Татьяна Луганцева - Сейф для любовных улик
– Понятно, на что ты намекаешь. То есть человек, тоже представленный в зале. Одним словом, Владислав.
– Именно это я и хочу сказать. Причем я беспристрастна абсолютно.
– Да что ты? – не поверила Ефросинья. – По-твоему, Влад стал единственным преемником открытия Людвига? А потом в психушку хотел его упрятать? Может, он еще и конкурентов устранил? Например, от всезнающей жены избавился? – выпалила Фрося и прикусила язычок.
– Я этого не говорила, – подняла указательный палец Люсьен.
– А я пошутила!
– В каждой шутке есть доля правды, – выдал Василий, чем привел Кактусову просто в бешенство.
– А ты-то что понимаешь? Молчит, молчит, а потом раз – и ляпнет гадость! Зачем? Неизвестно. Какого лешего вообще с нами увязался?
– Не кипятись, Фрося! Что ты на парня налетела? Ну, сказал он, чего думал… А если честно, то я тоже так думаю. Ты же сама завела всех своим листком с цифрами! Может, лучше не копать?
Ефросинья только фыркнула в ответ.
Легко Люсьен говорить «лучше не копать». А она-то ведь собралась за этого человека замуж! И как ей с ним жить, если остались хоть какие-то сомнения в его честности и порядочности? А то и того хуже…
– Нет уж, пойдем до конца. Интересно, Дороти уже канула в Лету, то есть в воск? – подумала вслух девушка.
– Чего? – не поняла Люсьен.
– Я имею в виду, восковая фигура – все, что от нее осталось? Обычно же такое ваяют после смерти человека, – пояснила Фрося.
– Ну, твой Влад вроде живой пока, – почесала затылок ее новая подруга. – Можно попробовать узнать.
– И это решит все? – вдруг испугалась Ефросинья.
– Что ты имеешь в виду?
– Если она скажет, что к Людвигу ее приставил Владислав, это будет означать…
– Ровным счетом ничего! – успокоила ее Люсьен. – Вернее, только то, что зять заботился о здоровье своего тестя. Скорее это будет означать, что он не верил в его гениальность, граничащую с безумством, и, следовательно, открытие Людвига – ничто. Влад же математик, должен был понять суть.
– Он не знает ничего! – истерично выкрикнула Фрося.
– Или умело скрывает свою осведомленность, – не согласилась с ней Люсьен.
Все трое вышли из музея в весьма нервном состоянии.
– Вы меня простите, конечно, ясное дело, я здесь – никто, – начал Василий, – но раз уж вы взяли меня с собой…
– Извини меня за грубость, – виновато посмотрела на него Фрося.
– Ничего. Я уже понял, что Влад – фигура неприкосновенная. Просто я хотел предложить поговорить о чем-нибудь другом.
– О'кей! – тут же согласилась Люсьен. – А знаете, я после лицезрения этих постных неживых лиц, честно говоря, проголодалась. Может, пропустим по пивку? – предложила она.
Но Василий и Фрося инициативу не поддержали.
– Опять пить?! – воскликнула девушка. – Я не хочу. Да и не проголодалась еще. Сколько можно есть!
Глава 20
И тут раздалась музыка, людской гам и шум, смех, крики, и почти мгновенно трое вышедших из музея восковых фигур путников были вовлечены просто-таки в хоровод, в огромную людскую толпу, двигающуюся по улице. Их так и понесло вместе со всеми по сувенирной улице с пешим движением к главной, рыночной, площади.
Народ безумствовал, все были наряжены в какие-то бумажные короны, мантии, звенели колокольчиками и что-то кричали, усыпая дорогу бумажными же цветами. Фрося уцепилась взглядом за исчезающую из вида Люсьен.
– Что происходит?
– Шествие короля.
– Чего?! – не поняла Ефросинья.
– Народный праздник. Называется – шествие короля. Я и забыла про него. Люди выходят на улицы и с радостью проделывают путь от какого-то костела до рыночной площади.
– Чей путь? Зачем?
– Путь первого короля Кракова, что ли… Черт знает когда это было… Я вообще точно не знаю. Но он был первый, и теперь вот все участники праздника мнят себя королями, возможно, чтобы в чем-то тоже стать первыми.
Последние слова Люсьен уже просто кричала. Ее оттеснили от Фроси окончательно и бесповоротно. Василия же девушка сразу потеряла из вида, как только их подхватила толпа. На голову Фроси водрузили бумажную корону, как у всех, чтобы она тоже почувствовала себя «королем». Она даже не стала сопротивляться. Главным в этой ситуации было не перечить толпе, иначе могли бы и затоптать.
