Брайан Випруд - Таксидермист
«Свингер» с острыми голубыми глазами и небольшой бородкой, в шляпе с примятой макушкой (поля загнуты) поднялся со стула в середине. Попятился к открытому гитарному футляру.
– Какую струну?
– О. Ну, а… Струну, мля!
В комнате раздались смешки, у меня по спине зазмеилась струйка пота. Музыканты забормотали:
– Еще бы… Струна мля… Ништяк…
– Есть одна ля. – Востроглазый, улыбаясь, пошел ко мне с колечком проволоки, которое и было струной. – Оба-на, смотрите-ка, что за гитара!
– А что за гитара?
В комнату, распространяя легкий запах спиртного, вошел главный «Свингеров» – Роб Гетти.
– Что тут творится? Наш выход через полчаса, мужики. Не спите.
– А это у нас тут кто? – Скуппи вошел и остановился рядом со мной. В руках – маленький чемоданчик и стойка для пюпитра.
Я заметил, что на стойке закреплены три полукруглые чашечки, разные по размеру.
– Струна порвалась. Просто зашли за струной, – пробормотал я и повернулся уходить.
– Погоди-погоди.
Скуппи удержал меня за бицепс:
– Не так быстро. Дай-ка посмотреть на это банджо. Малыш! Автограф Хлебца?
– Оркештранты! – брякнул Николас, и несколько парней вяло нахмурились.
– Знаешь Хлебца? – спросил Гетти.
– Погодите, я знаю этого парня, – сказал востроглазый. – Ты… какеготам… ну, тот парень. Ну, играл еще с Хлебцем. У него были такие сумасшедшие усы вроде как.
– Точно. – Гетти прищелкнул пальцами, и повернулся ко мне за ответом.
Пот струился у меня по спине реками, и я в который раз пожалел, что попусту растратил юность. На жуков, а не на «Битлов». Я понятия не имел, что ответить.
– Точно, – сказал я, кивая и улыбаясь изо всех сил и пятясь к дверям. – Мне пора. Спасибо за струну. Пересечемся после шоу, ладно?
Я дошел до дверей и увидел, что и Николас, и мумии меня бросили. По узкому коридору происходило напряженное движение, навстречу друг другу текли потоки артистов и рабочих, спешащих на боевые посты, и путь к отступлению мне отрезала другая группа, двигавшаяся к сцене. Ее гардероб состоял из кожи, футболок, головных повязок, волосатых грудей, кожаных штанов, бабушкиных солнечных очков и длинных начесанных волос в разных сочетаниях.
– Выбираемся, – простонал один.
– А это что? – воскликнул упакованный в кожу жаборотый британский рокер и протянул руку к моей гитаре. – Деррик, смари!
– Извините, – услышал я голос Роба Гетти, закрывающего дверь в гримерную.
– Ух ты, ух ты! – Деррик подался назад, поглядел на гитару, затем поверх своих старушечьих очков – на меня.
– Это Хлебц те дал, да? Тебе нужно держать ее на витрине.
Передо мной стояли, конечно же, Барт Деррик и Лайам Креттин, вокалист и ударник «Скоростной Трясучки» соответственно. Посредством чуда звукозаписи они сыграли для меня мой первый в жизни медленный танец в школьном спортзале; под них в этом прокуренном зале я впервые обнимал девушку, но меня – с легкой грустью вспомнил я – не пустили дальше линии штрафной.
– Деррик, старина, ты знаешь, кто это? Это тот парень. Ну, ты знаешь. Он лабал с Хлебцем.
– А, да, точно. – Они покивали мне, ожидая моего ответа. – У него были такенные усы…
– Это я, – прощебетал я.
– А ты ведь лабал и со Стиви Уинвудом?
Барт потер подбородок.
– Не тормози, – насмешливо сказал Лайам. – То был Пэт Тролл.
– Нет, это был Касим, который играл с Уинвудом, – возразил Берт. – Но ты прав, что то был не этот парень.
Лайам, дразнясь, пихнул Берта:
– Касим играл на басу у «Дешевого Трюка», ты чо.[102]
– Мне пора, ребята. – Я бочком двинул вдоль коридора. – Потреплемся после шоу, ага?
Едва разогнавшись, я на полном ходу налетел прямо на Роджера Элка.
Струи пота прорвались уже за поясницу.
Роджер Элк посмотрел мне прямо в лицо, отвернулся, спокойно прошел мимо и скрылся в гримерке.
Невероятно: он меня не узнал. Мне стало казаться, что Хлебцева гитара – что-то вроде тефлонового покрытия; так я и прошел на сцену. Там распорядительница, спрыгнув с табуретки, замахала мне планшетом. Я растерялся.
– Скорей, сюда! Бегите на место. Сюда! – Она отвела черную штору на задней стене сцены, за которой я, приблизившись, увидел дверь. – Вот сюда. Занавес через шестьдесят секунд! Скорей!
