Дарья Донцова - Авоська с Алмазным фондом
– Скажете тоже… – закокетничала Ольга.
– К вашей незаурядной внешности еще прилагается острый ум, – не останавливался Борис. – Проходите в гостиную, сюда, направо. Как вы поняли, что я не женат?
Светлова засмеялась.
– На вешалке висит один мужской пиджак, внизу на подставке нет дамской обуви, не вижу здесь статуэток, вазочек, дамских мелочей, интерьер минималистский. И вы, когда по телефону говорили, ничего не захотели приобрести из женской линии. Легко сделать вывод. Давайте познакомимся: я Ольга, владелица фирмы. Никогда не езжу сама к клиентам, продажами занимается низшее звено сотрудников, но сейчас все служащие слегли с гриппом.
– От души сочувствую, – деликатно заметил Борис.
– Бизнес должен вертеться, – продолжала врунья. – Не скрою, я не испытала радости, поняв, что предстоит самой тащить заказ. Но сейчас я довольна, что сотрудники затемпературили, – если бы курьеры были здоровы, я с вами, приятным молодым, талантливым, умным мужчиной, никогда бы не встретилась.
Да уж, увидев элитный дом в центре Москвы и сообразив, что в просторных апартаментах проживает одинокий мужчина, Ольга решила не теряться.
– Хочется посмотреть на ассортимент, – кашлянул Борис. – Вам будет комфортно разложить образцы на столе?
– Очень-очень удобно. Ах, у вас невероятно уютно! – зачирикала Светлова. – В каждой детали интерьера виден тонкий вкус хозяина. Я по образованию художница, но с головой ушла в бизнес. Увы, в России творческому человеку предстоит стать нищим.
– Гав, гав, гав… – раздалось из гостиной.
– Ой, собака! – вскрикнула Ольга. – Она кусается?
– Нет-нет. Демьян ласковый, – заверил батлер.
– Гав, гав, гав! – надрывался бобик.
– Фу, перестань, – велел Борис.
– Гав, гав, гав… Р‑р‑р‑р.
– Он зубы скалит! – взвизгнула Светлова.
– Ума не приложу, что с добрейшим песиком случилось, – пробормотал Борис. – Секундочку…
Дверь кабинета приоткрылась, батлер внес в комнату сердитого Демьяна и зашептал мне:
– Иван Павлович, псу абсолютно не понравилась гостья, он ее чуть не укусил, а это верный признак того, что дамочка с гнильцой. Собаки мерзкую душу с ходу вычисляют. Пусть Демьян пока здесь посидит.
– Побудьте с ним, – тоже еле слышно распорядился я, – наступило время моего парадного выхода. Приоткройте дверь, слушайте наш разговор и немедленно появляйтесь в гостиной, если я громко скажу: «Не может быть».
Глава 31
Когда я переместился в гостиную, Ольга стояла спиной к двери около окна. Услышав шаги, она произнесла:
– Какой прекрасный вид…
Затем обернулась и – замерла.
Я улыбнулся, словно змея, увидевшая жирную мышь.
– Приятно вновь встретиться. Вероятно, и для меня кое-что в вашей большой сумке с косметикой найдется?
Светлова молчала. Я приблизился к столу и взял в руки высокий баллончик из расставленного на столе товара.
– Хм, гель для бритья со вкусом лимона и мяты… Забавный текст. Очевидно, этот гель можно использовать по утрам при гигиенической процедуре, а вечером, если забыл купить что-то на ужин, намазать на хлеб и съесть. Производитель правильно выбрал состав для мужчин: лимон и мята. Но, собственно, я не о косметике хотел с вами поговорить. Присаживайтесь, есть интересная тема для беседы.
– Я ухожу, – коротко отреагировала Светлова.
– Сомневаюсь, что вам удастся покинуть квартиру, избежав разговора, – возразил я.
– Вы не имеете права похищать женщину! – взвизгнула Светлова.
– Не стану спорить, – кивнул я, – запирать кого-либо в доме и удерживать силой противозаконно. Но сюда уже едет представитель полиции, и наша беседа примет официальный характер, похищение превратится в задержание. Подделка завещания, письмо самоубийцы и сфабрикованный акт дарения квартиры являются мошенничеством. Вы стали главной подозреваемой в убийстве Ирины Вилкиной, она же Ирэн Вилко. Мотив у вас был – вы хотели получить новую квартиру подруги. Помните слова Михаила Булгакова: «Они были хорошие люди, но их испортил квартирный вопрос»? За точность цитаты не ручаюсь, но смысл передаю верно. Читали роман «Мастер и Маргарита»? Мне он не нравится, не люблю бесовщину, но признаю: это произведение талантливо. А если учесть время, когда писатель создал книгу, ее можно назвать гениальной, породившей в советской стране новый литературный жанр. Желаете капучино?
Ехидно улыбнувшись, я направился в зону кухни.
– Я не убивала Ирку, – захныкала Светлова. – Пришла к ней, смотрю – а она уже окочурилась.
