Татьяна Луганцева - Забавы негодяев (сборник)
Зоя Федоровна поставила перед Настей тарелочку с густым, наваристым борщом и щедро снабдила его густой сметаной, «в которой стояла ложка».
– Хлеб на столе под салфеткой.
– Спасибо, – ответила Настя и приступила к еде, стараясь не думать, что она могла подсыпать ей в борщ при таких-то талантах.
Зоя Федоровна налила такую же тарелку себе и тоже погрузилась в еду. Две женщины сидела напротив друг друга за небольшим кухонным столом и молча поглощали еду. Ситуация была нелепейшая, но Настя в последнее время настолько часто попадала в неординарные ситуации, что это уже вошло в привычку.
– Может, водочки? У меня есть! – прервалась Зоя Федоровна.
– Нет, спасибо…
– А что? Стресс снимешь! Напугала же я тебя сильно, на тебе лица-то не было, – прочавкала бабка.
– Ну вы даете! – Настя чуть не подвилась.
– Правду-матку рублю в лицо? – уточнила вдова профессора. – Но ведь и ты меня должна понять! Одинокая, старая, беззащитная женщина, которую так и норовят обмануть, обворовать, а то и убить.
Настя с большим сомнением посмотрела на эту «беззащитную старушку» и ответила:
– Очень вкусный борщ.
– Это – моя коронка! Кстати, Петру он тоже очень нравился и нравится. Умеешь готовить?
– Такой борщ? Боюсь, что нет, – ответила Анастасия.
– Я научу.
– Спасибо, – чуть не подавилась Настя от осознания того, что бабулька собирается заводить с ней длительное знакомство.
– Знаешь, а я все больше убеждаюсь, что ты – необычная девушка и сможешь всю жизнь держать Петра в руках, потому что другую такую он не найдет. Вот так вот запросто сидеть с человеком, который только что тебя не убил и вести с ним светскую беседу. Ты еще и не злая…
– Сама от себя в шоке, – кивнула Настя. – Не думала, что и вы измените, причем кардинально, отношение ко мне, услышав имя Петра.
– А что такое? Петя Соколов – для меня фактически родной человек. Его друзья – мои друзья. Сказала бы сразу, что от него, я бы сразу к борщу, а не в пыточную, – пояснила Зоя Федоровна и вдруг вырвала у Насти тарелку примерно с половиной борща. – Хватит есть!
– Чего так? Вкусно же… – обиделась Настя, опять сжимаясь в комок.
– Ты же «балетная»! Куда ты столько жрешь? Извини ешь! Ты же второе кушать не сможешь! – пояснила Зоя Федоровна, подавая ей второе блюдо, – вы же всю жизнь вынуждены мало есть, у вас и желудки-то совсем маленькие.
– Ой, вы правы… как-то я не подумала… я уже и борщом наелась…
– Вот и я о том же! Нет, уж ешь все, чем угощает радушная хозяйка! – подбодрила ее Зоя Федоровна. – А на Петьку-то мне что сердиться? Мы ему всю жизнь поломали, это он должен на нас сердиться. – Зоя Федоровна поймала недоуменный взгляд Насти и отвела глаза. – Нет, мы все-таки без водки не обойдемся.
Она метнулась к холодильнику, забыв про трость и чуть не упав, Настя вовремя среагировала и подставила свое хрупкое, но стойкое плечо.
– Спасибо, – поблагодарила ее хозяйка.
Зоя Федоровна разлила белую жидкость по граненым рюмкам и отодвинула от себя тарелку с борщом.
– Что-то аппетит пропал… Давай за знакомство, ем этот борщ каждый день, надоел уже. Все готовлю его вроде как для гостей, а в гости никого не зову. Эх, сотканы мы, женщины, из противоречий, ничего не скажешь, – вздохнула Зоя.
– Я…
– Пей, мне тоже надо с силами собраться, чтобы рассказать тебе… – заинтриговала она Настю, хитро блеснув накрашенными глазами.
Настя сама чокнулась рюмкой с рюмкой Зои Федоровны и выпила водку.
– Мой покойный муж Наум Борисович был очень своеобразным и не простым человеком. Он, конечно, очень много сделал для человечества в целом и для многих своих пациентов в частности, – сразу же начала она свой рассказ.
– Я наслышана.
– Но не все так просто. Идем, – резко встала Зоя Федоровна и направилась по коридору в одну из закрытых комнат, прихрамывая и все так же сильно сгибаясь в пояснице.
