Дарья Донцова - Бассейн с крокодилами
Я толкнула последнюю дверь. Полная дама в громоздком мохеровом свитере грозно рявкнула:
– Ну?
До сих пор подобным образом меня встречали только в одном месте: СИЗО ь 2, в Бутырской тюрьме.
– Учительница музыки…
– Что за народ, – замахала руками тетка, чуть не расплескав стоящий перед ней стакан с кофе, – читать не умеете? Для вас таблички понавесили, все равно претесь, абы куда. Работать мешаете, музыкальное образование дальше по коридору, надоело справки давать, глаза разуйте!
Волна злобы, исходившая от милой чиновницы, просто вытолкала меня за дверь, поэтому дверь с табличкой «Сектор музыкального образования» я приоткрыла совсем чуть-чуть и, просунув в щель голову, робко проблеяла:
– Не помешаю?
Пожилой мужчина отложил книгу и ласково ответил:
– Отнюдь нет.
Вот ведь какой милый, даже не хочется обманывать, но придется. Я устроилась на стуле и принялась самозабвенно врать.
Мой сын – гениальный пианист, победитель многих конкурсов. Давным-давно живет за границей, в Париже. Но первые гаммы сыграл в Верми под руководством замечательной преподавательницы Поповой. До юноши дошла весть, будто престарелая учительница скончалась, и теперь он хочет установить на ее могиле памятник. Попова была одинока, жила с внучкой Аней…
Инспектор полез в сейф.
– Имя и отчество подскажите, пожалуйста.
Я развела руками.
– Столько лет прошло…
– Попова, Попова, – бормотал чиновник, перебирая карточки. – Не было у нас такой. Вот есть Попова Марина Анатольевна, 1972 года рождения… Да и я не помню. Сам заведовал музыкальной школой, высококвалифицированные репетиторы у нас, знаете ли, наперечет. Тут их не так много, старой, так сказать, закалки. А молодежь – тьфу, не педагоги, а слезы одни – шлепают пальцами по клавишам, словно утки по песку. Нет, Поповой не встречал.
– Может, она преподавала частным образом?
Бывший директор поставил картотеку на место.
– Здесь не Москва. Хоть Вермь и большой город, да слухи среди своих разом разлетаются… Перепутал ваш сынок. Вот Поповский Иван Сергеевич работал, класс виолончели вел.
Вермь, что и говорить, не столица. Многоэтажное административное здание вместило в себя почти все городские службы, в частности и загс, вернее, ту структуру, которая управляла местными дворцами бракосочетаний и районными конторами. Верховодила там юркая, похожая на ящерицу женщина. Сходство добавлял и костюм грязно-зеленого цвета с черными вкраплениями точь-в-точь кожа рептилии.
Пришлось вновь петь жалостную песню. Мой сыночек зарегистрировал в Верми брак. Сам москвич, но свадьбу играл на родине невесты. Так пожелали сваты. Потом молодые вернулись в Москву, да безголовая невестка потеряла свидетельство…
– Ну, невелика беда, – усмехнулась «ящерица». – Неужели из-за такой малости вы столько километров проехали? Прислали бы запрос! Ну да ладно, платите двести рублей в кассу и идите в архив.
– Где касса? – приуныла я, предполагая длительный путь на автобусе и утомительное заполнение бланка с бесконечными банковскими реквизитами.
– Здесь, – сообщила заведующая и вытащила круглую железную банку из-под печенья.
Сжимая в руке грязноватую бумажку с неразборчивой подписью, я полетела в другое крыло здания.
Бойкая девушка, укутанная в невероятное количество шарфов и шалей, моментально выдала нужную информацию: 17 сентября ни в одном отделении загса не был зарегистрирован брак гражданки Поповой с гражданином Воронцовым.
– Дату хорошо помните, – шмыгнула насморочным носом служащая, – а то иногда ищешь в сентябре, а на самом деле находишь в мае…
Я покачала головой. Отлично, великолепно, очень четко помню – именно 17 сентября. Дата просто врезалась в память, скорее всего от неожиданности.
– Давайте октябрь погляжу? – предложила девушка.
Я достала еще двести рублей. Девчонка моментально запихнула бумажки в карман и принялась яростно отрабатывать гонорар. То ли сумма впечатлила ее, то ли она просто оказалась исполнительным работником, но примерно через час стало ясно: такие люди никогда здесь не вступали в брак, по крайней мере в течение данного года…
Слегка прибалдев от полученных сведений, я вышла на улицу, не обращая внимания на трескучий мороз, и двинулась пешком в сторону гостиницы. Ну ничего себе! Кого же мы пустили в дом? Наглую обманщицу! Вдруг она член бандитской шайки, решившей ограбить богатых идиотов? Крупных ценностей у нас нет. Коллекция картин хранится в Париже. Но украшения и довольно большая сумма денег – вполне неплохая добыча. Но зачем так долго жить в доме? Двух дней хватит, чтобы понять – собаки не представляют опасности, а из слуг в доме только женщины.
