Андрей Кивинов - Ставки сделаны
Чертков залпом осушил бокал.
– Нервная у вас, чиновников, служба, – иронически заметил Заботин. – Поворовать спокойно не дают…
– Тоже мне честный выискался… – буркнул Чертков.
– А что? У меня престижный бизнес. Сеть салонов. Единая призовая система «Супершанс». Звучит? Звучит!
– Для дураков звучит. В нее хоть выиграть можно, в твою единую призовую?
– Сотни людей ежедневно выигрывают, – пожал плечами Заботин. – Кто по сто рублей, кто по тыще, а кто и по пять. А джек-пот… Я вот в пул гоняю – не для бабок же. Так и люди, ведь, прежде всего за удовольствие платят. Страсть им кровь разгоняет, закиснуть не дает…
– Опустошает карманы и сводит с ума, – закончил Чертков.
– «Конечный результат – ничто, движение – все». Это не я придумал, – улыбнулся Заботин.
Допил коньяк, заел лимоном. Сделал жест – казалось бы, почти незаметный, но бармен за далекой стойкой понял, что надо принести еще.
– Мой тебе совет, Леха, не дразни ментов, верни деньги. – Заботин вновь взялся за кий. – Иначе они с тебя не слезут. Наркотик в карман сунут или ствол подбросят. Себе дороже.
– А то я не знаю. Поэтому прокурору написал, что боюсь провокаций, – Чертков и впрямь сегодня отнес заявление в прокуратуру.
– Зря ты. Там тупари, по-твоему, в прокуратуре? Они, конечно, все грызутся, как пауки в банке, но не до такой же степени. Менты прокурорским все объяснят, и те, уж будь уверен, им поверят, а не тебе… Точно говорю: нарываешься. Отдал бы бабосы и воровал себе дальше.
Заботин помолчал и добавил:
– А мог и вообще на месте с них слово взять, чтобы тебя не цепляли в дальнейшем…
Подобные мысли и самому Черткову в голову приходили. Но что уж теперь: поздняк метаться – дело сделано.
Он решил сыграть ва-банк. Настоящие мужчины должны рисковать…
– Мне сейчас деньги нужны позарез, – пояснил Чертков. – Дед один срочно квартиру продает, почти даром, а сам к сыну в Штаты на ПМЖ. Трехкомнатная в центре. Для Стаса, он жениться вздумал.
– И как ты все разрулишь? – Заботин загнал одним ударом три шара.
– Квартиру деда придется толкнуть. Чуть позже и по реальной цене. Верну операм, чтоб отстали, а на разницу Стасу куплю, – изложил Чертков свой бизнес-план.
– Если раньше не сядешь, – заметил Заботин. – Рисковые игры.
– Но интересные, – улыбнулся защитник природы. – Ты же все равно в долг не дашь?..
– Ты мой принцип знаешь, – поморщился Заботин. – Хочешь потерять друга – дай ему в долг. Неоднократно проверено.
– Знаю, – кивнул Чертков. – Тогда хоть деньги помоги «отмыть». Через свой «Супершанс».
– Зачем? – покосился Заботин.
– Чтоб вопросов не возникало, откуда дровишки. Прежде всего, у начальства. Опера ведь настучать могут, я у них на крючке. А так – повезло, выиграл. И еще боюсь, они номера купюр по банкам разошлют. Дед пойдет рубли на баксы менять, а его сцапают.
– А тебе будет приятнее, если меня сцапают?
– Здесь их прокрутить легко.
В этом Чертков был прав. Прокрутить деньги через казино – не раз плюнуть, конечно, но и не десять.
Так – два-три раза плюнуть.
Появился бармен с подносом. На сей раз, кроме конька и лимона, на подносе обнаружилось два маленьких бутерброда с икрой. Как Заботин уведомил бармена об этом желании – бог весть. Прям телепатия какая-то.
– Так я тебе друг или портянка? – подал голос Чертков.
– Прокрутить – не раз плюнуть, – туманно произнес Заботин. – Тоже запара. И опасность – ненулевая… друг.
– А за процент? – предложил Чертков.
– За какой? – немедленно отозвался Заботин.
– Десять.
– Это сколько же? Двести тысяч?.. – Заботин задумался. – Не слишком густо, Леха.
– Больше я не могу, – нахмурился Чертков.
– Ладно, так и быть… – махнул рукой Заботин. Надел очки, перегнулся через перила. – Чего у нас там?
Электронное табло показывало 1 785 693.
Рублей.
– Придется пару дней поиграть для видимости, – резюмировал хозяин заведения. – Как раз два лимона набежит.
– Что ж, спасибо, – обрадовался гость.
– А после банк сорвешь, – продолжал Заботин. – Мой электронщик спрограммирует.
– Я же говорил: для дураков…
– Но сначала деньги свои вези. Я их позже в оборот пущу, а ты другими получишь.
Чертков кивнул довольно и вытащил из-под стола портфель. Поставил его на стол.
