Ирина Дягилева - Бумажная клетка
Пытаясь успокоить Германа, Пульхерия нежно гладила его по макушке, словно маленького ребенка. Потом звонко чмокнула в лоб и улыбнулась:
– Скоро ты привыкнешь к этой мысли и она перестанет казаться ужасной. А сейчас давай поговорим о Паше.
– Я немедленно его уволю. Ни минуты не потерплю его мерзкую рожу возле себя! – вскричал Герман.
– А ты подумал, как к этому отнесется Александр Николаевич?
– Ему придется подыскать своему любовничку другое место работы.
– Придется, – согласилась Пульхерия, – но по другой причине. У твоего отца не должно быть повода упрекать тебя в дискриминации Медведева из-за сексуальной ориентации.
– Интересно, по какой это другой причине я могу его уволить?
– Скажи, все коммерческие вопросы решает Паша?
– Да, мы так условились с самого начала.
– Почему на автомобилях нет цен?
– У нас выставочный салон. По документам мы не являемся магазином. Мы, скорее, рекламируем продукцию, чем продаем, являемся представителями заводов-изготовителей, с которыми у нас есть соответствующие договора. Если посетитель желает приобрести выставочный образец, мы идем ему навстречу.
– Кто тогда устанавливает цену?
– Конечно, Павел.
– Кто его контролирует?
– К чему ты клонишь? – с недоумением спросил Герман.
– Ты же видел, как живут Медведевы. Неужели всю эту роскошь они могут позволить на Пашину зарплату?
– До сегодняшнего момента я считал, что это подарки отца своей любовнице. Выходит, я ошибался – это подарки любовнику, – с горечью усмехнулся Герман.
– Даша мне сказала, что от Александра Николаевича им перепадала всякая ненужная ему мелочь. Как правило, это были чьи-то подарки.
– Ты хочешь сказать, что Паша… – Герман запнулся, пытаясь подобрать нужное слово, – …обманывал меня?
Пульхерия кивнула. В этот момент из кармана ее пальто раздался телефонный звонок и известный артист Эраст Гарин в свойственной ему манере произнес: «Какая отвратительная рожа!», после чего послышалась бодрая мелодия из фильма «Джентльмены удачи». Она достала телефон Вики, о котором совершенно забыла. На экране красовалась девица, показывающая язык и делающая рожки. «Коза Лариска», – прочитала она и нажала кнопку ответа.
– Викуся, зараза, ты собираешься платить за квартиру?! – без всякого приветствия возмущенно прокричала коза Лариска.
– Собираюсь, – ответила Пульхерия. – Только я не Викуся.
– А кто?
– Вике пришлось срочно уехать, но она поручила мне с вами расплатиться.
– Вика? Со мной? – недоверчиво спросила Лариса.
– Да, да, можете не сомневаться. Заплачу, сколько скажете.
– Ты кто?
– Какая разница? Вы все равно меня не знаете. Назовите место встречи.
– Завтра в три на Пушкинской, возле памятника. Но все же на всякий случай скажи свое имя, а то мало ли что…
– Вы чего-то опасаетесь? – насторожилась Пульхерия.
– Вика оставила мне конверт, сказала, что он очень важный. Обещала за него заплатить отдельно. Так что говори, как тебя зовут или встреча не состоится.
– Пульхерия Афанасьевна Дроздовская. А как я вас узнаю?
– У меня ярко-красная куртка и капюшон с белым мехом. Конверт приносить?
– Конечно, приносите. За конверт я тоже заплачу.
– Буду ждать, только не опаздывай, – сказала Лариса и отключилась.
Заметив недоуменный взгляд Германа, Пульхерия пояснила:
– Мы с подругой нашли в квартире Вики ее мобильный телефон.
– Странно, почему его не заметили криминалисты?
– Он валялся под кроватью. Мы бы его тоже не заметили, но в тот момент он зазвонил.
– Твой Штыкин о нем знает?
Пульхерия призадумалась, потом нерешительно ответила:
– Кажется, нет. У меня в голове сейчас такая каша, но вроде бы о нем я рассказать не успела. Впрочем, какое это имеет значение? Коза Лариска даже не знает, что Вику убили. – И тут до нее дошло: – Постой! Она про какой-то конверт говорила, который ей Вика оставила.
– В этом конверте может быть разгадка убийства, – предположил Герман.
– Мы с ней завтра на Пушкинской в три часа встречаемся. Я могу взять тебя с собой. Ты где-нибудь в сторонке постоишь.
– Какая жалость, в это время я должен быть в префектуре. Мне страсть как хочется в детектива поиграть, – иронично улыбаясь, сказал он. – Ну ничего не поделаешь, ты мне потом все подробно расскажешь. – Герман помолчал немного, потом, нахмурившись, спросил: – Ты серьезно считаешь, что Паша меня обманывает?
