Дарья Калинина - Двойная жизнь волшебницы
Отлично! Вот так и становятся миллионерами! В оплату картин, стоимость которых в ближайшее время зашкалит за миллионы долларов, несколько банок тушенки, картошка и крупа.
– Почему же? – оскорбилась Гликерия Карповна. – Муж давал Пете еще и деньги. Также мы постоянно собирали среди родственников детские вещи для Петиной малышки. Ну, и Миле тоже перепадало кое-что. К примеру, мои старые вещи, которые я не знала, куда деть, она охотно донашивала.
После этого заявления как-то с трудом верилось в алчность Милы – матери Анфисы. Какие бы богатства ни имелись у профессора и его супруги, младший их сын прозябал не просто в бедности, он влачил нищенское существование. А вместе с ним в нищете жила его жена и малышка.
– Впрочем, это продолжалось всего года полтора, – вздохнула Гликерия Карповна. – Потом бедный мальчик совсем сошел с ума. А Мила с малышкой… Не знаю, куда они делись. Никогда не задавалась этим вопросом. Полагаю, что женщина вернулась к себе домой. Где-то ведь у нее должен был быть дом?
– Гликерия Карповна, а Кеша вам никогда не говорил, что эти полотна могут еще сделать вас богатыми?
– Богатыми? Эта мазня? Да что вы, девочки! Сын не выкинул картины только из уважения к памяти своего отца. Мой муж покупал эти полотна из жалости к бедному Петеньке, от которого отвернулись его родители.
– А что у них там произошло? – не сдержавшись, спросила Кира.
– М-м-м… – моментально поджала губы старуха. – Какая теперь разница?
– Но все-таки интересно, почему родители отвернулись от своего младшего сына.
И снова Гликерия Карповна не могла не ответить своей любимице, какой неожиданно стала для нее Леся.
– Я не очень хорошо знаю, что и как у них там было, – задумчиво произнесла она. – Но по отдельным высказываниям мужа и другой родни могу предположить, что воду там мутил Тимофей – старший сын профессора Иванова. Тимофей всегда был властный, себялюбивый мальчик. И еще он был очень практичным, чтобы не сказать, прижимистым. Этим он пошел в свою мать. Ну а Петя… Петя был на редкость не от мира сего. Он сильно раздражал брата и мать, которая хотела видеть своих детей успешными и знаменитыми. Но младший сильно разочаровывал ее.
Как странно иной раз поворачивается колесо судьбы. Такой успешный и активный Тимофей погиб, не принеся матери ничего, кроме отчаяния. А Петя – ее младшенький, на которого она не возлагала никаких надежд, считала его легкомысленным мазилой, дурачком и в глубине души опасалась, что он окажется просто идиотом, стал после своей смерти знаменит. Его полотна продют за баснословные деньги. И коллекционеры толпами гоняются за картинами рано погибшего художника.
Но вот интересно, Кеша знал о ценности полотен, повешенных у него дома? Или кто-то другой знал о ней?
– Теперь я вспоминаю, что у Кеши дома было несколько полотен, – пробормотала Кира, когда Гликерия Карповна отвлеклась на какие-то хозяйственные дела, оставив двух девушек на кухне одних.
– Да и я их видела! – подхватила Леся. – Я еще спросила, чьи это работы?
– Вот-вот! А Кеша еще так пренебрежительно хмыкнул и сказал, что картины достались ему даром. Дескать, кто-то из родни баловался по-любительски, вот он и взял мазню, чтобы украсить интерьер. Выглядят они вполне пристойно, сейчас в моде, как он выразился, импрессионизм. Чем покупать аналогичную мазню в салонах, лучше взять даром что уже имеется.
– Значит, он не знал об истинной ценности полотен, которыми владел?
– Думаю, что нет. Так ведь часто бывает, сидишь на золотой жиле, но не подозреваешь об этом.
Леся задумалась. Она хорошо помнила картины в простых рамках, которые висели у Кеши по всему дому. В большинстве своем на них были изображены пейзажи. Но деревья, цветы и даже облака в небе надо было угадывать. Картины несли в себе какую-то загадку. Подходя к ним с разных сторон и глядя на одно и то же полотно под разным ракурсом, всякий раз она видела новую композицию.
– Я тогда еще подумала, что для любителя – это удивительно профессиональная работа.
– Кеша так не считал!
– Зато так считал тот, кто убил Кешу и сделал Анфису его наследницей!
И переглянувшись между собой, подруги дружно воскликнули:
– Господин Рогожкин!
Да, хитрый нотариус, видимо, прознал о том, что его племянник владеет настоящим сокровищем. Не квартира, машина или даже фирма Кеши были целью Рогожкина. Нотариус позарился на полотна Пети Иванова, которыми владел Кеша. Просто украсть эти картины у него нотариус не рискнул, а скорей всего, не захотел. Ведь ворованное полотно, каким бы ценным оно ни было, нельзя выставить на приличном аукционе. Оно сразу же неизбежно упадет в цене. Продать его трудно, настоящей цены ни за что не получишь.
