Елена Логунова - Стрела гламура
— Может, Катя сыпала соль с крыльца, чтобы ноги на ступеньках не скользили? — вслух подумала я, возвращаясь к столу и вновь принимаясь за картошку, которую вызвалась почистить совершенно добровольно, только чтобы не участвовать в шумном сафари на аллигатора.
— Это ж сколько соли надо было бы высыпать? — усомнилась подруга. — Нет, определенно, она опять проделывала какие-то дурацкие опыты. Говорю же, девица очень стран…
— Тише! — одернула я.
По линолеуму коридора снова мокро шлепала лягушка-квакушка. Плюх, плюх, плюх! Пауза. Я посмотрела на проем: на сей раз Катерина не прошла мимо открытой двери.
— Лена, Ира! А я вас вижу! — потусторонним голосом с недобрым ликованием возвестила она, входя в кухню.
Глаза у нее по-прежнему были закрыты, руки вытянуты вперед. Тонкие белые пальцы беспокойно шевелились.
— Поднимите мне веки, опустите мне руки! — нервно хмыкнула Ирка, звякнув ложкой о кастрюлю.
— Ира, я все вижу! Ты сейчас стоишь у газовой плиты! — с завыванием сообщила Катерина, медленно двигаясь в указанном направлении. — Я вижу, что ты смотришь на меня и держишь в руке какой-то небольшой предмет из металла!
— Этот предмет называется «ложка»! — ехидно сказала подруга, посторонившись с пути зажмурившейся ясновидящей.
— А металл называется «нержавеющая сталь»! — доброжелательно подсказала я.
— А еще на плите имеется металлический предмет побольше, — подхватила Ирка. — Он называется «кастрюля», убери-ка руки, пока не…
— Тра-та-та-та-та! — Мася, как настоящий спецназовец, кувырком ввалился из коридора в кухню, в падении прицельно стреляя под стол из своего лазерного оружия.
— А-а-а-а! — взревел раненый крокодил.
Он в панике выкатился из-под стола и с разгону ткнулся рылом в босую ногу Катерины.
— Ой, что это?!
Испугавшись, Катя открыла глаза, увидела буксующего внизу аллигатора, поспешно отдернула ногу и пошатнулась. Выправляя равновесие, взмахнула руками и зацепила кастрюлю с недоваренным холодцом.
Шварк! Пятилитровая емкость с горячим варевом полетела с плиты вниз и грохнулась на пол, залив бульоном все вокруг. Как живые, разбежались в разные стороны куриные лапы, свиные уши и говяжьи хвосты. Зеленого крокодила волной унесло обратно под стол. Негодующе вскрикнула Ирка. Громко заорала Катерина.
— Катя, ты ошпарилась?! — Я вскочила из-за стола, за которым чистила картошку.
Поскользнулась на недоваренном свином ухе, чуть не упала, уронила нож и бросилась по мокрому полу к вопящей Катерине. Ноги на жирном разъезжались, как на льду, тапки противно чавкали.
— Ленка, живо, давай снимем с нее мокрую рясу! Коля, Масяня, идите отсюда, не путайтесь под ногами! Катька, руки подними! — бешено командовала Ирка.
В четыре руки мы с подругой стащили с подвывающей Кати сермяжный балахон и выяснили, что плотная ткань кое-как защитила ее от серьезного ожога. Правда, одна нога Катерины выше колена все-таки была ошпарена и сильно покраснела, но причиной громкого вопля пострадавшей было не только это.
— Мне кастрюля на левую ногу упала, углом, очень больно! — уже не крича, но шипя от боли, пожаловалась Катерина. — Может, у меня там перелом?
— Сама идти можешь? — спросила Ирка.
— Вряд ли, — ответила Катька — и даже пробовать не стала.
Мы с Иркой под ручки провели несчастную дурочку на мелководье — к столу, усадили на табурет и осмотрели ее левую ногу.
— С виду вроде целая, — хмурясь, неуверенно сказала Ирка. — Пальцами пошевели!
— Кажется, не могу, — так же неуверенно ответила Катька.
— Ясновидящая! — пробурчала Ирка. — Что, не ждала перелома, нострадамочка?
— Не каркай! — оборвала ее я. — Может, никакого перелома и нет, только трещина или вообще ушиб. Надо рентген сделать. Тащи ее в комнату и одевай. Катька, не реви! Я сейчас тоже оденусь, выгоню из гаража машину и отвезу тебя в травмпункт.
— Почему ты, а не я? — вскинулась Ирка.
Подружка не любит, когда я сажусь за руль ее «шестерки». Она не в восторге от моей манеры влетать в поворот на двух боковых колесах.
— Кому-то придется заняться истреблением жирной лужи в кухне, — напомнила я. — Не дай бог, твой хваленый холодец застынет прямо на полу! Потом еще нужно будет приготовить обед, Колян с Масяней скоро попросят кушать, а ты у нас гораздо лучшая кулинарка, чем я.
