Людмила Ситникова - Не откладывай убийство на завтра
– Сонь, дай ей для сугрева сто грамм.
– Ага, сейчас, – тетка юркнула в комнату и вернулась, держа в руках бутылку.
– На, прими, легче станет.
Катка замотала головой.
– Пей, пей, дуреха, в ящик сыграть захотела?
– Сонь, ты б растерла ее водочкой-то, а то она и правда окочурится.
– Вы спасли меня, – наконец выдавила Катарина.
– О, заговорила, – обрадовался мужик, – вишь, как водочка действует.
– Ты как сюда попала?
– Меня закрыли!
– Мы поняли, а кто и зачем?
– Не знаю.
– А как ты вообще здесь оказалась, зачем забрела-то к нам?
– Вы живете в доме?
– Ну.
– Он же разваливается.
– И чего, главное, есть крыша над головой, куда лучше, чем на улице ночевать.
– Я смотрю, ты из наших, – буркнула Софья, – хотя раньше тебя не видала.
– Из ваших?
– Ну, в смысле, тоже бомжуешь?
– Да вы что, нет, конечно.
Соня осмотрела Катарину с ног до головы.
– Видон у тебя не ахти.
– Запачкалась, когда шла по лесу.
– Ты так и не ответила, зачем шла? – спросил мужичок, залпом осушив стакан сорокаградусной.
– Петь, отвянь с вопросами, не видишь, девка еле жива.
– Мне уже лучше, – Катка вздрогнула.
– Выпей еще маленько.
– Нет-нет, мне надо домой, у фермы стоит моя машина.
Соня присвистнула.
– Ни хрена себе, у тебя и тачка имеется?
– Да.
– Твою налево, а сюда зачем приперлась? – гнул свое Петр.
– По делам.
– По делам? Когда я услышал твой голос из-под земли, подумал – хана… белочка пришла.
– Какая белочка?
– Такая!
– Он имеет в виду белую горячку.
– Я должна ехать, – Катка попыталась встать.
– Куда торопишься, посиди, согрейся, – Соня поднесла ей стакан с водкой.
– Нет!
– Выпей!
Копейкина сделала два глотка.
– Тебе повезло, что мы сегодня с Петькой домой пришли, он ведь сначала хотел на станции заночевать.
Катарина встала.
– Вы спасли меня, я вас отблагодарю, но прежде еще одна просьба: пожалуйста, проводите меня до фермы.
– Зачем ты на ферму попрешься на ночь глядя?
– Говорю же, у меня там машина.
Соня переглянулась с Петром.
– Ну че, можно, а там к Ваське завалимся.
– Потопали.
Сначала Катарина шла, опираясь на руку Софьи, потом ее походка окрепла, и она самостоятельно помчалась вперед.
– Эй, куда бежишь?
– Быстрее, умоляю, идите быстрее!
– Тебе надо как следует принять на грудь, тогда никакая зараза не прицепится, – вещала Соня.
– Точно, – поддержал мужик.
– Скажите, в этом доме, кроме вас, еще кто-нибудь живет?
– Нет, мы вдвоем обитаем.
– Ну, а заходит кто из соседей?
– Че им там делать, в этой помойке-то? Захаживают иногда наши, ну, в смысле…
– Алконавты, – заржал Петр.
– А днем вы обычно где находитесь?
– Днем тусуемся на станции, в деревню ночевать приходим.
– Никто в последнее время из посторонних не заходил?
– Не припомню.
– Я тоже не помню, а позавчера Митрич заходил, мы с ним бутылочку оприходовали.
– Гады! – заорала Сонька. – Мне ни капли не оставили!
– Ты сама виновата, если бы днем…
У подвыпившей парочки началась словесная перепалка.
– Не ссорьтесь, скажите, кому-нибудь известно о вашем пребывании в доме?
– Как тебе сказать, некоторые знают, но мы стараемся не шуметь, деревенские могут погнать.
– Вот моя машина, – Катка подбежала к «Фиату».
– Ого! – Соня осмотрела автомобиль. – Не хило, кучеряво живешь, рыжая.
– Шикарная тачка, – подтвердил Петр, – но я никак не пойму, зачем ты к нам приходила?
Катарина достала деньги.
– Возьмите, это вам за мое спасение.
– Это много, – испуганно произнес мужчина.
– Берите, моя жизнь стоит дороже.
– И то верно, – Соня быстро взяла ассигнации.
– Ты чего, а ну отдай мне!
– С какой стати?
– С такой.
– Отвали!
– Я сказал…
Ката завела мотор.
– Еще раз спасибо.
Сонька махнула ей рукой и побежала прочь, Петр бросился за ней.
– Отдай хотя бы половину, я тоже ее спас!
В машине Катка немного расслабилась. В данный момент ее волновала одна мысль: как бы не свалиться с кучей болезней. В погребе ее мало волновало собственное здоровье, но теперь она на свободе, и боль в паху сильно ее беспокоила.
Домой Копейкина приехала в три часа ночи. Марго не спала. Увидев подругу, Щавелева всплеснула руками:
– Мать моя, Катка, что с тобой?! Где ты была, почему у тебя такой вид?
