Саша Антонова - Продавец фокусов
— Да, в наших рядах затесался шпион, — веско подтвердил Скелет и причмокнул разбитой губой. — Кто-то стучит в ФСБ.
При этих словах охранники сделали стойку и схватились за оружие.
— Ну, вот! Теперь мы будем выяснять отношения и передеремся из-за пустяков, — насупился Семен.
— Это не пустяки, — укоризненно погрозил ему пальцем Виктор. — Кто-то предал Куприяна. Мы обязаны найти шпиона и обезвредить его.
Охранники одобрительно загудели, демонстрируя сплоченность рядов и понимание важности момента.
— Да, да, — подхватила мадам Ренар. — Нельзя пускать это дело на самотек. Вчера предали Куприяна, а завтра предадут нас. Виктор, Вы знаете, кто это сделал?
— Догадываюсь, — покивал головой Витька, заложил руки за спину и двинулся вдоль охранников, напоминая полководца, разрабатывающего план наступления. — Стучит тот, кто знал о покупке фикуса и о величине выплаченной за него суммы, тот, кто был в курсе событий на даче в Малаховке и моего намерения выкупить Любовь у Продавца фокусов. Фикус я забирал вместе с Мишкой, но того на следующий день убили во время перестрелки на Окружной. Деньги за дерево я отдавал в присутствии Клопа, но тот взорвался в машине накануне Ноябрьских праздников. На даче в Малаховке побывали со мной трое Колька, Сырник и Мякиш.
Скелет окинул своих сторожей испытующим взглядом. Охранники вытянулись по стойке «смирно» и преданно заглядывали в глаза своему грозному командиру. Шепелявость и распухшая физиономия придавали ему особенно внушительный вид. Витя был неподражаем.
— Но, — поднял он указательный палец жестом ментора. — Клоп, от которого и мокрого места не осталось, приходился Мякишу брательником. От брата Мякиш вполне мог узнать об оплате за фикус. Следовательно, он и есть шпион! Ну, блин, я тебя!..
Скелет вытянул руки, растопырил пальцы и пошел на несчастного Мякиша, как душитель на жертву. Тот побелел лицом и шлепал губами, силясь сказать что-то.
— Я что… Я ничего… — получилось у него с заиканием. — Как Доктор велел, так я и делал…
Виктор остановился и развернулся в сторону гоблина по имени Сеня.
— Ага, так я и знал, — злорадно посмотрел Скелет на него. — Мякиш сам бы не догадался стучать, мозги мелкие. А вот Доктор чудненько подходит на роль двойного агента… Предатель! Взять его! — отдал он приказ своим охранникам.
Прощеный Мякиш и Сырник с готовностью бросились к Доктору. Мадам Ренар открыла рот и обессилено опустилась в плетеное кресло. Илья скромно стоял возле пальмы, сложив руки на груди, и с любопытством переводил взгляд с одного участника спектакля на другого. Мы с Любашей также внимали каждому слову на сцене из кресел партера. Колька и его напарник топтались рядом с нами, не зная, что делать, то ли охранять нас, то ли присоединяться к группе захвата.
— Не подходить! — заорал Доктор и выдернул из кармана кургузой курточки яблоко.
Это было обыкновенное зеленое яблоко, размером с антоновку. Охранники испуганно попятились назад. Сеня целился в них фруктом и нервно рвал из другого кармана «уоки-токи».
— Ко мне! В ружье! — закричал он в микрофон.
Большим пальцем руки, в которой гоблин держал яблоко, он нажимал на то углубление, где обычно растет черенок, но ничего не происходило.
— А-а! Опять не то яблоко взял! — в отчаянии взвыл Семен, швырнул фрукт в джунгли, а сам сиганул в противоположную сторону.
Там, куда улетело яблоко, что-то бабахнуло, и посыпались стекла витражей.
— Взять его! — гаркнул Скелет.
Охранники опомнились и устремились за Доктором, который скакал Тарзаном через лианы и папоротники. В это время в глубине тропических зарослей затопали бегемоты и раскатились крики:
— Уррра!!! В атаку!!!
Бурелом в джунглях сопровождался короткими автоматными очередями и крутым матом. Колька сдернул меня с кресла и придавил к кафельным плиткам. Я ужом заползла под плетеную мебель и встретилась там с Любашей, которая валялась на полу со все еще скованными руками, и тихонько выла в предчувствии скорой смерти. Я прижала ее голову к своей груди и зажмурилась от дикого страха.
Что было дальше, точно сказать не могу. До меня долетал крепкий народный фольклор, крики, автоматные очереди, одиночные выстрелы из табельного оружия, звон разбивающегося стекла и чей-то хрип. Мадам Ренар визжала на высокой ноте. Кто-то бегал рядом с нашим укрытием, крушил стеклянные столики и кресла. По полу тянуло морозным холодом из разбитых окон. Где-то рядом истошно орал Колька:
— Виктор Иваныч, отходи к гаражам! Я прикрою!