– Вот, все с собой… Бери, пока не передумал.
– Кто? – лукаво посмотрел Заботин на друга. – Ты или я?
– Оба…
Бутерброд к коньяку в самый раз пришелся.
А у Васи Рогова в этот самый момент выпало в одной линии два яблока, а в другой – два банана. Два шанса пролетело. Будь три яблока или три банана – выиграл бы тыщу.
Не джек-пот, но тоже деньги.
И все-таки система начинает срабатывать! Удача все ближе и ближе!
Рогов полез в карман. Последние пятьдесят рублей.
Ну, двадцать надо оставить на «колу», а на тридцать можно и рискнуть…
Виригин и Любимов доехали на метро до «Канала Грибоедова», а дальше не сели на троллейбус, а пошли пешком. Покосились друг на друга. Ладно, пиво можно оставить до вечера. Взяли по мороженому: Жора – «Бодрую корову», а Макс – сахарный рожок.
– Слыхал, поймали пьяного бомжа? – поделился Максим новостью.
– Нет еще. И кто же это был? Чемпион по бегу?
Последние несколько дней питерцев терроризировал пьяный бомж: приставал к прохожим, натурально отбирал у них вещи, а при появлении угрозы – будь то милицейский патруль или самооборонец из граждан – убегал с нереальной для пьяного человека скоростью.
– Угадал, – усмехнулся Виригин. – Чемпион Европы в эстафете. В Олимпиаде участвовал… А тут его мошенники с хатой кинули – он умом и тронулся. Экспертиза еще не закончена, но, похоже, путь ему на Пряжку, а не в каталажку.
Жора ничего не ответил, только головой покачал.
– Не всех бывших спортсменов в бандиты взяли, – добавил Виригин.
– Там тоже на всех вакансий не хватает… – кивнул Жора.
И вспомнил другую печальную историю: про баскетболиста Сизоненко. Самый высокий был баскетболист в СССР. Два сорок, что ли, или даже выше. Тоже чемпион всего: и мира, и чуть не олимпийский. А после завершения спортивной карьеры начал болеть: что-то с позвоночником. Тяжело скелету человеческому оказалось такое тело носить. Получил инвалидность, ходил по Питеру, сгорбившись, с неизменной авоськой, пугая иностранцев.
Недавно жизнь баскетболиста наладилась – ему заплатил много денег какой-то безумный немецкий врач. Но за что заплатил – за право использовать после смерти Сизоненко его тело. Этот врач снимает с трупов кожу, обрабатывает их каким-то суперраствором и устраивает из них выставки. Типа такие скульптуры…
– Б-рр, – Жору аж передернуло.
– Пришли, – сказал Максим.
Жора открыл тяжелую дверь, и оперативники оказались в роскошном вестибюле поликлиники ГУВД. Широкая мраморная лестница с вазами по бокам удивляла и пышностью, и обшарпанностью: на ремонт денег, по обыкновению, не было.
На лестнице столкнулись с начальником отдела штаба Главка Егоровым. Тот зычно поприветствовал коллег:
– Привет, убойщики.
– Здравствуйте, Сергей Аркадьевич.
– Что, приболели? Сразу вдвоем? Непорядок! А кто дежурить будет? – нахмурился Егоров.
– Да нет, мы психолога ищем, – улыбнулся Виригин. – Не знаете, где кабинет?
Егоров оглянулся по сторонам и тихо спросил:
– Что, маньяк завелся?
– Почти, – хмыкнул Жора.
– Вася Рогов игрой заболел, – пояснил Максим.
– «Зенитом»? – Егоров расплылся в улыбке.
Сам Сергей Аркадьевич футбол не понимал и, когда доводилось смотреть по телевизору матч, не мог ни за мячом уследить, ни команды различать – быстро уставал и отключался. Но он знал, что «Зенит» – любовь всенародная, что за него болеет все руководство Главка. Когда этим летом шел чемпионат мира в Германии, у генерала Сан Саныча в кабинете часто работал телевизор, а на трансляции матчей Украины (за неимением на турнире России) там собиралось человек по двадцать. Так что страсть к футболу Егоров осуждать не мог.
– Если бы «Зенитом», – махнул рукой Жора. – «Однорукими бандитами».
– Да ну! – воскликнул Егоров.
– В семье проблемы, надо спасать. Может, психолог подскажет, – Виригин сам не слишком надеялся на помощь психолога, но считал, что попробовать надо.
– Вот! – загромыхал Сергей Аркадьевич. – А они здесь казино хотят делать! Рассадник пороков!
– Кто «они»? – не понял Любимов.
– Тузы денежные!.. Я только от главврача.
– В поликлинике казино? – удивился Виригин.
– Для них в самый раз. Это же бывший особняк этой… княгини Голицыной. Пушкинской «пиковой дамы». Три карты, три карты… – Последние слова Егоров даже попытался пропеть.
