Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство
Баська порылась под грудой бумаг на столе, нашла сигареты, закурила и вздохнула.
— И что этот брат? — спросила я осторожно, опасаясь, что сейчас услышу о наркотиках или другой дурости.
Оказалось, все гораздо хуже.
— Он прикован к инвалидной коляске. Какое-то повреждение позвоночника, которое можно прооперировать, но не у нас, только в Швейцарии, и стоит-то ерунду — какие-то там сто двадцать тысяч евро, вместе с реабилитацией получается около ста пятидесяти. Патрик неплохо зарабатывает, на сегодняшний день он накопил на эти цели около шестидесяти тысяч, но ты сама понимаешь, что квартирные роскошества нам не по карману. Он бы сразу занервничал и не знаю, что еще, а меня бы моя дурацкая совесть сразу заставила задуматься о международной контрабанде на грузовом транспорте. Даже и думать не надо, наркотики — самое выгодное, но у меня к ним душа не лежит. Один раз в жизни провезла, удалось, адреналина получила — по самое не могу, ну и хватит. На водку и сигареты у таможенников аллергия, это они вылавливают у всех подряд, да мне вовсе и не хочется этим заниматься. Поэтому я так и уцепилось за это наследство, и меня лихоманка трясет. Надеюсь, тебя это не удивляет?
Нет, меня это совсем даже не удивляло.
— Если бы Анна Бобрек что-то знала, от Бартоша по крайней мере была бы какая-то польза…
— А ты что-нибудь про это знаешь? — оживилась Баська.
— Нет. Смутно подозреваю. Вилами писано на бурном потоке, но попробую проверить.
— Я уверена, что он ее тоже таскал за собой по чащобам и буеракам! Ладно, так и быть, оставлю себе малюсенькие надежды. Большие могут не сбыться…
* * *Возняк так отчаянно расстарался, что уже через два часа после звонка сына жертвы организовал опознание.
Эва Гурская уже не требовалась, но могла прийти в качестве зрителя — уж это-то она заслужила. Зато Анна Бобрек выходила на первый план, потому что этого сына она когда-то видела собственными глазами. После нее — Феликс, он знал Бартоша в ранней юности. И, разумеется, Марленка, которая приемного дядюшку видела со своего рождения, что не означает, что он намертво врезался в память младенца. Хотя кто его знает? Сейчас разные глупости плетут: говорят, что плод в утробе матери слушает разговоры взрослых, и от этого якобы молодежь сейчас такая распущенная…
Ну и эти две, Росчишевская с Иоанной, они тоже давно знали покойника. Лучше всех была бы пани Хавчик, но сейчас Возняку было не до пани Хавчик.
Удача оказалась на его стороне: всех удалось поймать. Анна Бобрек как раз выходила с работы, она засиделась допоздна и могла сразу приехать в отделение. Марленка по причине ранних осенних сумерек уже была дома и смывала с себя следы садовых работ. Она согласилась пожертвовать обедом и немедленно приехать. Две кошмарные бабы тоже оказались в пределах досягаемости. Одна вообще ездила по городу и была практически рядом, у второй не было никаких срочных дел, поэтому обе приехали. Хуже всего получилось с Феликсом, который по телефону разговаривал как-то странно, пока не выяснилось, что у него с визитом сидят Паулина и Леокадия, и он не сумеет избавиться от них никаким манером, потому что они только что пришли. Разве что привезет их с собой, они так и рвутся, из любопытства…
Возняк позволил бы ему привезти далее двух живых слонов, лишь бы Феликс сам приехал. Таким образом, нужных свидетелей он собрал, а трех мужчин, немного похожих на сына найденных останков и необходимых для опознания, он отыскал у себя без труда.
Первой была Иоанна.
— Холера, — потрясенно выговорила она, посмотрев через стекло. — Значит, у него в самом деле был сын.
— Так вы считаете, что это сын Бартоша? — живо подхватил Возняк.
— Головой ручаюсь. Хотя сперва предпочла бы проверить, не похож ли он еще и характером.
— Вы о нем знали? Почему сразу об этом не сообщили?
— Потому что совсем не была уверена, что знаю. У Бартоша пару раз вырвалось, что у него есть сын, но я не верила, что это правда. Говорил, что он убежал. То есть сын от Бартоша, а не Бартош от сына. Честно говоря, я вообще перестала Бартошу верить, он врал как по нотам, пару раз я попалась на его вранье, как идиотка, и мне это надоело. Я верю только в то, с чем столкнулась лично и что видела собственными глазами, остальное меня не интересует.
Иоанна поняла, что слишком разговорилась, и прикусила язык.
— А почему он так врал? — поинтересовался Возняк.