Так и не придумав ничего толкового, я вошла в гостиницу и моментально получила билет в театр. Хорошо еще, что здание, где расположились служители Мельпомены, оказалось не так далеко. Ловкий частник домчал меня туда за несколько минут.
В гардеробе шубку приняла бойкая старушка.
– Ну и зритель пошел, – громко сообщила она скучающей неподалеку товарке, – никакого понятия о культуре. Как есть, так и идут – прутся в театр в грязных брюках.
Я оглядела вызвавшие такое неудовольствие строгой гардеробщицы слаксы от супермодного Валентино и обнаружила на коленях два серых пятна. Пришлось идти в туалет и чистить брюки. В дамской комнате у зеркала стояли две дамы. Обе в бархатных платьях до пола и с обнаженными до плеч руками. На шее у одной из них переливалось колье из крупных настоящих изумрудов, другая щеголяла ниткой натурального жемчуга, многократно обмотанной вокруг тощенькой шейки. Слишком яркие румяна, густо подведенные глаза, кровавая помада и мелькающие в разрезе юбки ажурные колготки без слов рассказали, чем занимались эти дамы до того, как удачно вышли замуж за представителей местного криминалитета. Бросив презрительный взгляд на мой простенький серенький свитерок, связанный вручную гением трикотажа Молино, и обтягивающие слаксы, зрительницы выплыли в фойе, распространяя излюбленный в этой среде запах духов «Пуазон». Через пару минут я тоже вышла в вестибюль.
Ощущение было такое, словно я окунулась в шестидесятые годы. По стенам развешаны фотографии картинно улыбающихся артистов. Капельдинеры в форме с золотыми пуговицами бодро продают программки. В буфете пиво, коньяк, шоколадные конфеты, бутерброды с сырокопченой колбасой и никакой фанты или колы. Только «Буратино», ситро и крем-сода. Крайне патриотично. Но главное – это публика!
Дамы все как одна в вечерних платьях. У одних декольте до пояса, другие обнажили обсыпанные веснушками спины. И море драгоценностей самого разного калибра – от золотых цепочек до массивных диадем. Подобное я видела только один раз, когда по недоразумению забрела в Ницце на пляж супердорогого отеля «Негреско». Содержимое лежаков напоминало разукрашенные новогодние елки, а мальчик, бегавший с подносом, шепнул мне: «Видали? Русская мафия отдыхает!»
Раздался первый звонок, старушка распахнула тяжелые двери. Из глубины зала пахнуло пылью и старыми декорациями. Усевшись в красное плюшевое кресло, я наконец-то удосужилась заглянуть в программку. «Анна Каренина», автор пьсы Михаил Никифоров. Интересное дело, а какое отношение имеет к данному действу граф Лев Николаевич Толстой? Впрочем, позднее оказалось, что почти никакого. Роман неведомый господин Никифоров переделал почти до неузнаваемости, оставив одну сюжетную линию – роман Анны и Вронского.
Офицера-обольстителя играл весьма потасканный герой-любовник, обладатель плохо сделанных протезов. Он все время чмокал языком, пытаясь вернуть на место стремительно выпадающую челюсть. Впечатляло и имя героя – Аполлон Тараканов. Старика Каренина пытался изобразить довольно молодой парень, чью ладную спортивную фигуру и смазливое личико не могли скрыть даже толстый слой грима и сборки на талии. На месте Анны я бы осталась с мужем, а шепелявого Вронского послала бы куда подальше. Впрочем, светскую красавицу представляла пятидесятилетняя дива, пугающе вращавшая томными коровьими глазами. На фоне этого паноптикума казалось странным, что мальчик Сережа превратился почему-то в девочку Машу. Наверное, в труппе не нашлось ребенка нужного пола.
Забившись в уголок пыльного кресла, я листала программку. Надо бы уйти, да неудобно – сижу в первом ряду, на виду у отчаянно старающихся заинтересовать публику лицедеев. Ну не виноваты же они, что стары и бездарны. К тому же в зале постоянно звенели сотовые и пищали пейджеры.
Много лет тому назад бабуля Афанасия Константиновна повела меня во МХАТ на «Анну Каренину». Бабушка преследовала благородную цель. Роль Анны исполняла гениальная Тарасова, и Афанасии хотелось, чтобы я запомнила великую актрису.
– Будешь потом внукам рассказывать, как смотрела спектакль с самой потрясающей из мхатовок, – ворковала Фася, усаживаясь в кресло.
