Елена Логунова - Рука и сердце Кинг-Конга
– Что касается твоих злонамеренных ЧЕРНЫХ и предполагаемой банды угонщиков из солнечной Адыгеи, будем ждать дополнительной информации от засланца в соседней республике, – решила я. – А насчет оборотня в погонах…
– Мистера Зет! – вставила Трошкина явно лишь для красного словца.
– …будем иметь его в виду, – кивнула я и прикрыла рот ладошкой, пряча зевок.
Мы допили чай, доели мед и разбежались по кроваткам.
Остаток ночи прошел без приключений и потрясений.
С потрясения началось утро.
Суббота
1
Немецкий тяжелый рок сотряс стену над моим ложем, и постер с изображением красивого замка на Луаре спланировал вниз, накрыв меня, точно полковое знамя – погибшего героя.
– Их либе дих! – проревел кто-то зверским голосом, каким было бы уместнее не в любви признаваться, а как раз на мучительную смерть посылать.
– Я убью тебя, лодочник! – бессильно пробормотала я, чувствуя, что еще пара таких вокализов – и я умру от разрыва сердца и барабанных перепонок.
Насчет личности приговоренного лодочника сомнений у меня не было. В роли Харона, досрочно влекущего меня на тот свет, явно выступал Казимир Кузнецов – гениальный дизайнер, знатный ловелас, любитель черного рока и просто мой брат.
Я посмотрела на часы и тихо выругалась. Половина девятого! Выходной день! Можно было спать сколько хочешь, а тут Зяма со своими песнями о нибелунгах!
Путаясь в рукавах, я натянула банный халат (считай, облачилась в доспехи), скрутила в тугую трубку падший постер (вооружилась) и, похлопывая им по махровому бедру, отправилась воевать за правое дело. За святое право честного офисного труженика на нерушимый субботний отдых!
Бумажную палицу я занесла над головой, как меч-кладенец, и дверь в комнату брата открыла ногой.
– А, это ты, Дюха, – безучастно молвил Зяма, не обратив никакого внимания ни на мою грозную позу, ни на грохот двери, ударившейся о стену.
Грохот, впрочем, естественно влился в музыкальное оформление.
Я преодолела порыв посвятить братца в рыцари множественными ударами по плечам и дурной голове и сломала ноготь, с размаху ткнув пальцем в кнопку выключения музыкального центра.
– Иххххххь… – с понижением провыл немецкий менестрель, и стало восхитительно тихо.
– В чем дело? – твердокаменным голосом спросила я.
Обычно Зямка врубает тяжелый рок в минуты адекватно тяжелого душевного уныния.
– Скажи мне правду, Дюха! – Братец посмотрел на меня в упор. – У Трошкиной правда есть кто-то еще?
– Ты имеешь в виду – кто-то еще, кроме тебя? – безжалостно уточнила я. – Дай подумать…
Зяма терпеливо ждал, раздувая ноздри. Меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, стало жалко родного брата, готового разочароваться в великой и бескорыстной женской любви. С другой – в лице Зямы получило удар под дых все коварное, бесчестное, эгоистичное и самодовольное мужское племя, а этим зрелищем имело смысл насладиться как следует. Не так часто случаются моменты триумфа феминизма!
– Ладно, скажу. – Фамильный кузнецовский гуманизм, воспетый еще бабулей, победил женскую солидарность. – Никого такого у Алки нет, не сомневайся! Уж я-то знаю. Трошкина любит тебя и только тебя. И будет любить, пока вас не разлучит смерть с косой.
При слове «смерть» братец, успевший расплыться в улыбке, слегка поморщился, но все-таки сказал:
– Спасибо, Дюха! Ты настоящий друг. То есть товарищ. То есть сестра.
– Друг, товарищ и сестра, – кивнула я. – Но если ты еще хоть раз разбудишь меня немецким роком, я тебе такой блицкриг устрою, что будет Зяма капут!
– Я был расстроен, – повинился друг, товарищ и брат. – Я ведь раньше как-то не думал, что моя любимая женщина… То есть моя наиболее любимая женщина! Что она может любить кого-то, кроме меня одного.
– Вот он, слепой мужской эгоизм! – Я завела глаза к потолку, с которого слабыми отголосками «Раммштайна» продолжали осыпаться чешуйки водоэмульсионной краски. – Значит, вам, мужикам, можно заводить параллельные романы, а нам, женщинам, только последовательные?!
Пристыженный Зяма за все мужское племя не вступился, и я покинула поле брани победительницей.
– А знаешь, ведь в этом что-то есть! – задумчиво сказал мой внутренний голос, дождавшись, пока я пришпилю на место постер с замком. – Параллельные романы, гм…
– Это к тому, чтобы мне завести кого-нибудь еще, кроме Дениса? – подхватила я, падая на подушку.
