Значит, все же решили во всем признаться?
— Мне не в чем признаваться! — отрезала Надежда. — Вы сами-то посудите — какой из меня убийца? Мне… не будем уточнять, сколько лет, я законопослушная женщина…
— Молчать! — прервал ее полковник. — Ты у меня во всем признаешься! У меня и не такие кололись!
— Какой бред… — едва слышно пробормотала Надежда.
— Я тебя насквозь вижу! — рокотал голос полковника.
Надежда с удивлением смотрела на милиционера. Она поняла, что он ее совершенно не слушает, что она, Надежда, для него вовсе не человек, а всего лишь пустое место, пятно на сетчатке глаза, строчка в протоколе, что он для себя все уже решил и назначил ее виновной во всех мыслимых и немыслимых преступлениях.
От этой мысли Надежда почувствовала не страх, а злость. Эта злость разрасталась у нее в груди, как снежный ком. И эта злость придала ей силу и уверенность. Она не позволит себя растоптать, не позволит себя уничтожить! Главное теперь — сохранить самообладание, не поддаться эмоциям. Больше всего ей хотелось запустить в полковника чем-нибудь тяжелым или, еще лучше, ткнуть ручкой ему в глаз…
Но как раз этого ей ни в коем случае нельзя делать!
Ко всем бредовым обвинениям добавится еще вполне реальное нападение на сотрудника милиции при исполнении им обязанностей, и ее действительно упекут за решетку.
Нет, чтобы победить этого монстра, ей нужно держаться спокойно и уверенно. Что может ей помочь? Только чувство юмора!
Она пристально посмотрела на полковника.
Этот тип, который сидит перед ней, похож вовсе не на медведя, а на жирного, откормленного кабана, на здоровенного борова! И годится он только на ветчину…
— Или на карбонат, — проговорила она вслух. — Пожалуй, килограмм сто выйдет… хотя нет, конечно, очень много отходов…
— Что? — подозрительно переспросил полковник. — О чем это вы, Лебедева? О каких таких отходах? Вы что — еще и расчлененкой занимаетесь?
— Да, слышали про Чикатило? Так вот это тоже я…
Полковник схватился за блокнот, хотел что-то записать, но вовремя одумался и, раздраженно оттолкнув блокнот, прошипел:
— Острить вздумали? Ну ничего, и не таких обламывали! Вы меня еще не знаете, но вы меня скоро узнаете!
Надежда представила, как разряжает в него обойму шестизарядного револьвера. Она, конечно, в жизни такого не держала в руках, но представила себе это очень живо. А еще лучше — придавить его чем-нибудь тяжелым…
Нет, нельзя предаваться таким мрачным фантазиям. Нужно взять себя в руки…
— Вот что, гражданин полковник, — проговорила Надежда, — я имею право на адвоката. Так что если хотите продолжить этот разговор — я буду говорить только в его присутствии.
— О правах заговорила? — зловеще процедил полковник. — Адвоката тебе? Будет тебе адвокат… предоставим тебе адвоката… есть у нас такой, Семендяев… как раз по уголовным делам большой специалист… а пока подождешь адвоката в камере. Там, может, подумаешь немножко, так сказать, поразмыслишь и придешь наконец к правильной линии поведения!
