Елена Яковлева - Принцесса разыскивает горошину
И только я, значит, так расслабилась да разнежилась, как за стенкой иноземная речь послышалась. Главное, совсем близко. И голос вроде знакомый. Я завернулась полотенцем, приоткрыла дверь и ухо оттопырила. А это, оказывается, Димыч по телефону трепется. По-немецки! И кто бы знал, до чего мне осточертели эти тайны мадридского двора. Вернее, берлинского.
— О, Надюха! — поприветствовал меня Димыч с ложа для новобрачных. — Отлично выглядишь!
— Не Надюха, а фрау Куприянофф, чтоб ты знал! — цыкнула я на него. Обмотала вокруг головы полотенце и легкой походкой подгребла поближе. — Слушай, мальчик, что-то мне не нравятся твои штучки. С одной стороны, ты вроде бы бомж, а с другой, весь какой-то крутой… Короче, непростой. А я таких не люблю.
— О! Это уже интересно! — ни граммулечки не смутился этот проходимец с московского чердака. — Непростых ты у нас не любишь. Пролетариев со сковородками боишься, как чумы. Тогда каких же ты предпочитаешь? Уж внеси, пожалуйста, ясность в этот концептуальный вопрос.
Нет, видали трепача?
— Ох я тебе сейчас внесу! Еще как внесу! — пообещала я.
— Что? Опять драться будешь? — Этот шалопай напустил на свою пройдошистую физиономию нарочито испуганное выражение. — А это, чтоб ты знала, непедагогично! В умных книжках пишут, что руки распускают, когда слов не находят.
— Хочешь сказать, что у меня словарный запас, как у Эллочки-Людоедки? — Я подбоченилась. — Конечно, куда уж нам, чугуновским домохозяйкам, за столичными босяками угнаться! Они и по-иностранному запросто шпрехают, и круг знакомств у них аж до нефтяных шейхов простирается. Одного до сих пор не понимаю, почему это ты в кедах?
— А при чем тут кеды? — Димыч задрал левую ногу и внимательно осмотрел свою обувку. — Чем они тебе не нравятся? Вроде не дырявые.
— Да так, — хмыкнула я. — Была у меня одна очень предприимчивая приятельница. Утверждала, что носить кеды ей не позволяет социальный статус. Это ж какое самоограничение, прикинь! Почти как у пещерных старцев. Человек себя фитнесами да шейпингами изнуряет, водится с непроходимыми идиотами, с телохранителями спит, а такой маленькой слабости, как кеды, позволить не может. Вот не может, и все.
— Ну, это мне знакомо. — Димыч уставился в потолок и громко зевнул. — Кстати, фитнес — это еще цветочки. Лично я знавал одного босса, который требовал от своих подчиненных повального увлечения керлингом. Буквально на работу без этого не принимал. А в выходные устраивал соревнования. В порядке укрепления корпоративного духа. И все его менеджеры, бухгалтеры и секретарши безропотно перлись на другой конец Москвы, в специальный спортивный зал, только чтобы их не уволили.
Керлинг — вот еще одно новое словечко, которое я услышала с тех пор, как прекратилось мое чугуновское затворничество. Любопытно, что бы оно значило? А впрочем, и так ясно, что какое-нибудь нездоровое излишество из разряда бешенства от жира.
Поэтому я поинтересовалась другим. Чем кончилась эта история с самодуром-начальником.
— А ничем, — сообщил мне Димыч. — Его конкуренты сожрали.
— Ну и слава богу, — порадовалась я за измученных таинственным керлингом менеджеров, бухгалтеров и секретарш, но, как выяснилось, слишком рано.
— Да что толку, новый-то не лучше оказался. И знаешь, какая у него фишка? Виндсерфинг! — Морально разложившийся Димыч перевернулся на живот и зачмокал губами, как сонный младенец.
Виндсерфинг… Виндсерфинг… А это что еще за дрянь такая? Ох, чует мое сердце, что ничего хорошего. Вот и получается, что пресловутые банданы в головном Маоистовом офисе — просто невинная детская забава. Вроде куличиков из песочка.
Стоп, а с чего это меня ни с того ни с сего на обобщения потянуло, вот что непонятно? Меня же частный вопрос волновал. Насчет загадочной Димычевой персоны! Нет, но каков мастак, опять мастерски завел меня в дебри, а теперь прикидывается спящим. Просто Иван Сусанин какой-то, честное слово. Ничего, ничего, сейчас я с ним разберусь…
И вдруг: тук-тук-тук в дверь.
— Кого там еще принесло? — Димыч открыл левый глаз.
— А я почем знаю? — огрызнулась я.
— Пойди и спроси, — распорядился этот лежебока.
— Сам спроси, — не стала я ему уступать. Да и с какой стати, если он мне в племянники годится?
Тогда он рявкнул, не поднимаясь с кровати:
— Кто?
