Татьяна Полякова - Капкан на спонсора
«Ну ты, парень, вывез», — едва не брякнула я, но вовремя напомнила себе, что я интеллигентная женщина и должна терпеливо ждать, пока ему надоест трепаться. Кое-какую ясность внести все же следовало, и я сказала спокойно, но твердо:
— Вы заблуждаетесь, или Анатолий ввел вас в заблуждение, я не имею перед ним обязательств, если я вас правильно поняла. Хотя ваше внимание слегка удивило. В любом случае извинение принято и беспокоиться не о чем.
— Благодарю, — с чувством ответил он, и мы простились.
Я вздохнула и даже вытерла лоб, от волнения покрывшийся испариной. Роман Андреевич с Женькой, сидевшие до той поры истуканами, начали дышать, а подружка почему-то шепотом спросила:
— Чего он извинялся-то?
— Вел себя неподобающе, ты же слышала.
— Приставал, что ли, прям при Толике? Вот стервец… — Она хихикнула, поведение Козырева не вызвало в ней осуждения, скорее наоборот. — Вдовец зря времени не теряет. Жену в георгины, а сам навстречу новой любви.
— Какой еще любви? — тут же взъелся Роман Андреевич.
— Чего ты к словам придираешься? — обиделась Женька, и, чтобы не накалять обстановку, мы скоропалительно отбыли ко сну.
Утро было еще затейливее вечера. Вообще, жизнь пошла такая, что впору только диву даваться: какая там Амазонка и прочая дребедень, вот у нас приключения так приключения, причем каждый день и с утра пораньше.
В дверь позвонили, а когда мы дружно сделали вид, что каждый в отдельности еще не проснулся и открывать предстоит кому-то другому, дважды бухнули кулаком, и я торопливо поднялась, потому что дверь моя и кому же о ней позаботиться, если не хозяйке? На ходу расчесавшись, протерев глаза и накинув халат, я бросилась открывать и едва не лишилась чувств. На пороге стояли трое громил в пятнистой форме. Первой моей мыслью было: «Убьют», второй: «Арестуют», третьей — «Они что, придурки?» На ней я и остановилась и спросила миролюбиво:
— Вы что, спятили? Шесть часов утра.
Все трое заметно смутились, тот, что стоял ближе ко мне, печально потупил глазки и, переминаясь с ноги на ногу, спросил:
— Наш майор у вас?
— О господи! — рявкнула я, хлопнула дверью и прошествовала в комнату. — Майор, там товарищи по оружию, наверное, опять в баню собрались.
— Сдурели они, что ли? — проворчал Роман Андреевич и, не одеваясь, в одних трусах побрел к двери.
Дальше стало очень даже забавно. Троица ворковала, к голуби, пытаясь что-то втолковать майору, а он гневался на весь подъезд, пока я не вмешалась:
— Не могли бы вы выяснять отношения по месту прописки?
Воркование сменилось ласковым шепотом, а раскаты Роминого голоса стали ниже на целую октаву. Через десять минут, трижды употребив нецензурное слово и раз пять близкие к нему, Роман Андреевич появился в комнате с исключительно несчастным видом.
— Пашка лишился звездочки? — догадалась я.
— И вовсе нет, — обиделся Ромашка. — Меня вызывают из отпуска. Говорят, только на три дня. Врут, как падлы… извини. Считай, накрылся отпуск.
— Ничего, переживешь. На время прохождения службы будьте добры переселиться в свою двухкомнатную. Мои соседи к воплям не приучены, могут и милицию вызвать.
— Анфиса, — вздохнул майор. — Ты бы это… проводила меня.
— Далеко? — подняла я голову от подушки.
— До двери, — нахмурился он.
— До двери сам дойдешь. И скажи своим гоблинам, чтоб сюда ни ногой. Они меня до смерти напугали.
— Пойдешь провожать? — прорычал он.
— Я тебе с балкона помашу.
Но обманула и даже близко к балкону подходить не стала. Так и пошел он, ветром гонимый и солнцем палимый, без моего благословения и прощального взмаха синим платочком.
— Круты вы, Анфиса Львовна, ничего не скажешь, — высунув нос из-под одеяла, заметила Женька.
— Бросить нас в такой обстановке, — прошипела я. — Кругом одни убийцы… а еще клялся в любви. Пусть катится на свою работу, если она ему дороже моей жизни.
— Этот аспект я не углядела, — загрустила Женька и стала рассматривать свои ноги. — Я думала, ты лютуешь из-за своего морального облика в глазах соседей. Ситуация и впрямь хреновая, слышь, Анфиса?
