Люся Лютикова - Такая, блин, вечная молодость
– Да уж, не повезло вам.
Но девушка неожиданно воскликнула:
– Наоборот! Наконец-то я смогу убедить мужа, что нам надо уезжать из России! А то его тут все время что-то держит – то мать, то друзья, то родные березки. Уедем туда, где соблюдается закон, где не страшно выпустить ребенка во двор, где нас будут окружать спокойные, цивилизованные люди. Например, в Чехию. Хватит уже, нахлебалась я дерьма в этой стране!
Я сама не очень люблю Москву, не в восторге от жизни в России, но когда мою Родину называют «эта страна», во мне поднимает голову патриот. Хочется заявить недоброжелателям: «А зато у нас...» Но тут я понимаю, что закончить фразу нечем. Ничего у нас нет хорошего, чем можно гордиться, ну просто ничегошеньки.
Поскольку домофон был выдран, я беспрепятственно проникла в подъезд. В лифте действительно попахивало, и весьма ощутимо. На площадку десятого этажа выходили четыре двери. Одна из них, самая обшарпанная, была приоткрыта. Я хотела позвонить, но вместо звонка торчали провода. Я осторожно вошла в квартиру, стараясь ни до чего не дотрагиваться.
В нос тут же ударила вонь. По моим представлениям, так могло пахнуть какое-то мелкое дохлое животное вроде крысы или тушканчика.
Зажимая нос, я пошла вглубь. Я молчала, опасаясь, что если открою рот, то меня сразу же стошнит. Я зашла на кухню, где не было никакой мебели, только газовая плита и мойка, обе в ужасающем состоянии. На полу лежал ковер из пыли и окурков. Мерзкий запах усилился.
Я не имела ни малейшего желания оставаться в этой клоаке и направилась к выходу. И тут сзади раздался хриплый голос:
– Тебе чего надо?
Глава 33
Я вздрогнула и обернулась. В дверном проеме, где когда-то висела дверь, а теперь из стены торчали голые кирпичи, стояло существо. Скорее всего оно было женского пола, но я бы не поручилась. Существо было худое, маленького роста, одето в грязные тряпки, когда-то считавшиеся спортивным костюмом, стрижено «под горшок». Лицо испитое, цвета печеного яблока.
– Господи, как вы меня напугали! – выдохнула я.
– Везет тебе, а вот меня уже ничем не напугаешь, – прохрипело в ответ существо. – Ты кто?
– Я Люся Лютикова. А вы, наверное, хозяйка квартиры?
Существо проигнорировало мой вопрос.
– Нет, я спрашиваю – ты кто? Из какой конторы? Из жэка, что ли?
Наверное, из-за ужасной вони я никак не могла сосредоточиться. Что бы такое половчее соврать?
Когда пауза неприлично затянулась, я ответила:
– Нет, я не из конторы. Я сама по себе. Я в гости.
– Ишь ты! – удивилось существо. – Давненько у меня гостей не было.
– Да? А ваша соседка говорит, что у вас от гостей дверь не закрывается.
Я тут же пожалела о сказанном. Ну, сейчас начнутся соседские разборки. Однако реакция оказалась спокойной:
– Она у меня вообще никогда не закрывается. Замок сломался.
– А вас как зовут? – осмелела я.
– Тетя Маша.
Ага, значит, все-таки тетя.
Я уже как-то даже начала привыкать к запаху. Может, не спешить уходить?
– Теть Маш, а можно с вами поговорить?
– Говори, коль не шутишь, – ответила хозяйка и прошла в комнату.
Я двинулась за ней. Женщина явно не страдала накопительством и вещизмом. В комнате было два спальных места – матрасы с подушками и одеялами, брошенные прямо на пол. На этом обстановка заканчивалась. На одном матрасе сладко спал мужик, по виду – типичный бомж. Тетя Маша плюхнулась на второй матрас.
– А мы не разбудим гражданина? – спросила я.
– Нет, его из пушки не добудишься.
Я подошла к окну.
– Можно я окошко открою? – спросила я и, не дожидаясь ответа, дернула за ручку. Несколько секунд я жадно дышала в приоткрытую створку, потом повернулась к хозяйке: – Я хочу поговорить об Алабаме. Ну, о девушке, которая снимала квартиру напротив вас и которая покончила с собой.
– Ее убили, – так же спокойно отозвалась тетя Маша.
Я подскочила на месте:
– Откуда вам это известно?
– Я так думаю.
– Вы видели, как это произошло?
Она покачала головой:
– Нет. Просто Алла ни за что не оставила бы своего ребенка.
– Алла?