– Не сейчас, Рита, не сейчас, мне необходимо принять горячую ванну, я замерзла, как собака.
– Где?
– В погребе.
– В погребе?
– Именно!
– Как ты оказалась в погребе?
– Хороший вопрос, – Катка на ходу стаскивала с себя грязную одежду. – Будь добра, выбрось все это на помойку. Немедленно!
Наполнив ванну, Ката погрузила в воду свое продрогшее тело. Марго облокотилась о раковину.
– Ну, теперь, может, объяснишь, в чем дело?
– Маргош, приготовь мне чаю с малиной, пожалуйста. Боюсь, я опять заболею.
– Могла бы не говорить, я не дура, чай поставила.
– Спасибо.
– Ката…
– Не спрашивай!
– Несколько раз звонила Серебрякова.
– Я завтра с ней поговорю, у меня сотовый разрядился.
– Как ты оказалась в погребе? – повторила вопрос Щавелева.
– Ездила по делу.
– В погреб? Катка, пойми, я спрашиваю не из праздного любопытства, просто переживаю: ты приходишь домой глубокой ночью, грязная, трясущаяся от холода, и что мне думать?
– Все о’кей, скажи лучше, как на звонок Лилианы отреагировала Ангелина Дормидонтовна, наверное, прыгала от счастья?
– Признаться, я сама не ожидала услышать голос звезды, не предполагала, что вы состоите в дружеских отношениях. А касательно мамы… она ничего не знает.
– Как?
– Мама в больнице.
– Сердце? Давление?
Марго махнула рукой.
– Ничего страшного, все позади, через пару дней ее выпишут.
– А…
– Помнишь огромный тополь за окном комнаты, где обосновались мать с Луизкой?
– Еще бы не помнить, он весь свет загораживает.
– Вот-вот, его наконец решили спилить.
– И?
– Подогнали подъемник, мужик с бензопилой хотел начать работу, а тут в комнату зашла мама. Тополь-то от окна на расстоянии двух метров, она, как увидела мужика за окном, чуть в обморок не грохнулась. Не поняла, что тот стоит на подъемнике, и спрашивает трясущимися губами: «Вы кто?» А мужик с юмором попался, ухмыльнулся и говорит: «Я смерть твоя, собирайся, сейчас пойдем». Ну, мама сразу заорала: «Врача, врача!» – и на пол грохнулась.
– Кошмар!
– Мужик потом прощения просил, сам на грани обморока находился.
– А как Ангелина?
– Давление чуть подскочило, но жить будет.
– С вами не соскучишься, веселая семейка!
Щавелева отвернулась.
– Чайник, наверное, вскипел. – Рита выбежала из ванной, оставив Копейкину наедине с ее мрачными мыслями.
Глава 18
Лилиана впилась пальцами в подлокотник, безуспешно пытаясь подняться с кресла. Упорный стук в дверь не прекращался. Тяжело дыша, Серебрякова откинулась на спинку, перед глазами все плыло, звенящий шум в ушах нарастал с каждой секундой. Ужасный… пугающий шум. В последнее время она слышит его слишком часто, он постепенно сводит ее с ума, словно рой диких пчел поселился в голове и теперь жаждет выбраться наружу. Актриса сжала виски. Стук продолжался, казалось, дверь гримерки вот-вот слетит с петель. Собравшись с силами, она прокричала:
– Кто там? – Вопрос прозвучал тише шелеста листвы.
За дверью послышался чей-то тревожный голос, но Серебрякова уже не могла разобрать, кому именно он принадлежит.
«Зачем я закрыла дверь?» – стучало в ее голове.
Предприняв очередную, увы, безрезультатную попытку подняться на ноги, Лилиана вскрикнула.
Внезапно ее тело обмякло, Серебряковой показалось, что она стала легче пушинки. Конечностей Лилиана не чувствовала, зрение пропало, глаза смотрели в непросветную тьму, а через пару секунд пропал и слух. Серебрякова догадалась: у нее обморок без потери сознания. Раньше, когда она делала первые шаги в кинематографе, подобные инциденты случались довольно часто, в основном из-за недоедания. Серебрякова, сколько себя помнила, постоянно терзала свое тело всевозможными диетами.
«Не похоже, чтобы этот обморок был вызван чувством голода, скорее всего, я больна… больна тяжело и неизлечимо».
Лилиана увидела перед глазами прыгающие серые точки, минуту спустя услышала знакомый звон, свидетельствующий, что обморочное состояние проходит.
– Я буду на площадке через пять минут. Прекратите стучать!
«Господи, что же делать, как быть?»
От мысли о неизлечимой болезни Лилиану бросало в дрожь. Женщина не хотела думать о страшном диагнозе, но состояние здоровья, ухудшающееся день ото дня, свидетельствовало о правильности ее догадок.
Больше всего Серебрякова боялась умереть. Она не хотела отправляться на тот свет, ей слишком рано наносить визит господу! Еще в течение многих лет она должна… обязана находиться на грешной земле.