Смягченная комплиментом, Ирка прекратила спорить и повела Катерину собираться. Я мимоходом отчитала сорванца Масяню за стрельбу в общественном месте, тоже облачилась, вывела из гаража «шестерку» и дождалась выхода охромевшей Катерины.
— Ты зачем обулась? Не нужно было лишний раз травмировать поврежденную ногу! — упрекнула я неразумную девчонку, увидев, что она влезла в узкие высокие сапоги, да еще на каблуках!
— Я ей предлагала обуть Моржиковы валенки, в которых он на зимнюю рыбалку ходит, но она отказалась наотрез! — тут же нажаловалась на родственницу Ирка. — Пижонка!
Я удивленно посмотрела на Катерину. Странная какая-то пижонка, избирательная: одеваться согласна в рубище, а обуваться — только в модельные сапоги! Впрочем, выходя из дома, Катя надела поверх очередной скучной рясы хорошенькую бобровую шубку. Может, имидж сиротки-бродяжки у нее только для внутреннего пользования, для узкого круга родных и близких?
— Все, езжайте скорее, пока нога не распухла, а то потом придется сапог резать, чтобы разуться! — поторопила нас Ирка.
Она заботливо усадила болезненно охающую Катерину на заднее сиденье, я села за руль, и мы покатили в город, в травмпункт.
4
Катя меня удивила. Я-то думала, избалованная девчонка всю дорогу до травмпункта будет жалобно ныть и причитать, а то и вовсе хлопнется без чувств. А она не плакала от боли, не скулила, держалась молодцом. Морщилась, кривила губы, с преувеличенным интересом смотрела в окошко и оживленно рассказывала мне, что там такого интересного наблюдается — отвлекала и себя, и меня восторженными восклицаниями типа: «Ой, какой смешной драндулет!» или «Лен, ты только посмотри, какая шикарная тачка!».
Я, сознавая серьезность момента и важность своей задачи, на посторонние раздражители не отвлекалась. Дорога была скользкой, машина показывала характер, а я торопилась доставить пострадавшую к врачу. Шикарные тачки, смешные драндулеты и прочие участники дорожного движения интересовали меня только как потенциально опасные объекты, тесный контакт с которыми крайне нежелателен. Даже если бы по соседней полосе тянулся караван верблюдов, я не стала бы на него заглядываться.
Тактика была правильная, доехали мы быстро и без происшествий, но в травмпункте сразу же столкнулись с проблемой.
— Паспорт и медицинский полис давайте, — повелела хмурая тетка в регистратуре.
Я вопросительно посмотрела на Катерину. Она выразительно развела руками.
— Без паспорта и полиса не принимаем, — сказала на это регистраторша.
— Девушка, милая! У человека нога сломана, срочно нужна медицинская помощь, давайте не будем бюрократию разводить! — попросила я. — Ну, до бумажек ли нам сейчас?
Не смягченная комплиментом, «милая девушка» предпенсионного возраста вместо ответа со стуком закрыла фанеркой свою амбразуру в стеклянной стене.
Катерина удрученно вздохнула.
— Ничего страшного, не волнуйся, я найду подходящую бумажку, — успокоила ее я, доставая из кошелька сторублевку.
При виде денежной купюры тетка подобрела, закрыла глаза на отсутствие документов, выписала нам какой-то квиточек и послала не туда, куда могла бы, а к рентгенологу.
— Ты почему паспорт с собой не носишь? — попеняла я Катерине в коридоре. — В нашей стране очень вредно не иметь при себе удостоверения личности. Никогда не знаешь, в какой момент придется доказывать, что ты не верблюд.
Воображаемые верблюды привязались ко мне основательно.
— Паспорт мой дома лежит, у папы в кабинете, — виновато ответила девчонка.
— В сейфе? — я вспомнила, что строгий папа Катерины, по словам Ирки, стремится всячески ограничивать гражданские свободы взрослой дочери.
— Почему обязательно в сейфе? — удивилась Катька. — Просто в столе, с другими документами. Не в кармане же мне его носить? Потеряю.
— Почему обязательно в кармане? — очень похоже удивилась я. — Носи в сумочке.
— Сумочки я тоже теряю, — Катерина усмехнулась и тут же болезненно поморщилась.
Хотя я подставила плечо, шагала она медленно, приволакивая левую ногу. Видно было, что ступать на нее Катьке больно.
Мы подошли к облезлой двери с заляпанной белой краской табличкой «Рентгенологический кабинет». Над дверным проемом имелось примитивное световое табло. На нем слева зелеными буквами было написано: «Входить», а справа красными — «Не входить». Лампочка внутри короба не горела, так что было непонятно, можно нам вторгаться в кабинет или нельзя.
