Ли Голдберг - Мистер Монк летит на Гавайи
В течении следующих сорока пяти минут я просмотрела Максим, Джентльменский Ежеквартальник, Журнал Для Него, и узнала, что у всех женщин есть «секретная кнопка», прикосновение к которой вызывает множественные оргазмы. Также обнаружила, что существует направление пикапа, перед которым ни одна женщина не сможет устоять. Это не совсем направление, а небольшая история, полная мощных психологических триггеров, зажигающих в подсознании женщины инстинктивную необходимость немедленно совокупиться.
Все, что вам нужно сделать — рассказать ей об этой удивительной поездке на американских горках, как она начнется с медленного, устойчивого подъема, который сделает все мышцы вашего тела напряженными от волнения и ожидания.
И что спуск под уклон с невероятного пика, где вы балансируете на дразнящем моменте перед нырком через край, захватывает ваше дыхание. Вы в жизни не чувствовали ничего более волнительного и будете потрясены, услышав себя кричащими с дикой энергией от каждого захватывающего дух изгиба.
А когда все закончится, все ваше тело будет покалывать, и вы сможете думать только о повторении этого снова… и снова.
Я отложила журнал в сторону и застыла на мгновение, ожидая почувствовать непреодолимое желание найти специальную кнопку у себя.
Я все еще ждала, когда Монк вышел из кабинета доктора Крогера. Он выглядел необычайно смиренным. Если поверить журналу, я сейчас должна сидеть с пеной у рта от неконтролируемой похоти из-за присутствия двух мужчин, которые могли меня взять.
— Все в порядке? — спросила я.
— Превосходно, — ответил Монк и прошел мимо меня за дверь. Я взглянула на доктора Крогера.
— Вы же не дали ему транквилизатор?
Он покачал головой:
— Эдриан просто понял ситуацию.
— Он понял?!
— Он сейчас находится в эмоционально хорошем месте.
— Как Вы думаете, надолго он останется там?
— Эдриан знает, как связаться со мной, если окажется в состоянии кризиса.
— Каждый день — это кризис. Мистер Монк не мог заснуть после просмотра «39 шагов» Альфреда Хичкока по телевизору. Он весь следующий день провел в переговорах по телефону со студией, пытаясь убедить их прибавить еще один шаг в название.
— Не волнуйтесь за Эдриана. С ним все будет в порядке, — он улыбнулся и похлопал меня по спине. — Желаю Вам хорошо провести отпуск!
Монк жил в многоквартирном доме на Пайн, в нескольких кварталах к югу от офиса доктора Крогера, среди напоминающей родной дом прилегающей территории, лишенной природного обаяния и широких масштабов за пределами доступности, как в остальной части города.
Так как он жил недалеко, то не стал ждать, пока я отвезу его домой. Вместо этого пренебрежительно махнул на меня и начал грустный подъем к себе.
Прекрасно, — подумала я. — Поступайте как знаете. Идите домой. Будьте раздражительным ребенком. Меня не волнует.
Но, по правде, мне было не все равно. Я чувствовала глубокий укол вины и в душе проклинала себя за жесткость. Я отказывалась чувствовать вину из-за необходимости небольшого отдыха для себя и для поддержки лучшей подруги в день свадьбы.
Почему я все равно ощущала себя виноватой? Я сотрудница Монка и его друг, но не более. Я не ответственна за него.
Я не взяла с собой дочь, и она не расстроилась. Джули радовалась за меня и Кэндис, и хотя она мечтала посетить Гавайи, но боялась отстать по школьной программе. И была еще причина, почему она не против моей поездки.
— Мы все время вместе, мам, — произнесла Джули с такой усталостью, которую способен передать лишь загруженный подросток. — Я люблю тебя, но иногда тебя слишком много. Мне нужен перерыв.
Уверена, в этом есть доля правды. Эй, я тоже когда-то была ребенком! Я знаю, что она чувствовала. И еще кое-что. Она с нетерпением ждала недели, проведенной с бабушкой. Мало того, что моя мама позволит Джули поздно ложиться и есть все, что ни пожелает, так они еще устроят совместные походы по магазинам. Мама редко попадает в Сан-Франциско и ведет пресловутую политику открытой чековой книжки для единственной внучки. Уверена, вернувшись, я обнаружу новый гардероб в комнате Джули. А возможно и пони.
Если моя двенадцатилетняя дочь может справиться с моим отсутствием, то и Эдриан Монк сумеет. Он взрослый мужчина. Выживет и без Натали, бегающей вокруг, чтобы вручать ему дезинфицирующие салфетки.
