Дарья Донцова - Несекретные материалы
– Что это? – еле-еле ворочая языком, спросила я, машинально продолжая листать странное издание.
Следующие фото оказались еще отвратительней. Милые дамы демонстрировали результаты ампутации рук или ног, далее шли снимки молодых мужиков с телами, покрытыми шрамами. Все фото сделаны с почти обнаженной натуры – крохотные трусики прикрывали лишь небольшой участок тела. На последних страницах были настоящие уроды: карлики, отвратительно ожиревшие бабы, парочка парней с невероятными родимыми пятнами.
– Какого черта ты купил эту гадость да еще приволок домой? – накинулась я на сына. – Где взял кошмарный журнальчик?
Кешка потянулся и глянул на стол.
– Данную порнографию приволок Ефим. Если сейчас начнем возмущаться и жечь в печке, моментально притащит десяток новых и примется всем показывать. Лучше сделать вид, что нас это не волнует, и оставить их валяться тут. Ты же его знаешь.
Абсолютно точно. Стоило старику сообразить, что вас что-то смущает, как он тут же моментально начинал педалировать ситуацию. Такой вот омерзительный тип – получает настоящее удовольствие, глядя, как мучаются его несчастные жертвы.
– Боюсь, Машка полезет посмотреть, – вырвалось из моей груди.
Кеша вздохнул.
– Если сейчас спрячем, дедуля точно ей покажет. В конце концов, ничего страшного, просто несчастные, изувеченные люди. Естественно, ребенку не следует рассказывать, зачем бедолаги тут свои фотки выставили. Ладно, сам объясню. Мол, журнал выпускает общество инвалидов, чтобы поддержать в людях мужество. Тебе сделали страшную операцию – не переживай, посмотри на других, может, им еще хуже, а они улыбаются! И ты придерживайся этой версии. Да не переживай так, пролистнет и бросит!
– А правда, зачем подобное демонстрировать?
Кешка сел и поглядел на меня.
– Мать! Тебе что, двенадцать лет? Наивная, как щенок.
Я обиделась.
– Ну, прости глупую, уж объясни ей…
Аркашка хмыкнул.
– Про сексуальные извращения слышала?
Я кивнула. Уж не настолько наивна, вроде знаю и про гомосексуалистов – и про педофилов.
– А это просто разновидность другая, – пояснил сын, – есть такие кадры, которых привлекают только убогие. Ну не стоит у него на нормальную бабу, подавай чего пострашней. В конце концов – это личное дело каждого, с кем спать. И ничего плохого нет в том, чтобы изуродованная женщина нашла себе пару. Но продавать такие журналы открыто на лотках нельзя. Следует распространять через больницы или общества инвалидов – словом, не знаю как! Честно говоря, не хотелось, чтобы подобное издание попадало в детские руки. Но пока нет криминала, это имеет право на жизнь. Есть же у лесбиянок «Розовая пантера», а эти чем хуже. Помнишь Диму Петровского?
Я кивнула. Тучный, одышливый мальчик, бывший одноклассник Аркашки. Никогда не гулял с девочками и по большей части угрюмо сторонился приятелей.
– Женился на бабе без ноги, старше себя лет на десять, – продолжал Кеша, – все его обжалелись. Бедный Димочка, за супругой-инвалидом ухаживает. А мужик прямо расцвел, счастлив безмерно. Не нужны ему здоровые, и все тут.
Я задумчиво поглядела на первую страницу журнала. «Присылайте свои фотографии по адресу: К-9, абонентский ящик 18», и телефон для справок».
– А какой тут может быть криминал? Закон запрещает печатать подобные фото?
Кешка пожал плечами.
– Под запретом порнография, эротика разрешена. Но как провести грань? Почему дама, обнажившая грудь, эротична, а демонстрирующая голый зад – это уже порнография? А про снимки убогих вообще ни слова. Ты погляди, журнальчик называет свои публикации брачными объявлениями. А уж в каком виде снялись «соискатели», никого не касается. Приличия соблюдены – причинное место прикрыто.
Я повнимательней пригляделась, и правда, сверху над каждой картинкой стоит рубрика «Ищу пару».
– Так где криминал?
– Он начинается тогда, когда торговцы живым товаром уговаривают людей на ненужные операции. Предлагают ампутировать руку или ногу за деньги, конечно, а потом продают богатым любителям экзотики.
– Неужели люди идут на такое? – пришла я в ужас.
– Мать, – строго спросил Аркадий, – ты знаешь, что в России средняя зарплата меньше пятидесяти долларов в месяц? А в Молдавии и Белоруссии до двадцати не доходит? Некоторые на все ради заработка готовы.
– Ура, – раздалось из коридора, – Мишенька, любименький, дай я тебя поцелую!
– Твоя дочь, а моя сестра, очевидно, опять получила пятерку за контрольную, – засмеялся Аркашка и быстро бросил на журнал газету.
Он оказался прав. Влетевшая Манюня принялась с восторгом рассказывать о своих успехах. За ее спиной маячил Миша.
Девочка перевела дух и накинулась на математика.
– Ну, сделал Гале предложение?