— Слышу. Но хочу спать. И не тревожь меня. Женька затихла, зато через час зазвонил телефон. Роман Андреевич ангельским голосом оповестили, что отправляются в командировку на три дня, не больше (век воли не видать), далее голос стал сладок, точно мед, и он предложил:
— Я вам одного своего парня пришлю…
— Спать на моем диване? — ядовито осведомилась я, бросила трубку и включила автоответчик. Уместить свои высказывания в одну минуту Роман Андреевич не мог и звонил раз двадцать пять, наконец-то высказался и, как видно, отбыл в командировку. А я, пылая праведным гневом, носилась по квартире, точно фурия, призывая на его голову все кары небесные. В самый разгар громометатель-ства я вдруг подумала, что командировка Романа Андреевича может быть сопряжена с риском, струхнула и очень убедительно попросила: «Господи, не принимай мои слова близко к сердцу и помоги этому придурку».
Мы позавтракали в спокойной обстановке, Женька отправилась на свою работу «показаться», а я устроилась на диване и вскоре смогла констатировать, что одиночество меня тяготит.
В 10.45 зазвонил телефон, я выждала некоторое время, сняла трубку и молчала, ожидая, что услышу голос Романа Андреевича. Не тут-то было. Звонил Козырев и, судя по всему, пребывал в отличном настроении.
— Доброе утро, Анфиса Львовна, — начал он душевно.
— Здравствуйте, Николай Петрович, — на всякий случай ласково ответила я.
— Не разбудил?
— Нет, что вы, я встаю рано.
— Значит, по натуре вы жаворонок? — Далее последовала затяжная трепотня на тему: кто есть кто по натуре. Если он возьмется за гороскоп, я его пошлю. Вот ей-богу, наплюю на все приличия и пошлю. Словно прочитав мои мысли, Козырев притормозил и игриво поинтересовался: — Анфиса Львовна, а вы, случаем, ничего не потеряли?
— Я? Нет, — без особой уверенности ответила я.
— А у меня такое впечатление, что вы кое-что забыли в моей машине.
— Нет, я вернулась с сумочкой, ее в машине не открывала, а больше у меня в руках ничего не было.
— Вы потеряли сережку, — засмеялся Николай Петрович. — Она с бриллиантом, и я был уверен, что вы огорчились.
— О господи! — ахнула я, машинально коснувшись своего уха. — Конечно… а я не обратила внимания. Так вы нашли ее?
— Шофер. Он утром мыл машину.
— Поблагодарите его от меня, пожалуйста.
— Разумеется. Думаю, вы хотите получить сережку прямо сейчас?
— Нет-нет, — заверила я. — Это не к спеху. Может быть, ваш шофер как-нибудь сможет ее завезти?
— А чем, кстати, вы сейчас заняты?
— Ничем, — помедлив, ответила я. — Сижу с книжкой и пытаюсь читать…
— Ни к чему красивой девушке портить себе зрение. Знаете, что мы сделаем? Я пришлю за вами машину, вы заглянете ко мне и заберете свою сережку. Машина будет через пятнадцать минут.
Не успела я что-нибудь промямлить в ответ, как он повесил трубку. На кой черт мне к нему ехать, если сережку может привезти шофер? Нет, здесь какой-то умысел. Надо было отказаться… а для чего, спрашивается, я рисковала бриллиантом (если честно, бриллиант был такой маленький, что просто удивительно, как это шофер Козырева его заметил)? В общем, я вскочила с кресла, торопливо подготовилась к встрече с главным злодеем, подошла к зеркалу и, в целях поддержки в себе силы духа, подумала: «Если он решил меня укокошить, рука должна дрогнуть».
В дверь деликатнейшим манером позвонили, я увидела вчерашнего типа подозрительной наружности и покинула квартиру в его сопровождении, оставив Женьке записку в холодильнике. Дозвониться до нее я не смогла, а холодильник выбран был вот по какой причине: если рука у мафиози все-таки не дрогнет и меня укокошат, Женька должна знать, где меня угораздило скончаться. А Козырев хитрец, может послать кого-нибудь из мальчиков проверить квартиру на предмет все той же записки. Но ни у какого мальчика ума не хватит искать ее в холодильнике, а Женька как придет, так в него сразу и полезет. Записка лежит под пакетом молока, и подружка ее не пропустит. Все это дает яркое представление о том, как основательно к тому моменту у меня «съехала крыша». Во дворе старушки наблюдали за моей посадкой в «Мерседес», и это тоже порадовало: есть три свидетеля, и тетя Маша назовет точное время, потому что со своим пуделем Тошей она всегда гуляет в перерыве между сериалами. В общем, меня голыми руками не возьмешь.
До улицы Гороховой мы домчались за десять минут, ворота раскрылись, мы въехали во двор с симпатичными клумбами по бокам, на крыльце собственной персоной стоял Козырев и радостно мне улыбался. Он не поленился спуститься и лично открыть дверь машины. Чего-то ему от меня надо, и скорее всего это «чего-то» весьма важного свойства.
— Рад, что вы у меня в гостях, — заявил он.
