Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды
– Кока, вы прекрасны в любом виде.
Дама, не поленившаяся ночью накрасить глаза, брови, щеки и губы, кокетливо взмахнула жилистой ручонкой. Сверкнули бриллиантовые кольца.
– Да ну тебя, Вава! Ступай в гостиную! Аня, неси кофе!
Я подождал, пока горничная поставит поднос и уйдет к себе, потом резко спросил:
– Кока, только не врите! Как часто вы с Николеттой ходите по стрип-клубам?
Женщина чуть не уронила крохотную чашечку.
– Вава!!! Да ты с ума сошел!!!
Я посмотрел на Коку и увидел на дне ее глаз плохо скрытое беспокойство.
– Чтобы мы с Николеттой отправились в сомнительные заведения, – слишком шумно возмутилась она, – что взбрело тебе в голову!
– Кока, я все знаю!
Пальцы, унизанные кольцами, задрожали, дама быстро поставила фарфоровую чашку на столик, сделанный трудолюбивыми крепостными в восемнадцатом веке, и пробормотала:
– Ну Николетта! Договорились же! Никому ни слова!
– Она и не рассказывала.
– Откуда тогда информация?
Я схватил Коку за плечо:
– Послушайте, Николетта попала в скверную историю. Вы можете хоть раз в жизни перестать кривляться и начать разговаривать нормально? В конце концов, я понимаю, что вы недолюбливаете мою мать, но ведь не до такой же степени, чтобы желать ее смерти?
Неожиданно с лица Коки сползла светская улыбка, она потянулась к расписной шкатулке, вытащила оттуда длинную турецкую папиросу и с явной обидой произнесла:
– Между прочим, Павел сначала ухаживал за мной, а Николетта его отбила.
– Какой Павел?
– Да твой отец, дурачок. У нас был замечательный роман, дело шло к свадьбе, кстати, я всегда хотела быть женой писателя. Все так хорошо складывалось! И тут появляется Николетта и отбивает Подушкина! Скажи, это красиво?
– Кока, эта история случилась почти пятьдесят лет тому назад!
– Что ты несешь, Вава! – подпрыгнула дама. – Нам с Николеттой нет еще и сорока!
Я тяжело вздохнул. Нет, с ней невозможно разговаривать нормально. Вы только послушайте! Им с Николеттой нет еще и сорока! Кока что, забыла, сколько мне лет? Или она думает, что маменька произвела сына на свет еще до своего рождения? Да уж, похоже, Кока окончательно впала в маразм. Они с маменькой могут врать про свой возраст кому угодно, только не мне.
– Вы же потом вышли замуж. – Я решил увести даму от дебатов на тему возраста.
– Да, и очень удачно, – кивнула головой Кока, – никогда не нуждалась, но Вениамин был генерал, солдафон, никакой тонкости. «Всем встать, полк кругом, шагом марш». Ах, Ванечка, я так мучилась! Прямо дергалась вся на суаре[5]: а ну как Веня глупость сморозит! Он мог такое сказануть! Иловайский до сих пор вспоминает, как мой муж на вопрос: «Нравится ли вам Камю?» – ответил: «Не знаю, еще не попробовал, скажите, в какой миске этот салат!» Господи, я ему сто раз объясняла: Камю – это писатель. Но толку-то! Постоянно приходилось за руку его водить и за язык держать. Веня из деревенских мужиков, карьеру сделал, а воспитания не приобрел. Я его едва научила рубашки каждый день менять, все возмущался: «Зачем ее стирать, вывешу за окошко на десять минут, и снова свеженькая». А Павел – дворянин, аристократическая натура. Да что там говорить! Николетта поступила отвратительно!
Кока отвернулась к окну и стала с раздражением закуривать. Я молча держал перед ней зажигалку. Интересно, а сама Кока читала модного в среде советской интеллигенции в 60-е годы Альбера Камю? Скорей всего, нет. Но мне, честно говоря, наплевать на ее образованность.
– Кока, и мой отец, и Вениамин Александрович давно умерли, а Николетта вляпалась в идиотскую историю. Зачем вас потащило в стрип-клуб?
– Из любопытства, – ответила она. – Один раз мы ехали вместе из гостей на моей машине, и тут колесо прокололось. Мы вышли. Ну представь, стоим на шпильках, в вечерних платьях, правда, в шубах, но у меня под юбкой нет белья, думаю, у твоей мамаши тоже…
– Почему? – изумился я.
– Дурачок, – снисходительно улыбнулась Кока, – так почти все одеваются, юбка лучше сидит. Одним словом, начали замерзать, и тут видим вывеску: «Клуб «Желтая мельница», мы и пошли туда. Кстати, место очень и очень приличное!
– Отчего вы так решили?
– А возле охранников какие-то девки толклись, но их внутрь не пустили, сказали: «Мест нет». Перед нами же двери мгновенно распахнули, мигом поняли, что пришли дамы из светского общества.
