Наталья Александрова - Сбежавший кот и уйма хлопот
Однако, едва Леня сделал это наблюдение, из-за бронзовой статуи выехал забрызганный грязью джип, остановился перед Люсиным лотком, и наружу выбрались трое братков с бритыми свиными загривками. Все встало на свои места. Единственное, что отличало местных братков от городских, это то, что они набрали у Люси жареных пирожков с мясом за неимением в ближайших окрестностях суши-бара.
Маркиз тоже вышел из машины. Не то чтобы он соблазнился жареными пирожками, подобный деликатес эпохи развитого социализма мог вступить с его организмом в непримиримые противоречия. Леня всего лишь направился к автобусному вокзалу, на стене которого была вывешена крупномасштабная карта Лужского района.
Отыскав на этой карте деревню Петровская Горка, название которой было написано самым мелким шрифтом, Леня купил бутылку пепси-колы (еще одна примета времени) и вернулся в машину.
Сначала его дорога лежала по хорошему, довольно новому шоссе, потом пришлось свернуть на более-менее ровную грунтовку, наконец начался разбитый проселок в сплошных колдобинах. Машина, привыкшая к ровному европейскому асфальту, жалобно стонала на каждом ухабе и давала хозяину понять, что долго такое издевательство не выдержит. Хорошо хоть, что погода стояла пока сухая и теплая, а через месяц-полтора, когда зарядят непрерывные дожди, здесь вообще невозможно будет проехать.
Зато по сторонам от дороги тянулись яблоневые сады удивительной красоты. Деревья были усыпаны спелыми плодами – темно-красными, золотистыми, нежно-розовыми…
Проселок последний раз свернул, и перед Леней открылась маленькая унылая деревенька.
Десяток изб, разбежавшихся по берегу озера, явно и давно нуждались в починке. Прохудившиеся крыши, осевшие венцы, окна, в которых часть стекол заменили фанеркой – может быть, и не по бедности, а оттого, что некому было заняться ремонтом.
Людей в деревне не было видно. Леня ехал по улице, но дорога была так разбита, что он пожалел машину, поставил ее на обочине и дальше отправился пешком.
Наконец возле одного из домов он увидел дряхлую старушонку, которая выговаривала драной грязно-белой кошке.
– Шалава ты! – кипятилась бабка. – Проститутка ты после этого! Вертихвостка облезлая! Опять с приплодом! Когда только успеваешь? Лучше бы, прохиндейка беспородная, мышей ловила, а то житья от них нет! Среди бела дня по горнице шляются, а тебе и дела нет!
Кошка вежливо слушала хозяйку, но посреди ее гневного монолога сгорбилась и принялась сосредоточенно умываться.
– Тьфу! – старуха отвернулась от вертихвостки, проговорив под конец: – Что тебе говори, что не говори, все как об стенку горох…
– Бабушка! – окликнул ее Леня. – Не скажешь, где Уточкина живет, Анна Петровна?
– Ой! – старуха схватилась за сердце. – Напугал как! Ты откуда же взялся, автобуса-то не было?
– На машине приехал. Так где же Уточкина живет?
– На маши-ине? – протянула бабка то ли с уважением, то ли с недоверием. – А где ж твоя машина?
– Там, – Леня махнул рукой. – Так где же Анна Петровна?
– Кака така Анна Петровна? – старуха недовольно сощурилась. – Нету здесь никого!
– Уточкина, Анна Петровна Уточкина! – Маркиз начал терять терпение.
– Так это, наверно, Нюрка! – сообразила наконец бабка. – А то я думаю – кака така Петровна? Точно, это тебе Нюрка нужна!
– И где же она?
– Дак вон ее дом, буржуйки недорезанной! – старуха указала сухой костистой рукой в дальний конец деревни. – Вон тот, третий дом от поворота! Ее, богатейки!
Маркиз проследил за ее взглядом и увидел дом, уже знакомый ему по двум фотографиям.
На фоне прочих изб, запущенных, полуразвалившихся, этот дом действительно казался нарядным и богатым, так что можно было понять прозвучавшую в голосе бабки завистливую неприязнь.
Леня подумал, что покойный Алексей Иванович Казаркин, должно быть, помогал деньгами своей родственнице, пусть даже и бывшей, а может быть, и присылал ей каких-нибудь мастеров, чтобы подновить домик.
Он поблагодарил рассерженную старуху и направился к дому Уточкиных.
Не только дом Анны Петровны приятно отличался от соседских. Сад ее тоже был ухожен, стволы яблонь выкрашены известью, дорожки аккуратно выметены, а перед самым домом цвели на клумбе поздние цветы – крупные сортовые георгины, астры, хризантемы, непритязательные, но яркие и нарядные бархатцы.
– Есть кто-нибудь дома? – крикнул Леня, остановившись перед калиткой. – Хозяйка!
Из-за дома медленно, опираясь на суковатую палку, вышла крупная пожилая женщина.
Неторопливо, с достоинством неся свое большое тело, она подошла к калитке, остановилась перед ней и уставилась на гостя. Массивное, в крупных складках лицо выглядело недоверчиво.