Если честно, эта мысль была не нова. Я давно поняла, что у настоящих мужчин (а ненастоящие мне лично в принципе не интересны) есть один большой недостаток, являющийся продолжением их великих достоинств. Настоящий мужчина не способен полностью посвятить себя женщине. Ее, даже любимую, он одаривает вниманием по остаточному принципу. Причем любимые могут меняться или даже существовать в жизни альфа-самца одновременно, картина мира от этого не меняется. В приоритете у героя всегда будут какой-нибудь подвиг, дело жизни, война, борьба и боевое братство таких же, как он, брутальных товарищей. А драгоценной женщине или дорогому гарему гарантировано почетное место в топ-десятке между друзьями и хобби.
Если бы я поняла это в нежной юности, то могла бы разочароваться в жизни вообще и мужчинах в частности вплоть до принятия монашеского пострига. Однако годы, проведенные в бескомпромиссной борьбе на любовных фронтах, закалили мое сердце и подготовили разум к осознанию альтернативы. Если один настоящий мужчина способен отдаться любви процентов на двадцать, то ПЯТЬ настоящих мужчин, освоенных одновременно, могут утолить вековечную женскую тоску по сильному плечу и иным крепким органам на все сто!
Правда, пока я доказала эту циничную формулу стопроцентного женского счастья только в теории. Опробовать ее на практике мне не позволяют совесть, воспитание и дефицит настоящих мужчин.
– Ну не все же такие порядочные, как вы с Трошкиной! – то ли похвалил, то ли поиздевался над дурочками внутренний голос. – Наверняка полно баб, которые заводят любовников пачками и именно в этом видят смысл жизни.
– Таких, как Гламурная Киса! – Я вскочила с постели, как ванька-встанька.
Ах, какая это была блестящая мысль! И как много она сулила в ближайшей детективной перспективе!
Карточка «хоум-менеджера» Верочки лежала в бумажнике, который, к счастью, не покинул меня в веселой маршрутке. Я набрала восьмизначный номер и, услышав в трубке трубный глас, который идеально подошел бы солистке немецкой рок-группы, приветливо сказала:
– Верочка, здравствуйте! Мы вчера встречались у дома покойного господина Томина на улице Сливовой. Я не рано звоню, можно с вами поговорить?
– А чего ж нельзя? Можно. Кто рано встает, тому бог подает.
Манией величия я не страдаю и к божественным сущностям за пределами постели себя не приравниваю. Я поняла сказанное как прямой намек и заверила деловую женщину:
– Не знаю, как бог, а я вам подам.
– Конечно, но сегодня суббота, так что любая работа – по расценкам выходного дня, – предупредила Верочка.
– Я подам вдвое, было бы за что, – сказала я, уже немного сердясь.
Долг дружбы в материальном выражении становился все более тяжким. Я подумала, что Смеловскому, если мы с ним все-таки попадем в Париж в этой жизни, придется компенсировать мои денежные и нервные затраты французским шампанским и безудержным шопингом на Елисейских Полях.
– Так как же мы по телефону-то? – озадачилась Верочка. – Надо бы встретиться.
Она явно не рассматривала как вариант оплаты безналичный расчет постфактум.
Мы договорились встретиться через час в одном из кафе торгового центра «Мегаполис». Выключив телефон, я пошла умываться и завтракать. С учетом того, что платить за посиделки в кафе явно предстояло мне, имело смысл заранее плотно покушать.
– Овсянка с клюквой, омлет с красным вином по-буржуйски, ветчина в сырной корочке и яблоки, запеченные в слоеном тесте с орехами и медом, – горделиво огласил меню субботнего завтрака папуля.
– Господи! Спасибо тебе за гастрономическую свободу выходных дней! – искренне возблагодарила я.
– Спасибо за господа, – улыбнулся папуля, и я подумала, что у него-то мания величия, похоже, уже завелась.
Плотный и вкусный завтрак привел меня в хорошее расположение духа. К тому же на улице потеплело, снег и лед за ночь основательно стаяли, и на обнажившихся пригорках показалась буро-зеленая щетина живой травы. В воздухе запахло весной, зазвенела капель, на разные голоса с разбросом на четыре октавы запели птички и мартовские коты.
Посмотрев на термометр за окном, я рискнула надеть короткую юбку, а к ней высокие сапоги на шпильках. Смотрелось это эффектно. На пятидесятиметровой прямой вдоль по улице до троллейбусной остановки разгоряченные весной водители личного автотранспорта приветственно посигналили мне трижды, а двое особенно наглых даже предложили подвезти. Определенно, зимняя спячка закончилась, и это не могло не радовать. В «Мегаполисе» я первым делом зашла в итальянский галантерейный магазин и купила две пары восхитительно прозрачных колготок в цвет слегка загорелой кожи. А затем сразу же позвонила в салон красоты и записалась в солярий.