За дверью послышалось какое-то шебуршение. Потом кто-то откашлялся и сказал:
— Руководитель делегации.
Надо же, это Он-Она пришел нас проведать!
— Иди открой. — Димыч предпринял очередную попытку рекрутировать меня, но потом сам же дал отбой: — Нет, лучше я. А ты… Ты лезь под одеяло, чтобы он не понял, что ты баба. А то еще поднимет хай до небес. Дескать, мы думали, что вы нетрадиционные, а вы — традиционные… — пробурчал он и, почесав в раздумьи затылок, стянул с себя штаны.
— А это еще зачем? — высунула я нос из-под одеяла.
— Для маскировки, — вякнул Димыч и пошел открывать дверь в трусах и кедах.
Открыл и тут же нырь под одеяло рядом со мной. Причем опять-таки в кедах.
А тут и Он-Она в дверях нарисовался и дежурно осведомился:
— Отдыхаете?
А что с него взять? Для него ведь когда два мужика в одной постели — норма, а когда мужик и баба — уже отклонение.
— Типа того, — отозвался из-под одеяла Димыч. — А что?
— Да вы отдыхайте, отдыхайте, — разрешил Он-Она, — только на досуге подумайте, какой лозунг понесете на параде.
— Лозунг? — Мы с Димычем переглянулись.
— Ну да, — Он-Она взял в руки пепельницу с прикроватной тумбочки и зачем-то внимательно осмотрел ее. — Вы же сюда не просто так приехали, а в составе делегации. И должны представлять всю страну. А у нас ведь, сами знаете, с демократией пока не очень, а потому дискриминация процветает. Даже в Москве, не говоря уже о медвежьих углах вроде вашего Ханты-Мансийского округа. Вот и отразите на своем транспаранте нужды российской глубинки.
— Нужды? — шмыгнул носом Димыч.
— И чаяния, — услужливо подсказал Он-Она.
— Ах чаяния! Да у нас их, этих чаяний, хоть отбавляй. Тут одним транспарантом не обойтись! — замотал головой мой юный и наглый компаньон.
— Вот и отлично, — обрадовался Он-Она и повел очами в мою сторону. — Вы, надеюсь, того же мнения?
Я и рот открыть не успела, а распоясавшийся Димыч уже выпалил вместо меня:
— Он вообще-то у меня глухонемой. Но все, буквально все понимает.
* * *Ночь прошла спокойно, потому что Димыч, на мое счастье, не храпел и не лягался ногами. И не стаскивал с меня одеяло, как Маоист. Тихо лежал, уткнувшись носом в подушку, может, пару раз от силы перевернулся, и все. Короче, спать с ним было одно удовольствие. Чего не скажешь об общении.
Взять хотя бы его утреннее приветствие:
— Вставай, Надюха, и не кисни, не кисни. А преисполнись гордости. Как-никак всю голубую Россию представляешь.
Потом поглядел на часы и начал меня подгонять:
— Быстрей, быстрей ты… А то сексменьшинства весь завтрак сожрут!
Сексменьшинства и впрямь уже вовсю работали челюстями в ресторане на первом этаже. То и дело сновали с тарелками, как челноки, в результате чего «шведский стол» пустел буквально на глазах.
— Так, ты сметай бутерброды, — с ходу озадачил меня Димыч, — а за мной будет десерт и напитки.
Надо отдать должное Димычевой практичности, ибо такой деловой подход принес ощутимые результаты, и через какие-то пять минут мы уже сидели за столом, заваленным бутербродами, яйцами всмятку и пирожными. А вот зевающий Зеленоволосый, появившийся в ресторане самым последним, потерпел сокрушительное фиаско. Долго и безуспешно объяснялся с барменом и официанткой с помощью мимики и жестов, после чего с унылым видом удовольствовался плошкой остывшей овсянки.
Затем на горизонте возник успевший неплохо подкрепиться Он-Она и сделал объявление насчет пресловутых транспарантов для парада, а также пригласил делегатов в свой номер, с тем чтобы «обсудить организационные моменты».
— Вот уж никогда бы не подумал, что эти сексменьшинства такие бюрократы, — заметил по этому поводу Димыч, меланхолично уплетая за обе щеки дармовой завтрак.
Обюрокраченные сексменьшинства набивали свои утробы с не меньшей методичностью, а потому после завтрака нам с Димычем удалось улизнуть из ресторана почти незамеченными. Только давящийся овсянкой Зеленоволосый на секунду вскинул голову и тут же снова уткнулся в тарелку.
— Куда мы? — Я не отставала от Димыча ни на шаг, чтобы, не приведи господь, не потеряться на чужбине.
— Едем на Унтер-ден-Линден, — отрывисто бросил он и посмотрел на часы. — Как раз успеем к открытию…
— К какому открытию? — засеменила я рядом.
— О! Уже забыла? К открытию Международного симпозиума по искусственному оплодотворению. Будем там брать за жабры господина Худобеднова.