Я вынул из холодильника пакет сливок и продолжил:
– Поправьте, если я в чем-то ошибусь. Вы заранее подготовили фальшивые документы, просто так, про запас, затем явились в гости к подружке с этими бумагами в сумке. Вошли в комнату… Ба! Вилкина умерла. Вы живехонько подложили предсмертное письмо и завещание и убежали. Давайте не будем сейчас обсуждать морально-этическую сторону вашего поступка, я не стану задавать вопросы вроде: «Богоугодно ли оставлять труп в доме под снос?» или: «Как вы поняли, что Вилкина скончалась?» Кстати, возможно, она еще была жива и врач мог оказать ей помощь. Просто объясните, зачем вы пришли в барак с фальшивыми документами?
– Всем привет, – громко произнес Филов, появляясь в гостиной. – Иван Павлович, дверь в твои хоромы не заперта. У тебя что, день открытых дверей? Входи сюда любой?
– Специально ее оставил незапертой, чтобы ты не звонил, – пояснил я. – Молодец, оперативно прикатил. Мы с Ольгой только начали и вроде договорились, что пока беседуем без протокола. Светлова уверяет, что не убивала Ирину, готова объяснить, как обстояло дело.
Филов сразу включился в игру, заявив:
– В процессе дружеского разговора легче достичь взаимопонимания.
Я обрадовался. Хоть я позвонил Глебу, предупредил его о предстоящем спектакле, но все же сомневался, что несообразительный полицейский окажется полезным. Но Филов меня не подвел.
– Свари-ка, Ваня, кофейку, – потер руки гость, – за напитком беседу вести легче.
Я поставил перед Светловой чашку с капучино и снова вернулся к кофемашине.
– Если я расскажу правду, меня не накажут? – пролепетала Ира.
Филов развел руками:
– Бланков на столе нет, гутарим по-дружески. Наш разговор просто бла-бла, его к делу не пришьешь. Но если я поверю, что вы не лишали подругу жизни, попробую вам помочь вылезти из болота. Я не из тех, кто мечтает как можно быстрее закрыть дело, засадив кого-нибудь за решетку. В ваших интересах быть предельно откровенной.
Ольга схватила чашку, залпом опустошила ее и начала рассказ.
Светлову и Вилкину связывала крепкая дружба. Все, что Ольга рассказывала мне в нашу первую встречу про интернат, про переезд в Москву, – правда. Но она опустила некоторые подробности. Тихая молчаливая Ира с младых ногтей непостижимым образом ухитрялась узнавать чужие тайны. Вилкина всегда была в курсе, кто из ребят ворует в кладовке конфеты, и отправляла к проказнику Ольгу, а та требовала:
– Или ты пишешь нам контрошки по математике, или мы докладываем Марии Алексеевне, куда карамельки исчезают.
Девочки работали в паре, занятие свое зазорным не считали и получали неплохие дивиденды. Им делали домашние задания, отдавали игрушки-платья, угощали их вкусным, а когда наступала их очередь мыть санузлы с коридорами, обязательно находился кто-нибудь, выполнявший за шантажисток грязную работу.
Прегрешения воспитанников детдома были невелики: один брал без спроса печенье, другая целовалась в укромном уголке с мальчиком, третья втихаря изрезала ножницами юбку обидевшей ее девочки, четвертая по ночам вылезала в незарешеченное окно подвала на улицу и бежала в гости к отцу, лишенному родительских прав. Ну и так далее, и тому подобное. За такой проступок лишь отругают или, скажем, не дадут сладкую булочку на полдник. Но ребятам совершенные ими некрасивые поступки казались настоящими преступлениями, они боялись наказания, а Оля с Ириной умело пользовались их страхами.
Окружающие считали Олю вспыльчивой, грубой, способной на резкие поступки и думали, что молчаливая, вечно улыбающаяся Ира подчиняется Светловой, исполняет при ней роль слуги. Но девочки дружили на равных, а кое в чем Вилкина вела главную партию.
А еще и учителя, и Мария Алексеевна, и дети считали Ирину глупышкой, которая учится плохо из-за отсутствия ума и сообразительности, не имеет никаких талантов. Оля же имела славу замечательной художницы, ей пророчили прямую дорогу в творческий вуз.
В отношении Светловой народ не ошибался. Ольга с ранних лет рисовала картины, побеждала на всех конкурсах в Игнатьеве и его окрестностях. А вот Ира являлась замечательной актрисой, способной исполнить любую роль, о чем никто не догадывался. Она мастерски рыдала в нужный момент, могла так правдоподобно упасть в обморок, что немедленно вызывали «Скорую» и ее увозили в больницу. Но лучше всего ей удавалось изображать наивную дурочку, не способную выучить таблицу умножения. На самом деле и с умом, и с памятью у Вилкиной был полный порядок, но она давно, еще живя с родителями, поняла: маска глуповатого наивного ребенка помогает во многих жизненных ситуациях. Там, где других детей ругали, Ирочку прощали. Обычно все взрослые, махнув рукой, говорили: «Ну что с нее взять? Соображения у девочки не хватает, не со зла гадость сделала…»