Наконец шествие просто вывалилось на круглую рыночную площадь, ограждаемую старинными домами, во многих из которых располагались бутики, рестораны и отели. Вторым, внутренним кольцом были торговые ряды и палатки. Чего тут только не продавали! Кухонную утварь, расписную керамическую посуду, деревянные игрушки, бижутерию и, конечно, еду! На гриле жарились сосиски, круглые колбаски и куски свинины. Все это выкладывалось на свежий хлеб, щедро посыпалось овощами и поливалось соусом на выбор. В соседней палатке, распространяющей дурманящий аромат ванили, на глазах у всех пеклись блины и пончики. Убийственные для талии лакомства можно было крепко полить несколькими видами варенья, сметаной, медом, ореховой пастой, шоколадом или сгущенным молоком, а сверху еще присыпать марципаном или орешками.
На сооруженной посередине площади сцене выступали музыканты всех направлений, полюбовно сменяя друг друга. Тут же, прямо на площади, расставили грубо сколоченные, длинные лавки, на которых и располагался народ, поглощая «фаст-фуд». Ефросинье кто-то сунул в руку пластмассовый стаканчик с каким-то горячим напитком, а затем ее воткнули на одну из скамеек. Кому не хватило места, те сидели прямо на брусчатке или стояли вокруг стойкими рядами. Площадь была просто заполнена народом до отказа. И почти на всех были надеты дурацкие бумажные короны.
«Никогда, наверное, эта площадь еще не видела столько королей сразу», – подумала Фрося и отхлебнула из стаканчика, почему-то решив, что в нем кофе. Но тут же закашлялась и выкатила глаза. Напиток был мало того что горяч, но еще и весьма горячителен, не меньше двадцати градусов. Фрося обернулась и только сейчас заметила на площади огромный чан с костерком под ним, рядом с которым на лестнице стоял мужчина с наклеенными усами в костюме дровосека и черпаком разливал всем этот напиток.
«Что-то местное на травах и на меду», – решила Фрося и сделала второй глоток. Напиток ей решительно начинал нравиться.
На площадь постепенно спускались сумерки, а народ все веселился, слушал музыкантов, многие из которых очень даже неплохо играли. Ефросинья согрелась алкоголем и заразилась весельем дружелюбного народа, окружающего ее, – настроение поплыло на волнах позитива. Она прекрасно понимала, что друзей своих в этой толпе с одинаковыми коронами все равно было не отыскать. Кричать: «Вася! Люся!» – тоже бесполезно. Вряд ли ей бы удалось перекричать рок-музыкантов. Оставалось только расслабиться, а затем выполнить программу-максимум – то есть поймать такси с англоговорящим водителем, чтобы он правильно понял адрес, по которому проживал Владислав. А говорить она могла уже с трудом – напиток оказался крепче, чем она предположила изначально. Рядом стали передавать пластиковые стаканчики, и Фрося взяла себе еще один.
«Эх, где наша не пропадала!»
А потом она поняла, что зря она выпила столько – у нее начались галлюцинации. Появились пышущая здоровьем женщина в строгом, идеально сидящем деловом костюме и очень красивый мужчина со спортивной фигурой. Они подошли к микрофону и заговорили по очереди на польском языке. Фрося с чувством прокашлялась. Перед ней было видение под названием «мужчина моей мечты».
– Это же Влад! Именно он и есть! – радостно сообщила она окружающим. И принялась усиленно махать руками, топать ногами и кричать противным, визгливым голоском: – Влад, я здесь! Куда же ты смотришь? Я тут! Вот ведь черт…
Ее никто не слышал и не обращал внимания. Еще бы! В такой-то толпе! Все махали руками, стучали ногами и кричали. Мало того, народ время от времени срывался на аплодисменты стоящей на сцене парочке.
Фрося чуть ли не слезу уже пустила. «Сказал, что на работу пойдет. Вижу я теперь, какая у него работа – по праздникам с этакой секс-бомбой расхаживать. А я что? Так, моль в шкафу, пыль… Но до чего же, гад, красив…» – думала она.
Владислав на самом деле выглядел просто потрясающе. Высокий, стройный, в идеально сидящем темном костюме, на шее широкий шелковый галстук-косынка на итальянский манер, темные волосы слегка развеваются на ветру, а белозубая улыбка периодически озаряет безупречное лицо. Как показалось не совсем адекватной Ефросинье, эта улыбка особенно вспыхивала, когда он периодически посматривал на свою спутницу.
Фрося не выдержала, поднялась с места и заорала не своим голосом по-английски:
– Чего пялишься? А ты рассказал ей про свои скелеты в прикроватных тумбочках, то есть в шкафах?
До Владислава, понятное дело, ее крик не долетел, потонув в общем гуле, словно песчинка в пустыне. А вот внимание круглолицего байкера, судя по одежде, она все же привлекла.