– Маня! – возмущенно вскрикнули мы в один голос с Аркадием.
– Даже не представляю, как начать, – пробормотал профессор.
– Горе луковое, – завопила Маня, – видел, Ефим приехал? Будешь тормозить, уведет Галку из-под носа, большой мастер по женибельной части, мухомор вонючий!
– Маша! – опять в один голос крикнули мы с Кешкой.
– Ну и что? – повернулась к нам девочка. –Хотите сделать вид, будто вы в восторге от визита? Ольга вчера сказала Аркадию, что Ефим мерзкий потаскун и… В общем, не стану повторять…
– Вот и не надо, – принялся воспитывать сестрицу брат, – лучше промолчи, и потом откуда так хорошо знаешь, что Зайка мне в нашей комнате говорит, когда мы находимся там с глазу на глаз?
– А из моей ванной всю жизнь слышно, что в вашей ванной делается, – бесхитростно призналась Маня и, увидав слегка изменившееся лицо Кеши, быстренько добавила: – Но никогда не подслушиваю, особенно когда вы вдвоем душ принимаете.
Аркадий, всегда бледный, словно вампир, вдруг приобрел вид молодой редиски – лоб и подбородок белые, щеки ярко-розовые. Но Машка, не обратив внимания на метаморфозу, уже неслась дальше:
– Мухомор гнилой, поганка подмосковная. Вчера вечером ущипнул меня за попу.
– Так, – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, протянул Кеша, – а ты что?
– Как дам ему коленкой с размаху по яйцам! – гордо ответила дочь и, сияя, пояснила: – Дениска научил. Прямо так и сказал: начнет кто приставать, сразу ногой по яйцам!
– Маня! – снова возмутилась я, мысленно благодаря сына моей лучшей подруги за науку. – Так вести себя просто неприлично.
– Не слушай маму, – велел Кеша, – очень даже прилично, когда тебя за задницу хватают. И что он сказал?
Маруся разинула было рот, но вовремя осеклась и сообщила:
– Лучше промолчу.
– А ты что ответила?
Машка хихикнула:
– Пожалуй, лучше снова промолчу.
Кеша тяжело вздохнул.
– Вот и молодец, больше помалкивай да наглецам спуску не давай, сразу промеж ног лупи.
– Обязательно, не волнуйся, не дура, – успокоила его сестра.
Глава двадцатая
На следующий день в районе полудня я подкатила к дому на улице Черняховского. Во дворе царило необычайное оживление. Группки жильцов взволнованно переговаривались между собой. Я увидела уже знакомую лифтершу и поинтересовалась:
– Нина приехала?
– С утра по делам отправилась, – отмахнулась бабка, – тут такие дела творятся!
– Что-то произошло?
– Юрку убили, дворника нашего! И кому помешал? Тихий такой, услужливый. Когда напьется, спит без задних ног, не дерется, не матерится. Вон, вон, гляди, жена приехала, в морг возили опознавать.
Возле стареньких «Жигулей» сгорбилась полная, преждевременно состарившаяся баба. Из ее необъятной груди вырывались судорожные всхлипывания. Увидав притихших людей, баба ухватилась за голову и взвыла:
– Юронька, муженек любимый, на кого бросил!
Несколько старух кинулось к вдове.
– Вот горе, вот горе, – словно заведенная твердила лифтерша, – и зачем он в эту больницу поехал!
– В какую больницу? – навострила я уши.
– Так Юрку нашли за городом, аккурат у оградки 662-й клиники, – пояснила старушка, – говорят, еще вчера убили, утром, то-то его весь день видно не было. Ну чего его туда поволокло? Далеко, в области.
Не слушая словоохотливую бабулю, я побрела к машине. Значит, Нина где-то гоняет, а дворника убили. В прошлый раз он говорил, что встретил девушку в аэропорту Шереметьево. Вроде провожала инвалида, Юра даже припомнил, как Нина без конца повторяла незнакомое слово: «бен», «бен», «бен». Сдается, звучало слегка по-другому – «bien», «bien», «bien». Это по-французски, а по-нашему просто – «хорошо» или «ладно».
Внезапно с серого неба повалил крупными хлопьями липкий снег, почему-то стало теплее. «Вольво» в мгновение ока превратился в бесформенный сугроб. Я быстренько влезла в пахнущий любимыми духами салон и вытащила «Голуаз». Наверное, Аркашка прав, даме больше пристало курить «Собрание» и «Давидофф», ну на худой конец «Парламент» или ментоловый «Вог». Я же, дитя дефицита, всегда почитала за счастье купить болгарские «ВТ». «Голуаз» оказались первыми западными сигаретами, и мое сердце принадлежит им безраздельно. К тому же от всех других разрекламированных марок я парадоксальным образом начинаю судорожно кашлять. «Такой вот пердимонокль», – как любила повторять моя бабушка, когда дедуля обнаруживал у нее на руках пятого туза. Бабушка обожала играть в карты и самозабвенно жульничала. Мыслила абсолютно логично, курила папиросы и держала дедушку под каблуком. Любовь к детективным расследованиям у меня явно от нее.
