Дарья Донцова - Корпоратив королевской династии

Управляющая понятия не имела, как мать разобралась с отпрыском, но Эдмунд не выглядел смущенным, гулял по-прежнему с приятелями, в доме постоянно кутила его компания. Утром в спальне старшего сына часто обнаруживались разные девушки, иногда их в его постели бывало несколько. Чтобы по городку не поползли нехорошие слухи, Элиза сама убирала покои безобразника. Один раз парень ущипнул ее пониже спины. Девушка развернулась, изо всей силы отвесила нахалу пощечину и четко сказала:

– Я не твоя шлюха! Еще раз позволишь себе подобное, расскажу все госпоже Хансон.

– Эй! Охамела? – возмутился Эдмунд. – Ты половая тряпка! Мать вмиг вытурит тебя вон. Как ты посмела ударить хозяина?

– Ты не хозяин, – ринулась в бой девушка, – а прожигатель жизни. Противно на тебя смотреть.

– Едва мать умрет, я тебя пинком под зад вон выставлю, – пообещал Эд.

– Если Мартина скончается, я вместе с ней в гроб лягу, чтобы не видеть, как дурак Олаф разоряет! – отчеканила Элиза и убежала.

Вечером того же дня Эд принес ей коробку дорогих конфет и вроде искренне сказал:

– Я и правда идиот. Ты нам как родственница, извини. Сам не знаю, что на меня нашло. Мир?

Элиза кивнула.

– Кто старое помянет, тому глаз вон.

Гант очень любила сладкое, но тот презент даже пробовать не стала, передарила подружке.

У Мартины был еще один сын, младше брата, и у него был другой характер. Тихий, молчаливый юноша, вечно читавший книги или писавший что-то в толстой тетради. В университете Карл не имел и сотой доли популярности Эда, не играл в футбольной команде, не отличался хорошими знаниями, не умел поддержать разговор, и у него всегда потели ладони. Сидел Карл в последнем ряду, если его вызывали к доске, конфузился, начинал заикаться. Но педагоги все равно ставили ему хорошие отметки, потому что Карл очень старался, задания выполнял аккуратно и был сыном Хансонов. Друзей Карл не имел, девочки не хотели на него даже смотреть. Эд подсмеивался над братом, никаких родственных чувств он к нему не испытывал. Мартина старалась социализировать Карла, в детстве она всегда устраивала пышные балы на его день рождения, приглашала толпы детей с родителями. Ребята приходили на торжество, потому что им так велели взрослые, но настоящего веселья никогда не получалось. Будь юноша классическим ботаником в очках, просиживающим брюки в библиотеке и знающим ответы на любые вопросы профессоров, ему бы простили неумение плавать, бегать, улыбаться, мрачный вид и вечно потные руки. Карл мог прибиться к таким же слишком умным студентам, найти себе толстенькую девочку в очках, с рюкзаком, набитым книгами великих древних авторов, и жить счастливо. Но нет! Местные знайки считали Карла глупцом, а веселое студенчество думало, что он идиот. После занятий Карл ехал домой, закрывался в своей комнате и собирал пазлы. Он проводил часы за этим занятием, сидел в тишине, не включая музыку, просто подбирал кусочки, чтобы получилась картина. Когда очередное изображение было закончено, младший Хансон аккуратно наклеивал его на доску и нес матери.

– Милый, это шедевр, – слишком бурно радовалась Мартина и приказывала повесить поделку в гостиной.

– Почему не у себя в покоях? – прервала я рассказ Элизы.

Она показала на стены.

– Мартина была по-настоящему религиозна. Не напоказ. Демонстративно крест поверх одежды не носила, ни с кем бесед на церковные темы не вела. Когда был жив господин Виктор, семья ходила по воскресеньям на литургию. Но в церкви все, кроме Мартины, откровенно скучали и лишь изображали, что участвуют в службе. Думаю, Мартина боялась, что грехи мужа утянут его в ад, вот и таскала того на исповеди да причастия. Надеялась, что Господь простит грешника.

– Виктор сделал что-то нехорошее? – поинтересовалась я.

Элиза потупилась.

– Женщины. Эд в отца удался. Просто Виктор старше был, умнее, хитро концы в воду прятал, никто про его походы налево не знал, кроме меня. Белье господ стирать надо, многое понятно делается, когда исподнее разбираешь. У Виктора оно частенько в губной помаде было испачкано, пахло дешевыми духами, которыми Мартина отродясь не пользовалась. Но я госпоже Хансон о своих открытиях не докладывала. Она и так все понимала, у супругов давно раздельные спальни были, и муж Мартину по ночам никогда не навещал. Постель тоже я меняла. Понимаете, да? Вот Карл обладал другим темпераментом. У него до Елены ни одной девушки не было. Думаю, поэтому она его и окрутила, взяла на секс. Почему Мартина не вешала картины Карла у себя? Он складывал пазлы с изображением военных действий: солдаты, пушки, оружие. Мартине это совсем не по душе было. Посмотрите на стены.

Я кивнула.

– Уже видела. Повсюду библейские сюжеты, над кроватью иконы. Но вот тут слева от шкафа висит небольшая жанровая сценка. Волк с оскаленными зубами наступает на охотника, у того в руках ружье, но оно опущено, похоже, закончились патроны. Это не сцена из Нового или Ветхого Завета.

– Почему? – удивилась Элиза. – Из-за злого зверя, который стоит с обнаженными клыками? Из-за жестокости?

Я показала на противоположную стену.

– «Святой Себастьян, пронзенный стрелами». Ну никак не назовешь это полотно милым. Или вон там копия скульптуры «Битва Геракла с немейским львом», оригинал, если я не ошибаюсь, в Эрмитаже, это уже греческая мифология, но неважно. В спальне нет ни одного простого произведения, все, здесь представленное, копии известных картин. Кроме волка с охотником. Почему я думаю, что сия картина не имеет отношения к Библии?

– Да, – кивнула Элиза, – по какой причине? Вы же не можете помнить всю книгу наизусть, вдруг там где-то упомянут хищник, а некто великий его нарисовал?

Я показала на охотника.

– В давние времена не было стрелкового оружия, причем такого. В руках у человека винтовка Мосина. Она появилась в России где-то в тысяча восемьсот девяностом году и в общей сложности, с незначительными модернизациями, находилась на вооружении войск России и СССР около шестидесяти лет.

– Господи, откуда вы это знаете? – поразилась Элиза.

– Мой папа был генералом, – пояснила я, – правда, доктором наук, ученым, но все равно военным. Он любил оружие, дома его не держал, мама не разрешала, боялась, вдруг выстрелит. Зато книг с рассказами о пистолетах-револьверах-пушках-саблях-мечах в библиотеке была масса, все с картинками, фотографиями. И посмотрите на одежду охотника, она не старинная, такую куртку носил на рыбалку мой отец. Думаю, полотно, выбивающееся из общей стилистики, здесь неспроста. Что вам прошептала Мартина перед смертью и куда она смотрела? На шкаф?

Элиза кивнула.

– А может, на картину с волком? – не утихала я.

– Она впритык к шкафу висит, – пробормотала управляющая.

– Что тоже странно, – подхватила я, – на стене много свободного пространства, а сцена с хищником прижата к стенке шкафа. «Почисти зубы. Раскрой глаз. Еж. Он убивает». Так?

– Вы не ошиблись, – подтвердила Элиза. – Много лет прошло, а голос хозяйки в ушах звучит.

Я прикоснулась к нарисованным клыкам серого разбойника и воскликнула:

– Под холстом колесико.

Мой палец сделал несколько движений, у волка открылся глаз.

– Мама, – попятилась управляющая, – он смотрит.

– Вопрос: куда? – пробормотала я. – Если проведем воображаемую линию от зрачка волка, то где она закончится? Под большой елью.

Элиза подошла к холсту и потрогала изображение дерева.

– Под стволом тоже что-то типа шестеренки.

– Поворачивайте, – велела я. – О! Ежик! Он высунулся из кучи хвороста. Живая картина. Забава детей в докомпьютерную эпоху. Во времена моего детства продавались такие книги, потрешь в одном месте иллюстрацию, человек руку поднимет, тронешь окно дома, оно откроется. Нужно было догадаться, где находятся колесики, которые надо вертеть, этакий прообраз электронных игр.

– Глядите, охотник ружье поднял, – воскликнула Элиза, – когда ежик вылез!

Я начала водить пальцем по дулу винтовки, нашарила пупочку, нажала…

Шкаф совершенно бесшумно сдвинулся с места, открылось узкое пространство. Я без проблем прошла в него, поводила рукой по стене, нащупала выключатель.

– Вот это да! – ахнула управляющая. – Понятия не имела, что здесь такое есть.

Я оглядела тесное помещение. Три стены заняты полками, на одной лежат тетради, совершенно одинаковые, на корешках указаны годы. Мартина, похоже, всю сознательную жизнь вела записи. На другой полированной доске стояли альбомы с фотографиями, на третьей картонные коробки.

– Спасибо, – прошептала Элиза, – вы нашли то, что надо. Архив госпожи. Я рассказала бы вам сценарий фильма, но уже поздно, я очень устала. А завтра сами все увидите. Как это закрыть?

– Давайте выйдем, – предложила я, – и просто толкнем шкаф. Думаю, он на маленьких, почти невидимых колесиках. Задвигается легко, а вот отодвигается с помощью картины.