– Чего надо? – проговорила она наконец.
– Вы ведь – Анна Петровна? – спросил Леня, облокотившись на калитку.
– Ну, я Анна Петровна. И что с того?
– Мне бы с Толей поговорить!
– С каким Толей? Не знаю никакого Толи!
– С Толей Уточкиным, внуком вашим!
– Нет здесь никакого Толи! – Анна Петровна развернулась и сделала шаг к дому, но вдруг остановилась и сказала с раздражением:
– И нечего тут шляться! Щас собаку отвяжу! Сказано тебе – нет тут никакого Толи! Ко мне давно уже никто из города не приезжает! Кому старуха нужна? А ты не шляйся здесь!
– Мне бы только два слова ему сказать! – просительным тоном проговорил Леня. – Для его же пользы!
– Сказано – нет здесь никакого Толи! Проваливай, откуда приехал! – сердито проворчала старуха и побрела к дому.
Леня не поверил ей.
Слишком уж Анна Петровна рассердилась и перепугалась, когда он спросил ее о Толе. Да и потом – Толя ее родной внук, и она, как всякая нормальная бабушка, должна была оживиться, услышав его имя, и подробно расспросить о нем, а вместо этого – поспешно удалилась, прогнав незнакомого визитера и даже не задав ему ни одного вопроса…
Леня сделал вид, что уходит, а сам сделал круг по деревне и вернулся к дому Анны Петровны, обойдя его с другой стороны, со стороны высокого озерного берега.
Здесь он спрятался за густым кустом боярышника и стал наблюдать за домом.
Ждать ему пришлось недолго.
Анна Петровна показалась в саду. Боязливо оглядываясь на калитку, она торопливо шла на зады своего участка, именно в ту сторону, где прятался Маркиз. Теперь в ее движениях не было прежней торжественной медлительности, она спешила и волновалась.
На задах участка, там, куда она направлялась, был хлипкий покосившийся сарайчик – должно быть, в нем хозяйка держала садовый инвентарь и прочие хозяйственные мелочи. Подойдя к этому сараю, Анна Петровна снова настороженно оглянулась и скрылась внутри. Как Леня ни прислушивался, как ни приглядывался, ему не удалось ни разглядеть, ни расслышать ничего интересного, только дважды что-то внутри сарая громко скрипнуло, как будто там открывали какую-то дверь с плохо смазанными петлями.
Хозяйка пробыла внутри минут двадцать и вышла, снова подозрительно оглядевшись.
Леня дождался, когда Анна Петровна вернется в дом, подождал для верности еще немного и выбрался из своего укрытия. Перебравшись через невысокий покосившийся забор, он подошел к сараю, открыл дверь и проскользнул внутрь.
Там было довольно темно, особенно после улицы. Дождавшись, когда глаза привыкнут к освещению, Леня огляделся.
Как он и ожидал, в сарайчике хранились лопаты, грабли, тяпки и прочий нехитрый садовый инструмент. На полках лежали бумажные мешки с минеральным удобрением. Тут же стоял старый подростковый велосипед, тачка со сломанным колесом – в общем, все то, что хозяйке по небогатому деревенскому обиходу просто жаль было выкинуть.
Никаких признаков присутствия человека Леня не заметил.
Но ведь зачем-то Анна Петровна пришла сюда сразу же после его неожиданного визита! Леня был уверен, что она тут же отправится предупредить внука, и, когда она пошла в этот сарай, решил, что именно здесь и прячется Толик Уточкин.
Она ничего не принесла в сарай и ничего из него не вынесла. Что же она делала здесь целых двадцать минут? И почему изнутри доносился скрип плохо смазанных петель?
Леня еще раз огляделся.
Анна Петровна явно любит порядок, весь инвентарь в сарае уложен и расставлен очень аккуратно, даже ненужная ломаная рухлядь тщательно прибрана по местам. И только в самой середине сарая прямо на земляном полу валяется большая плетеная корзина, скорее даже целый короб.
Этот короб нарушал общую картину, выбивался из нее, а все, что выбивается из картины, казалось Лене подозрительным.
Он оттащил плетеный короб в сторону и прямо под ним увидел в полу откидную дверцу люка.
Так вот что за дверь скрипела несмазанными петлями!
Леня схватился за деревянную ручку и откинул крышку люка.
Изнутри выбивался неровный колеблющийся свет.
Леня нагнулся и заглянул в подпол.
Под землей была целая комната – низенькая и неуютная, но все же вполне жилая. Возле одной стены стояла узкая железная койка, застеленная коричневым шерстяным одеялом, напротив – дощатый стол, на котором горела свеча в медном подсвечнике. Именно эта свеча испускала тот колеблющийся свет, который увидел Леня. Перед столом, на шатком табурете, сидел, кутаясь в ватник, рослый парень, в котором трудно было узнать Толю Уточкина. Бывший охранник очень похудел, ссутулился, а самое главное – он приобрел затравленный, напуганный вид беглеца и жертвы.
