Сергей Гайдуков - Небо в алмазах

— Нет такого закона, — с сожалением признался Шумов. — Эти козлы-депутаты какие только законы не принимают, а вот нужных законов... — он разочарованно развел руками.

— Я тогда не понимаю, в чем ценность договора, — сказал я. — Если он тебе не дает никаких дополнительных прав.

— Не то чтобы он совсем ничего не давал... Короче, мне нужна хоть какая-то бумажка, которой я смогу объяснить свои действия, — вздохнул Шумов. — Иначе я вообще ничего не смогу объяснить...

Я погрузился в раздумья, подозревая, что меня сейчас надурят с этим договором. Однако другого выхода все равно не было видно, да и Шумов потерял терпение и рявкнул на всю пельменную:

— Ты мужик или кто?! Ты сколько тут думать еще будешь?! Ты же сказал, что твою девчонку собираются на фарш порубить!

— Ну это же просто слова, — пробормотал я. — Это просто чтобы припугнуть меня... Не будет же он на самом деле...

— В девяносто шестом году, — зловещим шепотом проговорил Шумов, приблизив свое лицо к моему, — Тыква украл жену коммерческого директора мясокомбината. Он просил за нее выкуп, пятьдесят тысяч долларов. А когда директор пожадничал, Тыква отрубил его жене левую ногу ниже колена. Отрубил топором. Упаковал в целлофан и наклеил ярлык «Суповой набор». И подбросил директору в машину. Так что на твоем месте...

Я почувствовал, как проглоченные пельмени просятся наружу.

— На твоем месте я бы не затягивал подписание договора, — закончил Шумов. — Чем быстрее мы это оформим, тем быстрее я начну решать твои проблемы. А чем быстрее я начну, тем больше шансов у твоей девчонки не стать фаршем. Как ее, кстати, зовут?

— Тамара, — с трудом проговорил я. — А что сталось... Ну, с женой директора мясокомбината? Которой — ногу...

— Они с Тыквой сторговались на пятнадцати тысячах, — спокойно пояснил Шумов.

— А нога?

— Пришили обратно. Директор мясокомбината держал пакет в морозилке все время, пока жену не привезли обратно домой. И тогда он сразу отправил ее в больницу. Но это, понимаешь ли, нога, а фарш невозможно провернуть назад...

— Поехали, поехали, — выскочил я из-за стола. — Поехали за твоим чертовым договором!

— Он не чертов, — Шумов элегантно запахнул мухинское пальто. — Он твой и мой.

5

Этот мужчина лет пятидесяти выглядел, как обычно выглядят адвокаты в американских фильмах: холеный, седовласый, самоуверенный. Таким он оставался примерно секунд десять после того, как Шумов толкнул тяжелую дверь с табличкой «Юридическая консультация» и оказался внутри небольшой комнаты, плотно заставленной мебелью и оргтехникой. От первоначального облика осталась только седина, и то, как мне показалось, тщательно уложенные на голове мужчины волосы слегка приподнялись. А самоуверенность и холеность как будто ветром сдуло.

— Костя? — уставился на Шумова седой.

— Генрих? — в тон ему ответил Шумов, бесцеремонно плюхаясь в кожаное кресло и запуская руку в вазочку с чищеным арахисом. Меня не покидало смутное предчувствие, что сейчас явится охрана и вытолкает нас в шею, поэтому к креслу и орешкам я не приближался.

— Ты?.. — Седой неуверенно ткнул в Шумова пальцем. — Ты вернулся?

— Как видишь, — сказал Шумов, методично уничтожая запасы арахиса. — Если бы ты меня не видел, это значило бы, что я не вернулся. А раз ты меня видишь...

Седой нервно заморгал, и было похоже, что он борется с желанием перекрестить Шумова, побрызгать на него освященной водичкой и крикнуть: «Сгинь!» Но седой, наверное, не был уверен, что с Шумовым этот трюк сработает.

— Генрих, я не буду отрывать тебя от работы, — сказал Шумов. — Вот этого парня зовут Саня Хохлов...

Седой как-то сочувственно на меня посмотрел и вежливо качнул подбородком.

— ...и он — мой новый клиент.

Седовласый юрист по имени Генрих медленно опустился в кресло напротив Шумова, пробормотав нечто вроде:

— Опять... Ты опять взялся за это...

— Правильно, правильно, — подбодрил его Шумов. — Ты только не впадай в транс, не начинай тут вечер воспоминаний на тему «Как все было здорово в прошлые годы»...

— А я и не считаю, что это было здорово! — неожиданно резко отозвался Генрих. Он поднялся из кресла и тщательно прикрыл дверь своего кабинета. — И вот этому парню, — Генрих ткнул в меня пальцем, — я прямо так и скажу: «Это было не здорово!» Я все-таки юрист со стажем, — Генрих перешел на шепот. — И я не обязан таскать тебе, Костя, пистолеты в свертках, не обязан отмазывать тебя от милиции, не обязан вскакивать по твоему звонку в три часа ночи, а ты обычно звонишь именно в три часа ночи...