Забыв спросить разрешение, я потянулся к сигаретам. Глупость Коки обезоруживает. Секьюрити увидели двух пожилых, но хорошо сохранившихся и шикарно разодетых дам. Естественно, их без писка пустили в притон.
– Сколько раз вы там были?
– Ну… два, три, максимум пять.
– А потом решили повеселиться в злачном местечке на Новый год?
– И что плохого? – ринулась в атаку Кока. – Стол был хорош, концертная программа чудесная.
– Люди вашего круга не ходят в подобные места!
– А мы никому не рассказывали, впрочем, на Новый год можно, – как ни в чем не бывало заявила Кока.
Так, теперь понятно, откуда маменька знает, куда следует засовывать стриптизеру деньги. Полный негодования, я рассказал Коке все о Мише. Если кто и может повлиять на Николетту, так это заклятая подруга. Честно говоря, я ожидал, что она ужаснется и бросится к телефону. Наберет номер маменьки и заявит: «Имей в виду, дорогая, двери моего салона мигом закроются перед тобой, если выйдешь замуж за стриптизера».
Коку отличает редкостный снобизм. Она ни за что не пустит на свои антикварные диваны парня, пользующегося сомнительной репутацией. А Николетта не захочет прослыть дамой, которую не принимают у Коки. И потом, насколько я знаю маменьку, ей потребуется похвастаться кавалером. Тихо сидеть у телевизора, пусть даже в компании сверхмолодого мужа, это перспектива не для Николетты. Взвесив все «за» и «против», маменька выгонит Михаила. Но Кока удивила меня до крайности. Она не пришла в ужас, узнав, какая судьба постигла всех супруг альфонса. Нет, наоборот, Кока закатила глаза и прощебетала:
– Боже, как романтично! Умереть от любви! О такой смерти мечтает каждая женщина. Господи, как повезло Николетте! Скончаться в объятиях!
– Моя мать пока жива, – обозлился я.
– Ну да, верно, – остановилась на секунду Кока, но потом бодро продолжила: – Но ведь это вопрос времени?
Честно говоря, я растерялся.
– Кока! Вы желаете Николетте смерти?
– Что ты, Вава! – возмутилась светская львица. – Я просто сгораю от зависти, такое романтическое приключение. Меня, естественно, позовут подружкой невесты, придется шить розовое платье.
– Отчего обязательно розовое? – в полном обалдении поинтересовался я.
– Ах, Ваня, так принято. Невеста идет к алтарю вся в белом, подруги в розовом.
– Вы с ума сошли! – подскочил я. – Какой алтарь! Еще фату предложите надеть!
– Почему нет? – удивилась Кока. – Николетта будет изумительно в ней смотреться, ее можно заказать у Юдашкина, этот кутюрье сейчас на пике моды…
– Фата – символ невинности невесты!
– Ерунда, – отмахнулась Кока, – никто об этом не знает.
– Церковь не разрешает повторно венчаться.
– Во-первых, – резво возразила Кока, – вдове можно, вот разведенной и впрямь нельзя, но Николетта похоронила первого мужа, следовательно, со спокойной душой предстанет перед батюшкой. А во-вторых, когда они с твоим отцом расписывались, нельзя было скреплять брак в церкви, времена были не те, мы бегали в храм тайком. Я точно знаю, что они с Павлом не венчались. А теперь Николетта может принять обряд!
– И вы станете приглашать их к себе?
– Конечно!
– Вас не смущает, что Миша стриптизер?
– Он артист балета!
– Он танцует голый!!!
Кока выпятила аккуратно накрашенную нижнюю губку.
– Вава, ты, оказывается, ханжа! Большинство танцоров выступают полураздетыми. Ну-ка, вспомни «Спартак». Там Васильев в набедренной повязке танцевал!
– Так это Васильев! И дело было на сцене Большого театра! А Миша кривляется в ресторане!
– Во все времена мещане не понимали высокое искусство, – припечатала меня Кока. – Ты, Вава, просто не дорос до восприятия некоторых вещей!
Признав свое полное поражение, я откланялся и пошел в прихожую. Кока провожала меня. На ее лице бродила мечтательная улыбка. Внезапно мне в голову пришла интересная мысль:
– Знаете, вам представился уникальный случай.
– Ты о чем? – удивилась Кока.
– Николетта отбила у вас Павла, теперь вы можете ей отомстить! Уведите Михаила.
– Я порядочная женщина, – возмутилась Кока, – и никогда не опущусь до такого поступка.
На ее лице отразилось возмущение, но в глазах загорелся огонек. Поняв, что рыбка заглотила крючок, я ушел. Конечно, это маловероятно, но вдруг Кока подсуетится и уведет подонка? Надо помочь ей в этом процессе. Хоть маменька раздражает подчас до зубовного скрежета, она дорога мне как память об ушедшей юности.