– Ее заставили взять этот идиотский псевдоним. Потому что одна Алла на нашей эстраде уже есть. И больше не надо.
Наш разговор напоминал игру в пинг-понг. Я задавала вопрос, а тетя Маша отвечала. И достаточно резво для того состояния, в котором сейчас находилась. У меня мелькнула мысль, что когда-то эта женщина была рассудительным, приличным человеком. Может быть, даже не так давно.
– Значит, у Аллы был ребенок?
Тетя Маша кивнула:
– Сын.
– Сколько же ей было лет? На фотографиях она очень молодо выглядит.
– Она рано родила, в шестнадцать. А умерла в двадцать. Вот и считай.
– А сын остался в Магнитогорске?
Женщина опять кивнула:
– Да, с матерью Аллы.
Что-то меня тут настораживает. Амбициозная провинциалка и опустившаяся алкоголичка – совсем неподходящая компания.
– Вы часто общались с Аллой? – спросила я.
– Нет. Разговаривали пару раз.
– Отчего же вы уверены, что ее убили?
Тетя Маша помолчала, потом сказала:
– Я знаю таких людей. Алла была цельной личностью. Поэтому родила, а не сделала аборт. Она хотела выбиться в люди. Мечтала забрать сына к себе. Она очень по нему скучала. Она никогда не принимала наркотики. И никогда бы не покончила с собой. Она очень любила жизнь.
После этой тирады я опять подумала, что алкоголичка недавно вела совсем другое существование. Возможно, у нее было высшее образование, работа, уважение коллег. Куда все это ушло?
– А с вами-то что случилось? – вырвалось у меня.
Женщина опустила голову и ничего не ответила. И пока я лихорадочно соображала, как же теперь сгладить неловкость, она тихо произнесла:
– Моя жизнь закончилась.
– Не понимаю, как это – «закончилась»! – воскликнула я. – Ведь вы живете!
– Я не живу. Я делаю все, чтобы сдохнуть.
– Но почему?!
Хозяйка поднялась с матраса и сказала:
– Пойдем.
Ну вот, я перегнула палку, и меня выпроваживают. Я понуро поплелась следом. Однако тетя Маша направилась не к выходу, а повернула в другую сторону. Я увидела, что в туалете и в ванной двери тоже отсутствуют, сняты вместе с коробками. Единственная дверь, сохранившаяся в квартире, вела во вторую комнату. Женщина остановилась перед ней, вытащила из кармана ключ, открыла замок.
– Заходи.
Я словно попала в другой мир, в нормальную московскую квартиру. Это была детская. Если точнее, комната двух подростков. Двухъярусная кровать, два стола, шведская стенка. На столе стоит компьютер, разложены тетради и учебники. Создавалось впечатление, что дети вышли погулять, а через час вернутся домой и засядут за уроки.
– У вас есть дети?! – изумилась я.
– Были, – отозвалась тетя Маша. – Они погибли пять лет назад. Пять лет, один месяц и четырнадцать дней.
Она взяла со стола фотографию: двое мальчишек улыбаются в объектив. Одному лет двенадцать, второму не больше семи. У младшего нет переднего зуба, и поэтому он смахивает на чертенка.
– Мой муж управлял автомобилем. Пошел на обгон. Лобовое столкновение. Дети умерли на месте.
Женщина говорила ровным, размеренным тоном. Казалось, для нее это привычное дело – показывать комнату мертвых сыновей. Она как будто экскурсию проводила.
– А муж тоже умер?
– Лучше бы он умер. Сейчас сидит в тюрьме, через год выйдет на свободу. Он не был их родным отцом, – добавила она, как будто это что-то объясняло.
Тетя Маша в упор смотрела на меня и молчала. До меня неожиданно дошло: она ждет, что я буду ее жалеть. Жалеть и оправдывать ее нынешний образ жизни. У русских ведь вообще принято жалеть пьяных. Ну а если у человека случилось горе, так только последняя сволочь не даст ему благословение на попойку.
Теперь ясно, почему жильцы подъезда так терпимо относятся к выходкам алкоголички. Еще бы, у женщины такое несчастье! Как-то даже бесчеловечно лезть к ней с претензиями по поводу зассанного лифта.
Я тоже человек жалостливый. Но проблема в том, что алкоголиков не переношу на дух. В этом смысле я похожа на российские законы: преступление, совершенное в состоянии алкогольного опьянения, расценивается как более тяжкое.
– Вы знаете, – начала я, – Мария... а отчество ваше как?
– Алексеевна, – после небольшой заминки ответила хозяйка.
– Так вот, Мария Алексеевна, безобразие вы творите! Сущее безобразие!
От изумления у тети Маши вытянулось лицо. А меня несло дальше:
