Дарья Донцова - Али-Баба и сорок разбойниц
Створка распахнулась, Нюша горестно покачала головой.
— Беги скорей к ней в комнату, она злится жутко, аж посинела!
— Безалаберность вкупе с безответственностью… — неслось из трубки.
Я осторожно приоткрыл дверь и увидел дивную картину. Маменька лежит на огромной кровати, около нее стоит коробочка конфет. Николетта со страстью отчитывает сына, изредка делая перерыв, чтобы сунуть в рот очередную шоколадку.
— Ты больше не худеешь? — поинтересовался я, входя в комнату.
Маменька взвизгнула, вскочила на ноги, потом обрушилась на постель и простонала:
— Что за идиотские шутки? Подкрасться и заорать!
— Извини, если тебя напугал.
— Ты меня чуть не убил! Сколько времени можно ехать?
— Но до отхода поезда еще далеко.
— Ничего слышать не хочу! — заорала Николетта. — Бери багаж, и пошли.
Я оглядел пять чемоданов, две сумки, портплед и изумился:
— Ты решила взять с собой весь гардероб?
— Не пори чушь! Здесь только самое необходимое, сущая ерунда.
— В пяти чемоданах?
— Хватит, — топнула ножкой Николетта, — там два вечерних платья, к ним соответствующая обувь и сумочки, несколько брюк, свитера, белье…
— Но то, что ты перечислила, легко влезет в одну сумку, — недоумевал я, пытаясь оторвать от пола тяжелые баулы.
— Там еще разные мелочи!
— Какие?
— Вава! Ты зануда! Такие маленькие пустячки, без которых женщина просто не может существовать.
— Ну, например, — пропыхтел я, таща огромный светло-коричневый кожаный саквояж с раздутыми боками, — вот в этом что лежит? Ты решила прихватить с собой тридцатидвухкилограммовую гирю, чтобы заняться силовой гимнастикой?
— Фу! — в гневе воскликнула маменька. — Здесь подушка!
— В гостинице их полно!
— Я могу спать только на своей! Еще там утюг!
Я выволок чемоданище в коридор.
— В отеле найдутся приспособления для глажки.
— Нет! Они будут плохими! Еще там пара любимых книжек, косметика, парфюмерия, кофеварка.
— Кофеварка?!
— Вава! Кофе для меня — это все! А нигде его не делают хорошо. Потом альбом с фотографиями. Ах, там есть уникальные снимки, раритетные. Ну, ты же знаешь, какие люди бывали у нас дома! Элита! Писатели, актеры, ученые… Я в Карловых Варах с кем-нибудь познакомлюсь и буду демонстрировать альбомчик. Затем еще обувь: тапочки, четыре пары туфель, три — сапог, резиновые шлепки, ботиночки на меху, кроссовки, вьетнамки, босоножки…
— Сейчас февраль, — напомнил я, подтаскивая к кожаному монстру его близнецов.
— И что? — осеклась Николетта. — В босоножках я буду по отелю ходить. Дай припомнить, что я еще туда запихнула? Ах да, пять полотенец!
— Неужели полагаешь, что в номере их не окажется?
— Я привыкла к своим и не собираюсь пользоваться всякой дрянью! Постельное белье…
— Но…
— Никаких «но»! Я сплю только на шелке! От остального у меня аллергия! Вот и пришлось взять шесть комплектов.
— Сколько? — подскочил я.
— Шесть, — преспокойно повторила маменька, — плед, валик под спину, полотняные салфетки, небось в местном ресторане одни бумажные, чашечка, ложечка, тарелка, небольшой тазик, к нему ковшик, три фотоаппарата… Ты еще долго будешь возиться с багажом?
Я подавил в себе желание поинтересоваться, зачем брать с собой сразу три фотоаппарата, спустился к машине и принялся старательно утрамбовывать в «мерс» «корзину, картину, картонку…». Хорошо, что у маменьки нет маленькой собачонки.
Глава 24
Не успели мы отъехать и пяти метров от подъезда, как Николетта завопила дурниной:
— О господи!
— Что случилось? — испугался я, притормаживая.
— Совсем забыла!
— Билет?
— Нет!
— Паспорт!
— Разве я дура? Конечно, нет, документы со мной.
— Деньги?
— Ты считаешь, что я способна выйти из дома без кошелька?
Действительно, я виноват, исправлюсь. Николетта никогда не забудет о деньгах.
— Что тогда? — с тяжелым вздохом осведомился я.
— Черепашка!
— Что?!
— Бронзовая черепаха, — воскликнула Николетта, — стоит на тумбочке возле кровати, без нее я никуда.
Схватив мобильный, Николетта потыкала в кнопки и отдала указание Нюше:
— Ступай в спальню…
Потянулись минуты, пять, десять, пятнадцать, из подъезда никто не показывался, Николетта снова вцепилась в телефон.
