Кошкин дом с убийцей - Дарья Александровна Калинина
Служба внутренней безопасности Нахапетова возмутительным образом проявила полнейшее равнодушие к появлению незваных гостей. Никто из них даже не выглянул, хотя в домике охраны кто-то был. Саше это не понравилось. И Алиске, как он видел, тоже.
– Странно они себя как-то ведут. Мы тут шумим, а они и ухом не ведут.
В этот момент из-за деревьев поднялся и взмыл вверх небольшой вертолет.
– Улетает! Сбежал!
Но тут же голос следователя всех успокоил:
– Господин Нахапетов, а мы к вам!
Что касается хозяина особняка, то он и не думал никуда сбегать, а, напротив, вовсю улыбался гостям.
– Ждал, ждал, – произнес он. – Милости просим! Наверное, хотите взглянуть на мой музей? Буду только рад.
Эта фраза заставила Сашу насторожиться еще сильней.
– Откуда он знает, куда мы хотим попасть?
Алиска молча пожала плечами.
Между тем хозяин дома продолжал излучать гостеприимство.
– Пройдемте на второй этаж.
Анатолий Андреевич побежал впереди всех, потом следователь с помощниками и Алиска с Сашей. Сам Нахапетов двигался последним, за ним шли двое сотрудников спецслужб, но он поглядывал на них через плечо с нежнейшей из всех возможных улыбок и то и дело предлагал присоединиться к экскурсии. Складывалось такое впечатление, что он попросту издевается над ними всеми. И Саше это совсем не нравилось.
Нахапетов подвел их к большой двери, облицованной красным деревом и бронзовыми накладками, и произнес:
– Вот мы и пришли! Что же вы не заходите? Прошу вас, не стесняйтесь. Любуйтесь экспонатами моего музея и не волнуйтесь, я денег с вас за это не возьму. Хи-хи-хи!
Музеем это было назвать сложно. Коллекцией – затруднительно. Скорее это было скопище вещей, пусть и старинных, и дорого выглядящих, но на первый взгляд не объединенных никакой общей идеей. Даже у Алиски в ее хламовнике была своя, пусть и кошачья, идея, а тут создавалось впечатление, что человек собирал всего понемножку. Была обеденная мебель, были статуэтки из фарфора и бронзы, была даже колонна из красивого розовато-коричневого мрамора, но почему-то только одна и в мелкую дырочку, словно по ней палили дробью.
И, конечно, тут были картины! Картин было много, и вовсе не обязательно все они были с животными. Если животные и попадали в кадр, то исключительно за компанию с человеком. Либо это был кавалерийский конь, либо охотничьи псы в составе большой охоты, либо крохотная левретка на руках у придворной дамы. Взглядом Саша судорожно шарил по стенам, но нужных ему картин он так и не увидел.
Нахапетов тоже стоял вместе с ними, и снова он насмешливо улыбался.
Длилось этого недолго, внезапно глаза его сделались холодными и жесткими, и он произнес:
– Неужели вы думали, что меня не предупредят о вашей затее? Как только заварилась вся эта каша с предполагаемым обыском моего особняка, мне позвонили, и я сразу же убрал все, что могло меня как-то компрометировать.
– Значит, признаетесь, что картины украли вы?
– Не для протокола, я подтверждаю, что вернул себе лишь то, что и так принадлежало мне.
– По какому это праву?
– По праву рождения.
– Если вы родственник Анны Дмитриевны, то она эти картины частично подарила, а частично продала. Это была ее воля, вы не имеете права ее оспаривать.
– При чем тут какая-то Анна Дмитриевна! – воскликнул Нахапетов. – Она и ее предки украли эти картины у моего предка!
– Так вы что… Вы потомок графа Шереметева?
– Прямой! А Иван Шереметев мой прапрадед!
– Крепостной художник? – ахнула Алиска.
– Так кто ваш предок? – спросил Саша. – Граф или его крепостной?
– Иван Шереметев был внебрачным сыном графа. Его старшим и единственным дожившим до зрелого возраста сыном. В законном браке у графа родились лишь дочери, но признать сына от крепостной и сделать его графом он не мог, мешали сословные различия. И все же граф дал своему сыну вольную, отправил его учиться за границу, а умирая, сделал наследником той части своих владений, которые приобретал за свои кровные и которыми был волен распоряжаться по своему усмотрению.
И, развернувшись в сторону Алисы, он произнес:
– Кстати, если вам будет интересно узнать, то ваш дом тоже стоит на землях моего предка. Фактически вы мои вассалы.
Алиса хлопнула себя по лбу.
– Так вы потомок того барина, чью усадьбу распотрошили и сожгли большевики!
– А сделали они это под чутким руководством дедушки Анны Дмитриевны – хозяйки этих картин! Ее дед так хорошо постарался, что большевики сделали его хранителем фондов музея. И он потихоньку прибирал там к рукам все, что плохо лежит. А уж во время эвакуации и вовсе для него настало золотое время. Картины и другие украденные ценности достались по наследству этой Анне Дмитриевне, от которой они и попали в нашу семью и к нашим друзьям. Все это было именно так и никак иначе.
Алиса покачала головой и сказала:
– Ваш интерес к этим картинам мне теперь стал более или менее понятен, как и ваше желание их заполучить любой ценой. Но как раз о цене и стоит вопрос. Вам же наверняка пришлось немало заплатить Славке – вашему помощнику? Он же не за просто так согласился выкрасть для вас целых пять картин.
– Пришлось заплатить. Но я за ценой не стою, когда мне чего-нибудь нужно. А эти картины мне нужны! Они украшали спальни моих прабабушек и прадедушек в их детстве, а теперь украсят комнату моих внуков! Все вещи, которые вы видите в этом помещении, приобретены мною с одной-единственной целью: когда-нибудь оказаться в нашем родовом поместье, которое сейчас реставрируется, восстанавливается и приводится в первозданный вид. Очень скоро можно будет перевезти туда все эти вещи, которые когда-то принадлежали моим предкам, а теперь будут служить мне и моим потомкам!
Теперь становилось понятным назначение всех этих вещей. Нахапетову не давали покоя лавры его предков, кровь бурлила и требовала подвигов во имя славного рода.
– Ну хорошо, картины когда-то принадлежали вашим предкам и понадобились сейчас вам. Но почему бы вам просто было не обратиться к нам напрямую? – недоумевала Алиска. – Ко мне и папе? Зачем все эти посредники в лице всяких там Славы с его тетушкой?
– Сначала я пытался действовать в рамках закона. Я написал вашему папеньке очень трогательное письмо, в котором обрисовал ситуацию и умолял продать мне те две картины, находящиеся в его собственности. Прямо всю душу вложил в это письмо. И вознаграждение предлагал назначить ему