— Все-таки начался вечер воспоминаний, — спокойно заметил Шумов. — Тебе нужно как-то подобрее относиться ко всему этому. Это прошлое, Генрих, это ушло. И у тебя должна быть светлая грусть во взгляде, когда ты вспоминаешь о наших старых делах. Светлая грусть, а не бешенство, от которого у тебя парик дыбом встает...

— Я должен грустить, что ты мне больше не звонишь в три часа ночи с просьбой вытащить тебя из отделения милиции? Хрен тебе, Костя! — решительно заявил Генрих и демонстративно пригладил благообразную седину. Тут он вспомнил обо мне, тяжко вздохнул и проговорил тоном, более похожим на адвокатский: — Так что вам, молодой человек, я бы не рекомендовал обращаться за решением своих проблем к Константину Сергеевичу...

— А у него такие проблемы, что их больше никто не решит, — перебил юриста Шумов. — Кроме меня. Так что кончай трепаться, Генрих, составляй договор, и твое кошмарное прошлое улетучится из кабинета в пять секунд.

— Какой договор, — проворчал Генрих. — У тебя лицензия сто лет назад закончилась...

— Ну так возобнови ее, — сказал Шумов, возвращая на генриховский стол пустую вазочку. — Ты юрист или кто?

Генрих раскрыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но вспомнил, что в кабинете, кроме кошмарного прошлого, присутствую еще я, и решил остаться в рамках правового поля, так это, кажется, называется. В том смысле, что он не послал Шумова куда подальше. То есть, может, и послал, но мысленно.

А вслух он сказал:

— Черт с тобой, Костя. Будет тебе договор, но больше меня ни в какие дела не впутывай.

— У меня даже и в мыслях не было, — простодушно улыбнулся Шумов и чуть погодя добавил: — Между прочим, тебе не нужна по дешевке машина? «Форд» года девяносто пятого.

Генрих поднял глаза от бумаг, и тогда Шумов заботливо добавил:

— Там всего пара пулевых отверстий. Хозяин машину искать не будет.

— Молодой человек, — Генрих посмотрел на меня. — Какой кретин посоветовал вам обратиться за помощью к этому... К этому сомнительному элементу?

— Гиви Хромой, — просто сказал я. Шумов снова расплылся в улыбке, а седовласый юрист сокрушенно закачал головой, бормоча что-то насчет того, что мы с Шумовым — два сапога пара.

Короче говоря, прошлое вернулось и слегка пристукнуло Генриха по голове. Но он еще легко отделался. Вот когда меня прошлое звездануло по башке, это был удар так удар. Как только мозги из ушей не полезли. Впрочем, ДК сказал, что их у меня не так много. Поэтому и не полезли.

Но все это — и ДК, и удар прошлым по башке — мне еще только предстояло пережить. Пока я знал лишь то, что мы с Шумовым два сапога пара, и, честно говоря, меня это не слишком пугало.

6

Генрих снимал помещение под офис в гостинице «Родные просторы». Это заведение не смогло так лихо вписаться в новые времена, как «Интурист», и потому гостиницей являлось лишь по вывеске. Первыми из «Родных просторов» свалили проститутки, и это было верным признаком того, что дела плохи. Это вроде бегства крыс с корабля. С тех пор из «Родных просторов» исчезла вся обычная в таких местах публика — карточные шулеры, кидалы, валютчики и даже ресторанный ансамбль. В конце концов перевелись и постояльцы, а на конторке администратора появилась табличка: «Сдаются помещения под офисы и склады». Судя по убожеству гостиничного вестибюля, клевали на это помещение немногие. Впрочем, клюнуть тут можно было и не только на предложение аренды. Шумова, например, аренда совсем не интересовала. А вот сохранившийся в вестибюле гостиницы бар привлек его самое пристальное внимание.

— Я тебе говорил, что нам понадобятся деньги? — задумчиво произнес он, глядя в сторону бара.

— Да, — сказал я, переживая нехорошие предчувствия и на всякий случай дотрагиваясь до пачки «зеленых», приятно отягчавшей мой карман. Деньги были на месте. Нехорошие предчувствия тоже.

— Так вот, они нам понадобились, — сказал Шумов и протянул руку. Если бы он сделал это в другой обстановке и в другой одежде, то это, наверное, походило бы на жест попрошайки. Но сейчас, в кашемировом пальто, с белым шарфом вокруг шеи, на фоне слегка обшарпанных, но все же мраморных колонн, Шумов выглядел потрепанным жизнью аристократом, который требует свое, законное.

— Что, все? — мрачно спросил я.

— Жадность не украшает мужчину, — сказал Шумов.