— Сколько можно тебя ждать?! Какие туфли! Так иди, не замерзнешь.
Через пару томительных мгновений Нюша прямо в тапочках вылетела на снег.
— Вот, — пробасила она, открывая дверцу «Мерседеса», — еле нашла!
— Тебя только за смертью посылать, — начала было Николетта, но, не успев закончить фразу, завизжала: — Идиотка, ты что приволокла?
— Так вы сами просили, — попятилась Нюша, — черепаху, из спальни!
— Дура, — бесновалась маменька, — посмотри внимательно, это что?
— Так уши.
— Вот, вот! Ты когда-нибудь видела черепаху с ушами?
— А я их вообще не видывала живьем, — заявила Нюша, — чай, они не кошки, по Москве не бегают.
— У черепах нет торчащих ушей, — еле сдерживая смех, сказал я, — впрочем, длинных, поднятых вверх хвостов тоже. Это статуэтка собаки.
— Только такая кретинка, как ты, могла перепутать земноводное с млекопитающим, — застучала кулачками по торпеде маменька. — Вава, ступай наверх.
— Какая ей, черт, разница, — возмутилась Нюша, оказавшись в лифте, — черепаха, собака, тьфу, покоя нет.
Я дипломатично промолчал. Не следует осуждать хозяйку в присутствии прислуги, хотя, положа руку на сердце, я полностью согласен с домработницей.
В спальне царил кавардак. Нюша, торопясь найти безделушку, перевернула все вверх дном. Я старательно изучил тумбочку: ничего. На трюмо тоже, и в гардеробе одни тряпки. Зазвенел мобильный.
— Нашел? — прокричала Николетта.
— Нет.
— Возвращайся в машину.
Ощущая себя преступником, отпущенным по амнистии, я спустился вниз и завел мотор. Половину пути до вокзала мы проехали молча. В конце концов, чтобы утешить маменьку, я спросил:
— Ну зачем тебе эта черепаха? Лишняя тяжесть.
— Нужна, это мой талисман.
— Честное слово, я перерыл всю спальню и не нашел ее, ты мне не веришь?
— Да, ее в комнате нет, — сообщила Николетта.
— Где же она? — удивился я.
— В чемодане, я взяла ее с собой, — как ни в чем не бывало ответила маменька, — пока ты бегал, я вспомнила, куда ее сунула.
У меня на время пропал дар речи.
На вокзале я нанял носильщика. Помятого вида дядька нагрузил на тележку багаж и споро побежал сквозь толпу, мы заторопились следом. В какой-то момент Николетта отстала, я оглянулся и увидел, что она стоит возле небольшого магазинчика.
— Что ты увидела здесь хорошего? — поинтересовался я. — Хочешь купить шоколадку?
— Гадость, — прошипела Николетта, делая странные движения ногой, — плитка всего за десятку! Я ем только швейцарский шоколад.
— Тогда пошли, носильщик ждет.
— Подождет, — протянула маменька, дергаясь, — ему за это платят. Вава, помоги!
— Что случилось?
— Нога не идет.
Я удивился и уставился на ее ноги, обутые в новые сапожки, те самые, на платформе, с длинным гвоздеобразным каблуком.
— Почему не идет?
— Не знаю! Вместо того чтобы задавать кретинские вопросы, лучше придумай выход, — обозлилась Николетта, пытаясь шагнуть вперед.
Попытка не удалась, маменька словно приклеилась к месту. Я наклонился и понял, в чем дело.
Встречали ли вы такие длинные резиновые коврики, состоящие из дырочек разного диаметра, больших и маленьких? Их часто расстилают перед торговыми точками, чем убивают сразу двух зайцев. С одной стороны, в магазин не тащится вся грязь с улицы, с другой — покупатель не поскользнется на ступеньках. Так вот, каблуки Николетты попали в их крошечные отверстия и застряли там.
— Ты подергай ногами, — предложил я.
Маменька попробовала, но успеха не достигла.
— Вава, — приказала она, — немедленно освободи меня!
— Но как?
— Не знаю! Живей! Быстрей! Я опоздаю на поезд.
— Его еще даже не подали к перрону.
— Слышать ничего не желаю! Очень часто продают двойные билеты, я хочу первой войти в вагон! Вава!!!
Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я встал на колени, прямо в февральскую грязь, и попытался вытащить один сапожок. Тщетная попытка, слишком тонкий каблук словно приварился к резине. Подошедший носильщик тоже потерпел неудачу. Подергав туда-сюда маменькину ногу, он вспотел и с чувством произнес:
— Ну бабы! Кто же такую обувь носит! Прямо насмерть встала. Вы бы себе чего попроще купили, на резиновом ходу, дешево и удобно, ни в жисть не поскользнетесь. У меня жена хоть и помоложе будет, а давно такие приобрела…