Другого пути не было, и я пошел, куда мне сказали, а когда дверь за мной закрылась, я услышал, как щелкнул замок. Замерев, я потянул ручку. Заперто.
Передо мной уходила вниз, в кирпичную шахту, стальная винтовая лестница, внизу – площадка, направо – навесные мостки. Свет брезжил только снизу. Сжимая Хлебцеву гитару, я медленно спустился – настолько, чтобы можно было заглянуть в комнату.
Представьте себе орудийный погреб на линкоре. Или внутренность карманных часов глазами блохи. Помещение было кирпичным подвалом высотой в три этажа, а ширины и высоты ей добавляли блестящие стальные шесты, с гигантскими поршнями, шестернями, валами и цепями на концах.
– Заходи, сынок, присаживайся к костру, – раздался снизу голос Бинга.
Сначала я не увидел его – но вот они с боулером вышли из-под мостка, небрежно помахивая пистолетами.
С ними был Николас – руки скованы впереди наручниками.
– «Четверка парней» лишь кажется тупицами, громко сказал Николас. – Они нас вычислили. Так что можешь спуститься, Гарт.
Глава 29
Бинг приставил пистолет к голове Николаса. Боулер, все в той же рубашке-«везунчике», поигрывал парой наручников.
– Вы, гоблины, нас реально утомили, – осклабился он. – Но это в последний раз.
Я прошел по мосткам, потом по железным ступеням спустился в машинный зал. Сверху доносились такие звуки, будто там маршировала колонна штурмовиков. Я поднял глаза на деревянные балки и увидел, что вертикальные стальные шесты уводят к платформам, врезанным в потолок. Там, над нами, была сцена, и все эти тяжи, провода, блоки и цепи управляли сложной системой сценических подъемников. Фермы и мостки над головами давали артистам выход на разные лифты. А штурмовиками, как я догадался, были «Городские Красавицы», открывавшие вечер своим фирменным канканом с веерами. Наверное, «Повелителя танца»[103] из-под сцены можно принять за штамповочный цех.
Подземелье, где мы оказались, предназначалось только для машин и обслуживающего персонала. Повсюду висели желтые таблички, предупреждающие об опасности механизмов.
– И что теперь? – спросил, пожимая плечами, Николас у конвоиров.
Отвечать им не пришлось. Звякнула защелка, и по спиральной лестнице спустились следом за мною Роджер Элк и Скуппи, первый – в тесном коротком смокинге, другой – в плечистом, как у Джейн Расселл,[104] кремовом пиджаке. Радостно скалясь, они облокотились на перила и довольно разглядывали добычу. Я остановился на верхушке короткой лесенки, отделившей меня от щупалец Бинга и боулера. И вынул шею из гитарного ремня.
– Может, они думают, что заставили нас побегать, – начал Роджер Элк, – но попались они легко, как еноты.
– Вот мне интересно, Роджер. – Скуппи сложил руки на груди, выговаривая слова так, будто передним полный зал слушателей. – Ради чего наши два приятеля так упорствовали. Чего они хотели?
– Что ж, Скуппи, один из них – Гарт, который с гитарой, – хотел куклу, белочку. Представляешь?
– Куклу? Она что, ценная?
– Не особенно. Но, очевидно, ценная для него.
– Ну, ему придется заплатить дорогой ценой, не правда ли? А что второй? Который с распухшей рожей?
– Я не знаю точно, чего ему было надо. Но я не уверен, что это так уж важно.
– Как знать. Не возражаешь, я его спрошу?
– Валяй.
Николас ответил, не дожидаясь вопроса:
– Карты на стол. Я разыскиваю Букермана.
– Ты же говорил, что ищешь Пискуна, – проворчал я.
– Это одно и то же.
Скуппи с Роджером, похоже, забавлялись вовсю:
– Букермана? Зачем?
– Страховое мошенничество. Чикагское страховое товарищество, как и большинство страховщиков, не любит выкатывать громадные суммы на двойные выплаты по несчастным случаям, а еще они не любят несчастные случаи, при которых не обнаруживается тело. Не справился с управлением, вылетел за ограждение, рухнул на лед, пробил его, ушел на дно озера Мичиган. Они заплатили возмещение Скуппи Милнеру Букерману, племяннику, и тот вложил деньги в запуск своей «Клево-Формы». Но такие деньги не платят без проверки. За получателем следят годами, смотрят, что он делает, пытаются вычислить, не мутит ли он воду. Нередко деньги удается вернуть, а мошенников засадить за решетку. На Букермана у них толстая папка, и они прекрасно знали, что он пытался вернуть кукол. Кто-то из их армии сыщиков узнал, что одну куклу похитили в Нью-Джерси, и что при этом кого-то убили, и что вы в Нью-Йорке. В общем, скажем просто: страховые компании не верят в совпадения. Они наняли меня выяснить, что к чему, – за процент, а это немалая куча монет. Вот так я здесь оказался.