Настю, прошедшую за ней, поразило обилие на первый взгляд ненужных вещей, при втором рассмотрении становилось понятно, что все вещи в комнате были очень дорогими, антикварными. Зоя Федоровна указала рукой на стену, где на стенках висели десятки каких-то дипломов, сертификатов, патентов и свидетельств на различных языках по стеклами в золоченых рамочках. На прибитых к стенам полочках стояли кубки, статуэтки, многие из которых были в форме мозгов. Особенно Анастасии понравились маленькие мозги на подставочке, которые Зоя Федоровна приспособила под игольницу, это впечатляло, такие колючие мозги или «мозги-еж». Тут же под стеклом лежал ряд медалей разных размеров и цветов.
– Ух, ты! – не удержалась Настя.
– Да… Это его почетная доска, он их хранил, и я теперь храню… Мало кто знает, что в этой жизни Наума интересовала только работа и вот эти награды, – сказала Зоя Федоровна, с долей презрения смотря на эти статуэтки и сертификаты. Настя сразу почувствовала, что она говорит о своем, о наболевшем.
– Это нормально, когда человек любит свою работу и получает за нее материальное вознаграждение, а уж если еще и почет… – осторожно высказала она свое мнение.
– Ты не понимаешь, его вообще больше ничего не интересовало, и люди в том числе. Для него все его пациенты были всего лишь рабочим материалом, на котором он мог оттачивать свое мастерство. Он не интересовался ни их судьбами, ни тем, как они жили дальше, не подпускал к себе никого близко. А вот результат операции его очень интересовал. Мой муж мог часами говорить только о своих наградах и успехах, но именно не с той позиции, что люди остались живы, а только лишь от того, что он – молодец, его отметили и похвалили. Мне иногда казалось, что Наум только и работал ради этого триумфа, ради ощущения собственной значимости. Все ради себя…
– Но жизни-то спасал, – отметила Настя, не ожидавшая, что вдова поведает ей жизненные позиции своего покойного мужа вот с такой позиции.
– Ждал потом обязательно наград и дифирамбов со всех сторон, – ответила Зоя Федоровна и махнула рукой. – Что, впечатлили награды? А теперь идем назад, на кухню, я от расстройства налью по второй…
Настя вернулась за стол в некотором растерянном состоянии, как-то не ожидала она услышать такое из уст вдовы.
– Не думай, не вру. Не знаю, как подвести к тому, что мы сделали с Петром, то есть к тому, ради чего ты и пришла. В общем, Наум был образчиком эгоизма и цинизма. Его не интересовал никто и ничто, кроме себя. Он и со мной жил по этому же принципу. Я была каким-то бесплатным приложением к его регалиям. Должна была четко записывать все звонки, отслеживать, на какие встречи его приглашают, выбирать из них нужные… Такой секретарь, а сейчас бы сказали «пиар-менеджер», занимающаяся раскруткой своего мужа-гения. А ты уже поняла, что с чутьем и психоанализом у меня все в порядке, и я всегда следовала им по продвижению Наума Борисовича к славе, он это тоже чувствовал и понимал. У меня это получилось! Уж чего-чего, а славы, в том числе и международной, ему хватило. И я была нужна этому человеку только для этого… Мы прожили вместе почти сорок лет. Он женился поздно, когда ему понадобился такой человек, как я, рядом. Наум был абсолютно бесчувственным и не эмоциональным. Докажу простым примером. На начале нашей семейной жизни лет через пять я забеспокоилась, что не беременею, обратилась к нему, все-таки муж – известный врач, у него много связей среди других специалистов, в том числе и среди гинекологов. Складывалось впечатление, что Науму Борисовичу было абсолютно все равно, он даже не замечал, что у нас нет детей, и если бы я сама не пошла к специалистам, он никогда бы не обратил на это внимания. Вот так вот профессор чутко относился к окружающим его людям. Мне иногда даже казалось, что он и рад, что у нас такая маленькая семья – всего двое. Я-то иногда раздражала его, а уж о том, чтобы приглашать в дом каких-то других людей – родственников и так не многочисленных друзей… не могло быть и речи. Наум Борисович с удовольствием выходил в общество только под свет софитов, где ему вручали очередной орден или благодарственное письмо от важной «шишки», а все вокруг ему рукоплескали. Вот это и были те самые минуты, когда Наум Борисович был по-настоящему счастлив, ради этого он и оперировал, а не ради людей, людишек, как иногда он презрительно выражался, когда его никто не слышал. Человеческие мозги для него представляли всего лишь прибор, механизм, который он знал лучше других, и этим кичился. Его заинтересовать могли только необычные, сложные случаи, а в идеале он хотел бы создать высший разум и получить Нобелевскую премию.
– Наполеоновские планы, – вставила пару слов Анастасия.
– Ты не представляешь какие! Наум считал себя приближенным к этому сверхразуму, раз он так спокойно мог ковыряться в мозгах других людей.
– А что насчет ваших совместных детей? – спросила Настя, поняв, что упустила что-то, что является важным для ее собеседницы.