Сколько времени это все продолжалось, определить не берусь. Но только в какой-то момент я обнаружила, что стало тихо. Стрельба прекратилась, крики замолкли. Кто-то сдвинул мебель, под которой лежали мы с Любашей в объятиях сиамских близнецов.
— Живы? — спросил Илья и поставил нас на ноги.
Мы с Любашей так и стояли, прилепившись друг к другу и не решаясь сдвинуться с места. Колени дрожали, точка опоры отсутствовала. Илья где-то раздобыл ключи и возился с наручниками моей подруги по несчастью. Вид у него был, как после драки: всклокоченный, с рассеченной бровью, костяшки рук сбиты в кровь. Оранжерея мадам Ренар напоминала вьетнамский дождевой лес после обработки его напалмом американским спецназом. Поверженные пальмы валялись непроходимой баррикадой, европейская садовая мебель превратилась в щепки.
Из остатков зеленых зарослей к нам вышел Скелет, волоча за собой автомат с укороченным стволом. Его слегка покачивало, и дышал он с трудом.
— Витенька! — ухватилась за его шею Любаша, избавившись от наручников.
Скелет прижал ее к себе свободной рукой, и они застыли натурщиками к картине «Возвращение солдата с фронта».
Лишившись Любашиной подпорки, я была вынуждена привалиться к Илье. Он потерся щекой об мои волосы и хрипло выдохнул:
— Боже, как я счастлив…
Я подняла на него глаза и задала вопрос, который мучил меня всю жизнь:
— Так это не ты меня фотографировал через окно?
Он отрицательно помотал головой, чуть наклонился, и мы превратились в скульптурную группу «Поцелуй», не такую фривольную, как у Родена, но тоже очень выразительную.
— Пошли отсюда, — сказал над ухом Скелет и нарушил состояние эйфории, в которое я впала в объятиях Ильи.
— Ой, смотрите! — показала Любаша рукой в сторону поломанных веток с алыми цветами.
Под кустом среди сочной зелени виднелось терракотовое платье Дамы с медовыми волосами. Мы двинулись в ее сторону.
Мадам Ренар полусидела на земле, запрокинув голову в листья кустарника. Прекрасные черты лица исказило выражение непередаваемого ужаса. На ее плече зеленым изумрудом примостилась маленькая лягушка с красными глазками. Увидев нас, она скакнула в листья уцелевшего растения. Илья опустился на колено, потрогал пульс на шее Дамы и тяжело вздохнул. Я оглянулась по сторонам и шагнула к поверженной пальме с недозревшими кокосами. За стволом дерева лежал Колька, пристально разглядывая остатки оранжерейного неба.
— Колька, вставай, — потянула я его за руку. — Чего разлегся. Зима на дворе, простудишься.
Колька мои увещевания проигнорировал, и все также пялился на зияющие черными ранами витражные стекла.
— Оставь его. Он уже не простудится, — Илья наклонился над Колькой и прикрыл тому глаза.
Только тут я заметила, что земля под его головой пропиталась чем-то красным. Ледяной ветер смерти покрыл мою душу инеем, тело затряслось в ознобе, и я провалилась в снежный сугроб беспамятства.
Глава 21
«До наступления темноты оставалось совсем мало времени. Если бы наступил вечер, то по еврейским обычаям похороны пришлось бы отложить. Тело Усопшего в спешном порядке было снято с креста и погребено в склепе. Вход в могилу завалили круглой каменной плитой. Все, кто принимали участие в похоронах — Иосиф Аримафейский, Никодим, Мария Магдалина и Мария Иаковлева разошлись по домам для совершения седера.
На рассвете девятого апреля, после окончания субботнего покоя к склепу первой прибежала Мария Магдалина. Та, которую Он любил… Я не знаю, почему ураган любви подхватил их накануне роковой Пасхи, не знаю, почему не случилось этого раньше, так как Мария из Магдалы сопровождала Иисуса и Его учеников еще в Галилее вместе с другими женщинами. Я не знаю, как она выглядела, и сколько ей было лет. Однако я уверен в одном, Мария Магдалина была необыкновенной женщиной, если Назарянин ее возлюбил больше Себя Самого.
Итак, первой к месту погребения прибежала Его возлюбленная. Следом подоспели Саломея и Мария Клеопова, Петр и Симон. То, что они увидели, повергло их в шок. Каменная плита была сдвинута, тело отсутствовало. На каменном полу лежали саван и покров для лица. Кто-то, нарушив Закон, оскорбил место вечного успокоения. В печальном недоумении все побрели обратно в город.