– Судя по всему. Но доказательств у меня нет. Ты часто смотришь тетрадь с записями левых продаж?
– Нет, я доверял ему безгранично…
– Герман, это же бизнес. Здесь никому нельзя доверять безгранично. Наличие неучтенных доходов, отсутствие контроля… У любого возникнет соблазн отвести ручеек в свой собственный карман.
– У меня же не возник! – воскликнул он, гордо вскинув голову. – Я старался жить по совести, я за то, чтобы платить все налоги и вовремя.
– Легко быть праведником на всем готовом, – усмехнулась Пульхерия.
– На что ты намекаешь? – с подозрением спросил Герман.
– Не намекаю, а говорю прямо: не надо себя ровнять со всеми. Мало у кого есть богатые родители. Голодному на пиру трудно удержаться, чтобы не отщипнуть кусочек пирога. Кто решил, что за левые продажи отвечает Паша?
– Так папа посоветовал.
– «Посоветовал»! – рассмеялась она. – Я тебя хорошо понимаю. Его совет – все равно что приказ.
– Я был категорически против левых продаж, но папа пытался убедить меня, что на данном этапе развития экономики это необходимо. А чтобы я не очень сильно расстраивался, предложил отвечать за это Паше.
– Ну-ну, страус спрятал в песок голову, подставив под неприятности свою задницу. Замечательная позиция, – насмешливо сказала Пульхерия.
– При чем здесь моя задница? – раздраженно спросил Герман.
– По закону ответственность за нарушения на предприятии несут директор и главный бухгалтер. Тебя посадят, отвечать придется твоей заднице. Вот тогда и узнаешь – при чем.
– Ты хочешь сказать, что папа меня подставил? – ужаснулся Герман.
– Он предложил тебе линию поведения, вся страна так живет, а подставить тебя мог только Паша. Вика сразу его раскусила и стала шантажировать. Вот тебе и мотив для убийства. Добудь эту злосчастную тетрадь, и мы получим доказательства.
– Каким образом? Мы же не знаем, сколько он на самом деле брал с клиента.
– Случайно я стала свидетельницей одной сделки. Паша окучивал какого-то Ашота Кареновича.
– Знаю его. Это Измаэлян. У него сеть мебельных магазинов.
– Я запомнила сумму, которую он заплатил за автомобиль. Давай посмотрим, сколько у Медведева записано в тетради.
– Она у него в портфеле.
– Ну так возьми ее! – рассердилась Пуля.
– Неприлично рыться в чужом портфеле без ведома хозяина.
– А воровать – прилично? Где этот портфель? Я сама возьму, – решительно заявила она.
– Под столом, – с кислой миной ответил Герман.
Пульхерия отодвинула кресло Паши, достала черный кожаный портфель и поставила на стол.
– Может, дождемся Паши? – нерешительно промямлил Герман.
– Ты боишься правды. Сейчас или никогда, – сказала Пульхерия, щелкнула замком и извлекла на свет общую тетрадь со сменными блоками.
Долго искать им не пришлось. Сумма в тетради оказалась ровно в два раза меньше той, что она слышала.
– Ну? Убедился?
Герман вяло пожал плечами. Запись о продаже была последней на странице. Пульхерия отогнула защелки и вытащила листок, затем сунула тетрадь в портфель и поставила его на место. Листок она сложила вчетверо и спрятала у себя за пазухой.
– Зачем ты это сделала?
– Это важная улика. Без нее мы ничего не сумеем доказать твоему отцу. Не хочу, чтобы Паша ее уничтожил, если ты нечаянно проговоришься. Без этого листочка все наши утверждения будут голословными. Он скажет, что ты ему мстишь за то, что он спит с твоим папочкой.
– Ты понимаешь, что теперь я не смогу ему доверять, а следовательно, и работать вместе? – спросил Герман так, словно сам пытался осознать случившееся. – Это конец. Я был всего лишь прикрытием мерзавцу, причем мерзавцу особого рода – любовнику моего отца. Отец скорее уберет меня, чем его. Как ты думаешь, он сделал это нарочно?
– Ты спрашиваешь, знал ли твой отец заранее, что все именно так и будет?
– Да. Он предложил на должность моего заместителя Пашу только для того, чтобы потом меня высмеять, лишний раз унизить.
– Не знаю, но не исключено, что все так и было. С его безмерной извращенностью он вполне способен на это, – с горечью вздохнула Пульхерия.
– Ненавижу его, – сказал Герман почти спокойно.
Сердце Пули обливалось кровью. Она подошла к нему, обняла.
– Если бы ты знал, как мне тебя жалко…
– Вот только жалости, Пуляша, мне не надо. Это судьба или злой рок. Стараешься, делаешь все что можешь, только ничего не выходит. Просто я родился под несчастливой звездой и приношу одни несчастья. – Он попытался улыбнуться и ласково провел рукой по ее щеке.