— Внутренняя потребность. Он сам глубоко верил в свое вранье — просто закоренелая мифомания. Он хотел, чтобы все было так, как он говорит, и не мог вынести правды о себе, я же вам говорила — психопат… Этот здесь — просто как; две капли воды! — Она вдруг очень подозрительно посмотрела на комиссара: — А он живой? Вы тут не манекен посадили?
Возняк заверил, что живой.
— А потрогать можно?
— Не вижу препятствий. Но, если можно, — попозже, после опознания.
— Ну хорошо, я подожду. Но потом потрогаю!
Второй пришла Анна Бобрек. Она тоже посмотрела через стекло и осталась под сильнейшим впечатлением.
— О боже, Бартош!
Она замолчала, стараясь взять себя в руки. Возняк вспомнил, что должен задавать положенные по протоколу вопросы, хотя ему самому они показались идиотскими. Но что поделаешь, надо так: надо, все это дело изначально было идиотским.
— В котором из этих мужчин вы узнали… — Он хотел было сказать «покойного», но решил, что это уже верх глупости: в конце концов, никто из четверых мужчин за стеклом покойником не был. Поэтому досказал фразу так: —…пана Бартоша?
Анна оторвала взгляд от экспонатов за стеклом, посмотрела на комиссара, как на дебила, и спокойно ответила:
— Не пана Бартоша, а его сына. Он выглядит, как; отец, но даже если бы Бартош был жив, а его смерть была бы фальшивой, сейчас он наверняка выглядел бы старше. Сын выглядит, как отец двадцать лет назад. Это вон тот, четвертый. Первый справа.
Возняк позавидовал самообладанию Анны Бобрек и проклял себя за идиотский вопрос, но мужественно продолжал:
— Вы уверены, что это тот самый юноша, которого вы видели когда-то, двадцать лет назад?
— Около двадцати. Может, раньше. Да, я уверена.
Приехала Росчишевская вместе с совершенно не нужным Возняку Патриком, но комиссар впустил и его — не жалко, пусть посмотрит.
Росчишевская бросила взгляд, тихо ахнула и нахмурилась.
— И что это такое? Шайка преступников? Вот тот, последний… справа. Я не верю, что это живой Бартош, он выглядел бы куда старше, хотя тоже был бы первым парнем на деревне. У Бартоша был сын?
— Вы так считаете?
— Я ничего не считаю, но если это не манекен…
— Нет. Он живой и настоящий.
— В таком случае это может быть только его родной сын. В крайнем случае — каприз природы. Откуда вы его выловили?
— Да так, он нам случайно попался…
В отделение приехала Марленка. Возняк как можно скорее выгнал этих двоих, потому что каждого свидетеля он проверял отдельно. Он пожалел, что не поставил в пару Росчишевскую с Иоанной, но было уже поздно. Комиссар занялся Марленкой. Она посмотрела через стекло и воскликнула:
— Ой! Мамочки, это же дядюшка! — Ну нет, это невозможно… Так значит, у него и в самом деле был сын! Это он и есть, наверное? Интересно, откуда он тут взялся?
Возняк с явным удовольствием подумал, что потом сможет ей все рассказать, настроение у него поднялось, но в данный момент он был вынужден действовать строго в официальной роли. Тем более что появился Феликс в обществе двух дам. Поэтому Возняк отослал Марленку к уже использованным свидетелям и занялся прибывшими.
Получилось не совсем так. Сперва инициативу перехватили спутницы Феликса.
Паулина и Леокадия были смертельно обижены на Феликса, что вокруг такое творится, он что-то знает, а с ними не делится. Недопустимо! Их снедало любопытство, и теперь, когда участок отнимал не так много времени, они решили влезть в самое сердце убийственной тайны.
Леокадия первой заметила объект всеобщего интереса.
— Батюшки! — воскликнула она в изумлении. — Это что такое? Неужто еще один такой нашелся? Что это значит?
Паулина почти обиделась:
— Вот именно, глупые шутки. Сначала нам показывают его на картинке, к тому же лысого, и говорят, что он помер, а теперь оказывается, что он живехонек, и нам снова велят его рассматривать. Ну да, этот тот самый тип, который когда-то у нас бывал, только моложе. Как им это удалось?
— Омолаживающие процедуры, — живо и ехидно подсказала Леокадия. — Пластическая операция. В таинственных целях следствия.
— Да плевать я хотела на их цели следствия! Если он жив, пусть в конце концов доделает оранжерею, потому что, на мой взгляд, она нужна.
— Значит, вы узнаете… — начал Возняк официальным тоном и тут осознал, что должен был спрашивать вовсе не этих баб, а Феликса. И не о покойнике шла речь, а о том, что нашелся его сын. Это не имело никакого значения, потому что дамы и так не дали ему слова сказать.
