Дарья Донцова - Ромео с большой дороги
– Учиться надо лучше. Только тот, кто хорошо овладевает знаниями, имеет шанс попасть в аспирантуру и стать кандидатом наук.
Лично меня бросало в дрожь от этого заявления, меньше всего хотелось навсегда связать свою жизнь с затхлым учебным заведением.
В конце семестра Эмма подводила итоги, и те, у кого получалась чистая пятерка, освобождались от сдачи зачета, остальных доктор наук гоняла по всему курсу.
По непонятной причине я была у Эммы на хорошем счету, но сейчас рисковала потерять расположение дамы. Накануне студентка Васильева гуляла до трех утра и абсолютно не подготовилась к занятиям.
– Ну, – поторопила меня преподаватель, – начинай!
Я набрала полную грудь воздуха и честно призналась:
– Простите, Эмма Сергеевна, слегка не готова к ответу.
– Почему? – совершенно искренно удивилась старуха. – Что помешало самостоятельным занятиям?
– Отравилась, – сказала я почти правду, забыв упомянуть, что непорядок в организме был вызван красным вином плохого качества, выпитым в неумеренном количестве.
– Это не повод, – отрезала Эмма. Но потом слегка помягчела: – Действительно, еда в нашей столовой оставляет желать лучшего. Даша, мне очень не хочется ставить тебе «два». Что скажешь?
– Тоже не желаю получить «неуд», – вздохнула я.
– Вот и хорошо, – одобрила Эмма. – Ты девочка ответственная, не то что некоторые, имена которых я упоминать сегодня не буду. Думаю, великолепно расскажешь сейчас о Гюго. Ну, начинай!
Выдав тираду, профессор сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и прикрыла очи.
– Виктор Гюго, автор многих романов, в том числе «Отверженные», родился в… – безнадежно начала я и замолчала, потому что информация о великом французском романисте, осевшая в моей памяти, иссякла.
– Замечательно, – пробормотала преподша, – продолжай.
Я развела руками, и тут на помощь пришла Машка Гладильщикова – она подняла учебник, раскрытый на нужной странице. Кое-как, щурясь, я сумела озвучить текст.
– Хорошо, – кивнула Эмма, не открывая глаз, – троечку уже заработала. Но, право, жаль портить «удочкой» твою репутацию. Ты ведь хочешь четверку?
– Ага, – ответила я.
– Тогда расскажи мне… ну… допустим, о Викторе Гюго, – меланхолично предложила доктор наук и снова примолкла.
Я настороженно глянула в сторону ученой дамы. Она что, издевается надо мной? Но нет, лицо Эммы Сергеевны хранило торжественно-заинтересованное выражение. Я откашлялась:
– Виктор Гюго появился на свет…
Второй раз рассказывать биографию писателя получилось бойчее.
Эмме тоже понравилось.
– Молодец, – закивала она. – Но это четверка. Поднимем планку. Пятерка – вот к чему надо стремиться, согласна?
– Угу, – закивала я.
– Умница, – похвалила меня Эмма. – Рада, что не ошиблась в тебе. Думаю, получишь «отлично», коли сумеешь рассказать нам о… Викторе Гюго!
Одногруппники попадали под столы, я выставила вперед правую ногу и бодро начала:
– Великий сын Франции, автор книг «Девяносто третий год», «Отверженные» и других прожил большую жизнь в литературе…
– Вот и чудесно, – открыла глаза Эмма, когда я замолчала. – Садись, Даша. С огромным удовольствием ставлю «пять». Можно было бы еще попросить тебя рассказать биографию Гюго, но лучше сделаю это сама. Итак, новая тема: Виктор Гюго. Великий сын Франции, автор книг… Минуточку, дети, в чем дело, почему не записываем?
Я, пытаясь скрыть хохот, опустила подбородок на грудь, а наша староста сдавленным голосом ответила:
– Простите, Эмма Сергеевна, звонок на перемену, нам надо в другой корпус бежать.
– Действительно, – закивала доктор наук, глянув на часы. – Запишите домашнее задание: Виктор Гюго. Васильева, готовься, давно тебя не вызывала!
Прогнав сейчас от себя это ненужное воспоминание, я обогнула дедушку-охранника и оказалась в небольшом коридоре. Пахло тут хлоркой, супом и какими-то лекарствами. Боясь поскользнуться на блестящей бело-желтой плитке, я тихо пошла вперед и уперлась в стол, за которым восседала бабуся, читавшая газету.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я.
Старуха не пошевелилась.
– Добрый день, – повысила я тон.
Ответа не последовало.
– Здрассти! – заорала я.
Старуха медленно отложила газету, сняла очки и вполне миролюбиво спросила:
– Че вопишь?
– Так не отвечаете, – растерялась я, – думала, не слышите.
