Рейтинг собачьей нежности - Дарья Александровна Калинина
– Я их не устанавливала и проволоку не натягивала!
– Это максимум хулиганство, – не обращая внимания на ее слова, продолжал следователь. – Задержанная отделается мелким штрафом, учитывая, что никто не пострадал.
– Как это никто? Две собаки чуть не стали инвалидами!
– Никто из людей, – уточнил следователь. – В данном случае нас интересуют только люди.
И он объяснил Марине Захаровне:
– С хозяевами пострадавших собак будете разбираться сами.
– Знаем, как она с ними разберется! – вмешался Олег. – Лика как раз и была хозяйкой Банты, которая стала первой жертвой и своей лапой угодила в капкан! И Лика теперь мертва!
– Да? Это уже интересно. И тотализатор, говорите, вместе организовали? Значит, кто-то из вас двоих мог быть лично заинтересован в проигрыше или выигрыше какой-то конкретной собаки! Ведь если знать, как сделать так, что та или иначе собака проиграет или выиграет, то можно заработать неплохой куш! И что же? В чем провинилась Лика?
– Не убивала я ее! – тоскливо произнесла Марина Захаровна. – Не знаю, может быть, Лика что-то там и крутила у меня за спиной, но я ее за руку не ловила. И в целом я была довольна нашим с ней сотрудничеством.
– А она была вами довольна? Это ведь вы устроили ловушку, в которую попалась ее собака.
– Нет, не я! Сколько раз вам это повторять!
– Лика могла подумать, что это сделали вы, и могла прийти в ярость, когда поняла, кто виновен в несчастье с ее Бантой.
– Во-первых, ловушка, кто бы ее ни поставил, была рассчитана не на Банту, а на Чапая. Это он был фаворит, его и собирались вывести из игры. Никто не мог бы предположить, что Чапай проскочит капканы, не попав ни в один из них, а Банта попадется.
– Но она попалась! И Лика должна была быть возмущена тем, что случилось с ее собакой!
– Лике было глубоко наплевать на Банту. Она собаку терпеть не могла!
– Свою собаку? И не любила? Вот уж никогда в такое не поверю.
– Банта была собакой Павла Семеновича, тот ее просто обожал. А вот Лика перенесла на Банту часть той ненависти, которую питала к отчиму. Мне кажется, Лика этой ненавистью буквально упивалась. Она не хотела ничего прощать, не хотела забыть, ей нравилось растравлять свои раны и думать, что отчим последний негодяй, что это он убил ее маму и обобрал до нитки саму Лику. Так это были или нет, мне судить трудно. Но Лике было сладостно ненавидеть все, что было связано с отчимом. И даже его смерть ничего не смогла поправить. Бывают такие люди, которым нравится страдать. Вроде бы и вокруг все хорошо, а они все равно находят какую-нибудь ерунду, чтобы вдоволь над ней поплакать. А уж если и впрямь случается что-то серьезное, тут уж держитесь все!
Саша счел необходимым возразить:
– Повод у девушки был. Насколько я понимаю, отчим буквально выкинул ее из дома после смерти матери и ничем ей не помогал, хотя всем вокруг расписывал, какой он прекрасный и добрый и как заботится о негодной падчерице.
– Лике нравилось страдать, – упрямо произнесла Марина Захаровна. – И она даже после смерти Павла Семеновича продолжала ненавидеть отчима, и часть этой ненависти перепала бедняжке Банте. Я как-то спросила у Лики, почему она не взяла собаку к себе жить. Ведь Банте было очень одиноко в пустой квартире. И Лика не стала скрывать, прямо мне призналась, что элементарно боится привязаться к Банте. И тогда это не позволит ей ненавидеть отчима в полную силу. Понимаете? Она боялась потерять один из источников своей драмы.
– Вы так глубоко проникли в психологический портрет погибшей, но не ответили на вопрос, что между вами произошло после забега Банты?
– Если уж на то пошло, то Лика даже не видела трагедии, которая произошла с Бантой.
– Лика не присутствовала при забеге?
– Никто ее не видел среди зрителей. Я спрашивала. Когда Банта попала в капкан, не только я, но и все остальные стали искать хозяйку пострадавшей собаки. Но Лики нигде не было видно.
Это было справедливо. Саша и сам помнил, как все спрашивали друг у друга, где же хозяйка.
– И вы ее не искали? Вы куда больше других были заинтересованы в том, чтобы отыскать девушку. И вы знали, где может находиться Лика. В той самой желтой палатке! Никто из нас не знал, где искать Лику, а вы знали! Или по крайней мере догадывались!
– Угадали. Как только я освободилась от дел, связанных с моими прямыми служебными обязанностями, я отправилась в желтую палатку. Но как раз в тот момент туда вошел… человек, и я не решилась сунуться к ним.
Пауза не укрылась от чуткого уха Саши.
– Человек? – переспросил он.
И снова Марина Захаровна ответила после короткой заминки:
– Мужчина.
– Лика тоже была в палатке?
– Была. Я слышала ее голос.
– А с чего вдруг вас обуяла такая робость? Почему вы не вошли, если у вас было дело к Лике?
– Я не могу вам этого объяснить.
– А вы попытайтесь.
– Все равно вы мне не поверите.
– Но все же?
Марина Захаровна отвела глаза.
– Мне даже как-то неловко это говорить.
Все переглянулись. Это что-то новенькое! Организаторша подпольного тотализатора, подозреваемая невесть в каких грехах, вдруг смущается.
– Решите, что я вам вру или вообще спятила на старости лет, – продолжала терзаться Марина Захаровна.
– Да говорите уже!
– Мне показалось… учтите, я близко не подходила… Так вот мне показалось, что в палатку к Лике зашел ее отчим.
– Павел Семенович?
– Он самый.
– Но он же мертв.
– Сама знаю! – огрызнулась Марина Захаровна. – Провалами в памяти еще не страдаю! Говорю же, мне просто в тот момент так показалось! Я его увидела таким, каким знала много лет назад. И впечатление было таким сильным, что я замерла и не решилась войти в палатку. А потом меня кто-то увидел, отвлек, мне пришлось уйти. С Ликой я так и не повидалась. Решила, что это дело терпит, могу и потом ее отыскать.
– Но пару минут вы все-таки возле палатки постояли. Наверное, вы слышали разговор Лики с этим мужчиной?
– Собственно, разговора как такового и не было. Они поприветствовали друг друга. Хорошо так разговаривали, приветливо, словно старые друзья. И затем заговорили о каком-то ключе, от которого необходимо будет избавиться, если они хотят дальше жить долго и счастливо. Я не совсем поняла, при чем тут ключ, но порадовалась за Лику, что у нее появился мужчина, который был в ней серьезно заинтересован
