Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Бега (пер. Л.Стоцкая)
Напрасно я заговорила, потому что пан Мариан услышал. Он обернулся, посмотрел на меня и без проволочки отомстил:
– Ах, какие же у вас красивые коленки! – сказал он с явным удовольствием.
– Чтоб вам лопнуть и чтоб язык у вас отсох! – ответила я от всего сердца и плюнула через левое плечо.
Подлец злоехидный, он же мне все испаскудил! На бегах услышать комплимент – последнее дело, лучше уж повеситься, а все поставленные деньги спихнуть в городскую канализацию без посреднического содействия касс тотализатора. Проиграю, с полной уверенностью можно сказать, проиграю, последняя надежда – лошади от Дерчика, но раз поедет на них Куявский, ставить будут на него, никакой прибыли… – А у меня еще второй есть, – сказала Мария. – Как же я это сотворила?… Тоже по ошибке: начала с Флориана, и теперь у меня тройка. Что у нас там под номером три?
– Теорбан. Мои поздравления. Куявский сказал Вальдемару, что его не будет, ведь ты сама слышала.
– Ничего я не слышала, я была занята. Возьми вот этот четвертый и спрячь куда-нибудь, потому что я тут сама в себе разобраться не могу. Метя, ты заткнешься или нет?!
– Давай, Бальбина!! – радостно захрюкал Метя. Я его не убила, потому что над головой у меня завыла сирена, пистолет выстрелил и возле стартовой машины началась полька-галоп.
Очень долго я не могла понять, почему у лошадей не хотят вырабатывать условный рефлекс, заманивая их в боксы морковкой или сахаром. Ну, можно еще яблочком или чем-то ароматным, ведь у лошадей замечательный нюх. В конце концов мне рассказали, что на самом деле условный рефлекс используют и делают это именно при помощи вышеназванных продуктов питания, потому что только так удается ввести их на тренировках в имитацию стартовых боксов, а потом в настоящие. Однако с того момента, как лошади начинают бегать, они, нервные создания, меняют свои взгляды и машина начинает ассоциироваться у них исключительно с усилиями и работой. Морковка мгновенно забывается. Они все не возражали бы побегать, но только без всякой там дисциплины. Лишь половина лошадей входит в стартовый бокс добровольно и без сопротивления, а остальные выделываются как могут, особенно те, что помоложе. Да и без того стартовая машина какой-никакой, а прогресс, пятнадцать лет назад автоматическая стартовая машина у нас состояла из двух мужиков, один вопил: «н-н-н-но!», а второй щелкал кнутом. Судьей на старте тогда был Еремиаш, и он считал чудом, что ему удавалось трогать с места всех этих коняг более или менее одновременно. Это сама скромность гласила его устами, потому как тогда ровнее стартовали, чем сейчас, к тому же он своего рода мировой рекорд установил, и я собственными глазами это видела. До самой смерти не забуду ни я, ни те, кто при этом был и на него смотрел. Шли в дерби двенадцать лошадей, и Еремиаш их пустил так, что по всему ипподрому грянули аплодисменты. Двенадцать коней в одной шеренге, на безукоризненной прямой в одну и ту же долю секунды подняли переднюю ногу и вместе топнули копытами. Чудо случается только раз, это было великое искусство, незабываемое и неповторимое…
– Пошли, – сказал динамик, и вокруг немедленно взорвался гомон толпы.
– Кто потерялся на старте?! Кто остался?!
– Кремень! Ну все, можно его списать…
– Свинья! – завопила Мария. – Ты гляди, что делает!…
– Болек прорывается! Болек прорывается!
– Назад, что ли, этот засранец едет!
– Зачем он так вырвался?! Его же занесет!…
– Лидирует Троянка, – оповестил динамик, – на втором месте Теорбан, третья Настурция, четвертая Бальбина…
– Давай, Бальбина!!! – драл глотку Метя.
Убийства на скачках должны оправдываться еще до их совершения. Я непременно бы сделала Мете что-нибудь нехорошее, это точно, если бы меня от него не отгораживала Мария, которая всматривалась в Кремня. Сарновский подтягивался, все ехали уже в куче, Шайка и Героник отпали. Троянка слишком резко взяла поворот, ее занесло аж под самую ограду трибун, и она сразу потеряла пару корпусов…
– На четвертое место переходит Диодор, – с каменным спокойствием вещал динамик. – Троянка сбилась с темпа, на прямую выходят Теорбан, отстает Бальбина…
– Давай, тройка! – завопил передо мной Юрек.
– Давай, тройка! – поддержала его Мария, вспомнив, что по ошибке в триплет поставила Теорбана. – Давай, Болек!
– Давай, Бальбина! – упорствовал Метя.