– С ушами у меня полный порядок, – скривилась бабка. – Посещения у нас до часу дня. А ты когда явилась?
– Еще двух нет, – решила поспорить я.
– Все равно отдыхать пора, а не шляться. Завтра приходь! Ты, кстати, к кому?
– К Кулькиной, – бойко ответила я и полезла в сумку за кошельком. Сейчас выну «пропуск», не слишком крупную, но вполне приятную бумажку…
– К Алевтине? – вдруг оживилась старуха.
– Да.
– Ступай живо, – неожиданно заявила дежурная, – палата номер восемнадцать, койка слева, у окна.
Очень удивленная ее странной добротой, я сделала несколько шагов по плитке, потом обернулась и изумилась еще больше. Отчаянно хромая, бабушка со всей доступной ей скоростью неслась по коридору в обратном направлении.
Дверь, украшенная косо написанной цифрой «весемнадцать», оказалась последней. Я поскреблась в створку, не услышала никаких звуков в ответ и осторожно потянула за железную скобу, исполнявшую роль ручки.
В нос ударил затхлый, крайне неприятный запах, перед глазами открылась печальная картина: шесть кроватей, выкрашенных белой краской, столько же облупившихся тумбочек, в углу раковина, в которую из ржавого крана мерно капает вода. Я бы быстро сошла с ума от этого монотонного «кап, кап, кап», но обитательницы малоуютной комнаты, очевидно, привыкли к дискомфорту.
Около трех коек высились капельницы, на полу стояли оббитые эмалированные судна.
– Здравствуйте, – шепотом просвистела я. – Вы спите? Кто из вас Кулькина? Алевтина, отзовитесь!
– Не старайся, – донеслось из угла, – овощи они.
– Кто? – не поняла я и пошла на звук.
– Растения, – повторила женщина, несмотря на духоту, замотанная в платок, – лежат камнями. Я Леся, а вы кто?
– Даша, – растерянно ответила я. – Кто из них Кулькина?
Леся хмыкнула:
– Не знаю.
– Но ведь в одной палате лежите.
– Меня только вчера из больницы привезли.
– Что с вами? – помимо воли полюбопытствовала я.
– Перелом позвоночника, – пояснила Леся. – Ходить не могу, машиной сшибло, только и остается, что лежать.
– Вот беда!
– Наоборот, везение! – радостно воскликнула Леся. – В больнице так хорошо: кормят, поят, кровать своя, белье, лекарства дают. Люди тут хорошие, в смысле медперсонал, не злые. Пройдет теперь моя старость в комфорте, а то раньше мучилась – что со мной будет, кто приглядит, стакан воды подаст? Некому. Одинокая я, по возрасту в тираж вышла, работать не могу.
– Сколько же вам лет? – удивилась я, всматриваясь в лицо, на котором практически не имелось морщин.
– Тридцать, – спокойно ответила Леся.
– Сколько? – вздрогнула я.
– Четвертый десяток пошел.
– И уже на пенсию ушли?
Леся поправила платок.
– Я у «мамки» служила, клиентам молодых подавай, и чего…
Конец предложения утонул в шуме: дверь отлетела в сторону, в палату ворвалась полная дама в белом халате и шапочке, сильно смахивающей на поварской колпак.
– Зина! – заголосила она. – Отчего у них судна полные?
– Ща уберем, Антонина Петровна, – запищало из коридора.
– Безобразие!
– Уже уносим.
– Полы грязные!
– Помоем.
– А у этой тарелка на тумбочке!
– Так не жрет, – оправдывалась старуха-дежурная, хватая ночные горшки, – нос воротит от каши.
– Кормить надо, – сурово сдвинуло брови начальство.
– Пытались, не хочет!
Антонина Петровна уперла руки в бока.
– Следует после трех неудачных попыток убрать еду и доложить врачу. А ты грязь развела! Мухи летают! Еще подобное повторится, выгоню.
– Простите, Христа ради, – кланялась бабка, – недосмотрела.
Антонина Петровна поправила колпак и вновь посыпала распоряжениями:
– Посуду на кухню, пол отмыть, тумбочки протереть, контингент вывезти в коридор и проветрить палату!
– Есть! – вытянулась в струнку нянька.
Мне тоже отчего-то захотелось сделать поворот через левое плечо и строевым шагом выйти в коридор.
Антонина Петровна внезапно потеряла интерес к бабке и обратила лицо грозно сведенными бровями в сторону посетительницы.
– Явилась, шалава! – гаркнула она.
– Вы ко мне обращаетесь? – на всякий случай уточнила я.
– К тебе, мерзавка, – почти нежно ответила Антонина. – Неужели совесть не мучает?
– Простите, но…
– Бросила мать! Оплатила два месяца и удрала!
– Это не…
– Оставила фальшивый телефон и адрес набрехала!
– Послушайте…