Что ж, выжить-то он сможет, а вот функционировать?
Разумеется, сказала я себе. Он функционировал долгое время, прежде чем встретил меня.
Конечно, это были другие времена, как мне объяснил Стоттлмайер.
Хотя у Монка всегда были обсессивно-компульсивные тенденции, когда-то он был в состоянии их контролировать настолько, что получил работу в Полицейском Управлении Сан-Франциско и проделал карьеру от патрульного до детектива по расследованию убийств.
Но затем его жену Труди, независимого журналиста, убили, взорвав бомбу в ее машине. Она являлась самым стабилизирующим фактором в его жизни. Без нее он потерялся. Горе, в сочетании с неспособностью найти убийцу жены, съедало Монка. Фобии и одержимости заполонили всю его жизнь. Расстройство стоило ему значка, который был ему дорог и почти также жизненно необходим для психической устойчивости, как и Труди.
У меня нет навязчивых тенденций, но я понимаю, что потеря супруга так может разорвать душу на куски, что и представить трудно. Когда Митч умер, меня спасла только дочь. Я полностью погрузилась в то, что стала единственным родителем. Это знание, эта сосредоточенность держали меня на плаву, когда ураганные ветры поглощающего горя угрожали унести меня вдаль.
А Монка спасли двое: Стоттлмайер, периодически подбрасывающий работу консультанта, и нанятая по настоянию доктора Крогера на полный рабочий день медсестра, помогавшая ему вернуться в мир.
Через несколько лет в один прекрасный день медсестра внезапно переехала в Нью-Джерси, и снова вышла замуж за бывшего мужа. Монк к тому времени достаточно оправился; настолько, что больше не нуждался в медицинском работнике, но помощь ему все еще требовалась.
И в тот момент он встретил меня, но это совсем другая история.
Я не делала для него ничего особенного, что не смог бы сделать другой человек, обладающий большим терпением. Или чего сам Монк не смог бы, обрати он на это внимание.
Я убеждена, что Монку больше не нужен помощник; ему просто нравилось, что есть с кем поговорить, и кому разбираться с жизненными мелочами, отвлекающими его от любимого дела — раскрытия убийств.
Действительно ли я подпорчу ему жизнь, оставив на недельку?
Нет, я успокоила себя, конечно, нет. Он же не оставался один на белом свете. У него были доктор Крогер и капитан Стоттлмайер, а еще временный работник, к которому можно обратиться.
Этого более чем достаточно.
По крайней мере, я так надеялась.
И верила, что чувство вины недолго будет беспокоить меня, желая сполна насладиться поездкой.
3. Мистер Монк и пилюля
Мне пришлось выехать из дома в пять утра, чтобы успеть на восьмичасовой рейс до Гонолулу. В аэропорту оставила машину на долгосрочной стоянке и села на экспресс до терминала. Простояв в длинной очереди для регистрации и еще в одной для осмотра багажа, я все же добралась до ворот за двадцать минут до посадки.
Эдриан Монк и близко не присутствовал в моих мыслях, когда я устроилась в кресле эконом-класса для пятичасового перелета.
Стюардессами, обслуживающими наш рейс, работали гавайские и полинезийские девушки, одетые в яркие гавайки, с красными цветками гибикуса в волосах.
Изображение пальм, водопадов и диких гавайских пляжей транслировалось на всех мониторах самолета. Гавайская музыка — нежный ритм гавайской гитары, укеке, слайд-гитары и народных напевов, звучащий как волны, лижущие белый песок — тихо играла по всему салону.
Я закрыла глаза и вздохнула. Самолет еще стоял на взлетной полосе аэропорта Лос-Анджелеса, а мысленно и эмоционально я уже стала спокойнее, чем за последние несколько недель. Грохочущие вещами пассажиры, шум разговоров, вопли младенцев, гул двигателей и даже сладкая гавайская музыка — все исчезло.
И прежде чем осознать это, я уснула.
Проснулась, как мне показалось, мгновением позже от легкого прикосновения стюардессы, желающей узнать: не хочу ли я позавтракать.
— Вы можете выбрать между омлетом с сыром и грибами, оладьями с орехами макадамия или фруктовым ассорти, — предложила она, вытаскивая лотки из тележки и демонстрируя блюда.
Все варианты казались мне ужасными. Даже фрукты выглядели, словно пропитанные жиром.
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась я. Взглянув на часы, я с удивлением обнаружила, что с момента взлета проспала больше сорока пяти минут.