Настурция начала опережать Теорбана. Теорбан поддал ходу. Диодор шел по центральной дорожке, за ним Кремень. На Настурцию с Теорбаном я не ставила, они меня не касались, я о Куявского вообще рук не мараю. Зато я заинтересовалась Кремнем. Он шел легко, свободно, мог бы одолеть этого Диодора – раз плюнуть; я, конечно, в рыси не понимаю, в конюшнях не росла, но готова была поклясться, что Сарновский изо всех сил лошадь придерживает и только прикидывается, что поехал. Почему, Господи ты Боже мой?! На него же никто не ставил, был бы фукс, ведь фуксом он с удовольствием приходит, болеет только тогда, когда он должен прийти с фаворитом, так в чем же сейчас дело?…
И вдруг я вспомнила те три слова, которые услышала возле весовой. Это Сарновский изумленно спросил «почему?», а Бялас ответил, что Василь велел. Какой такой Василь, на бегах никого с таким именем я не знаю. Какой-то Василь велел ему придержать в этом заезде?
Болек Куявский ездить умел, Настурции он не сдался и выиграл на голову.
– Есть! – громко возвестил Юрек. – Есть у меня Теорбан! Теперь заканчиваю триплет.
– И я тоже, – сказала радостно Мария, – глупо, правда, получилось, но все-таки… Одна идиотская лошадь… Нет, погоди, совсем не идиотская! Ты знаешь, чем я заканчиваю? Посмотри-ка!
Свой ошибочный триплет она заканчивала лошадью Дерчика. То есть снова Куявским. Кто-кто, а уж Болек на этой лошади должен выиграть! Пан Собеслав засыпал упреками Вальдемара, Вальдемар был в ярости, не меньше, чем пан Мариан, который ставил на Диодора. Единственным утешением ему была мысль, что не выиграла Настурция, на которую он не ставил, невзирая на таинственные сведения из конюшен. Полковник показал всем двойной один-три-восемь, Теорбан с Настурцией, и поставил он пятьдесят тысяч.
– Без Троянки это целое состояние, – великодушно предсказал Юрек.
– А что ж ты так прицепился к этой Бальбине, Метя? – спросила я с упреком. – Ты ставил такую дурость?
– Куда там! – ответил Метя. – Я ставил на Болека с Диодором. А почему это я не могу для собственного удовольствия покричать о Бальбине?
– Он дождется у меня, – сказала Мария. – Ты видела, что этот мерзавец вытворял с Кремнем? Что, техническая комиссия дружно ослепла? И в придачу Троянка его обогнала!
– А почему бы Троянке его не перегнать, если он лошадь придерживает, на что ему тут четвертое место? Для денег? Постучи себе по лбу!
– Ну да, вроде как ты права, но меня вот-вот кондратий хватит…
– Не принимай так близко к сердцу, сейчас закончишь триплет. И будет фукс.
Объявили выплаты, максимум двадцать восемь тысяч. Триплет – двенадцать миллионов с копейками. Я перестала терзаться из-за идиотской Эйфории в первом заезде. Я и так не попала бы в яблочко, потому что у меня не было ни Флориана, ни Теорбана, я не ясновидящая. Теорбан еще туда-сюда, Флориана с Дерчиком я бы и метлой на длинной ручке трогать не стала…
Я наконец поинтересовалась, кто поедет вместо Дерчика в восьмом заезде, и мне стало плохо. Ученик Мязга. Нет, ученик Мязга больших надежд не подает, он и едет-то, кажется, третий раз в жизни. Хуже, чем Дерчик, он не сделает, но и положительного сальдо с ним тоже не получится.
Мария с Метей пытались рассчитаться за три последних триплета, которые они ставили в складчину. Метя заплатил за одиннадцать, Мария за двадцать шесть, они пытались докопаться, кто кому сколько должен возвращать, чтобы вышло поровну. Я вмешалась в это и установила сумму без особых проблем, потому что на таком уровне математика вполне в границах моих возможностей, а потом выразила свои сомнения по поводу ученика Мязги. Триплет на лошадей Дерчика – нас запросто может хватить кондрашка.
– Ну, теперь я тебе скажу всю правду, – объявила Мария. – Я должна была сказать тебе сразу, но забыла. Я ошиблась, и мы вовсе не заканчиваем Джубаром. Заканчиваем Теренцией.
– Да что ты говоришь? – неуверенно обрадовалась я. – А почему?
– Потому что я диктовала из программки и заглянула в седьмой заезд. В седьмом должен был быть Фавор. И я все время диктовала с Фавором, у него, как сама знаешь, номер пять. И у Теренции тоже.
– Понятно. Ты диктовала триплеты из четвертого, пятого и седьмого заездов?
– Пропустив шестой. Что-то в этом роде. Я это увидела только наверху, когда было поздно идти исправлять.
– Ну и слава Богу, в ученика Мязгу я не верю, поставлю на него максимум пару червонцев, и Аллах с ним. Дерчик, Мязга – практически одно и то же.