Выманить хитростью то ли не получилось, то ли нотариус не стал этого делать. Ведь стоило Кеше прознать, какое богатство досталось ему от отца, как он тут же принял бы ряд мер безопасности по сохранению драгоценных полотен. Еще и в банковскую ячейку или сейф, чего доброго, мог бы их поместить. Как нотариусу Рогожкину потом выцарапывать оттуда полотна?
– И он придумал аферу с Анфисой. Ему повезло, у Анфисы, со своей стороны, был зуб на родню по отцовской линии. Справедливости ради надо думать, что Анфиса также не подозревала, насколько велик куш в игре.
– И никто не подозревал. Ведь так получилось, что вся родня Ивановых поддержала опалу их младшего сына. С Петей никто не общался. Единственный в семье Ивановых, кто приобретал картины Пети и хоть как-то ими интересовался, был отец Кеши.
– И еще Галина Павловна!
– Да! Она знала о том, насколько выросли в цене полотна ее сына, раз уже продала три имеющиеся в ее распоряжении картины Пети.
– Но при этом я что-то не заметила у нее в квартире сказочного богатства.
Это в самом деле было странно. Тут, в свою очередь, крылась какая-то загадка. Деньгами в квартире вдовы профессора и не пахло. Между тем Лисица не мог ошибаться. Если он сказал, что мать художника в разное время продала все три работы своего сына, значит, так оно и было.
– Но где же в таком случае деньги за эти работы?
– Наверное, за первые два полотна она получила не так много. Картины ведь дико выросли в цене именно за последние годы. Так что деньги за первые две картины Галина Павловна элементарно проела. Ну а третье полотно… За него она деньги, наверное, еще вообще не получила. Торги состоялись ведь лишь пару недель назад. Перевод крупной суммы, наверное, не такое быстрое дело.
– Да, юридические проволочки способны сожрать массу времени и сил, – согласилась Леся. – Но что же насчет Кеши?
– Уверена, он не знал про ценность полотен. Вспомни, они висели у него по всему дому, даже на кухне!
– Точно! Прямо возле плиты. Забрызганные жиром!
– А ведь Кешка был такой бережливый. Он бы удавился, узнай, что возле его плиты висит и покрывается жиром вещь стоимостью самое меньшее в сотню тысяч евриков.
– Значит, отец его правды о картинах не знал. И его сын тоже не подозревал, что сидит на сказочном богатстве. А вот Галина Павловна не в пример родне своего мужа отлично знала цену Петиным полотнам, раз уж бойко торговала все эти годы картинами покойного сына.
– Только денег у нее все равно нет!
– И это очень странно.
– А знаешь, что еще более странно?
– Нет. А что?
– То, что Галина Павловна в разговоре с нами ни разу… заметь, ни разу не упомянула о том, что ее сын Петя все-таки получил признание как художник. Пусть и после своей смерти, но он стал знаменит. За его полотна теперь идет чуть ли не драка среди коллекционеров.
– Да, обычно матери с гордостью рассказывают об успехах своих детей. Даже сущая ерунда вызывает в них умиление и чувство гордости. А Галина Павловна ни разу не упомянула о том, что ее бедный обожаемый Петя все-таки стал знаменит после смерти.
– Может быть, ей стыдно? Все-таки это они с Тимофеем запихнули парня в психушку.
– В этой истории еще есть много чего непонятного. Но одно я теперь знаю точно.
– И что же?
– Шайка-лейка, одна семейка. Все действующие лица состоят пусть и в отдаленном, но все же родстве.
– Ты имеешь в виду семью профессора Иванова и своего Кешку?
– Да. Анфиса, Кешка, профессор Иванов, нотариус Рогожкин… Кто бы мог подумать, что они родственники!
– Только не я! – поспешно открестилась Леся.
– Да и мой Кеша ни разу не упоминал фамилию Ивановы. Гликерия Карповна бормотала что-то о старом профессоре и юной профурсетке, которая его окрутила. Но я не придавала значения ее рассказам. В голову не могло прийти, что нужно слушать старших!
Как раз в этот момент в кухню вернулась Гликерия Карповна. Она услышала лишь последнюю фразу Киры и впервые одобрительно кивнула своей несостоявшейся невестке:
– Правильно, Кира. Рада, что ты это поняла, хотя и с опозданием.
После чего Кире было поручено чистить и давить клюкву, а Лесю Гликерия Карповна снова усадила рядом с собой и предложила девушке альбом с пожелтевшими от времени фотографиями. Этот альбом относился даже не к молодости самой Гликерии Карповны, а к раннему ее детству. И поэтому Леся быстро заскучала. Однако зевать не смела, памятуя, как быстро меняет свое мнение о людях Гликерия Карповна. И Леся послушно кивала, лишь время от времени кидая на Киру молящие о помощи взгляды.