Елена Логунова - Джип из тыквы
«В той заметке могли быть какие-то подробности, – торопливо подсказывает внутренний голос. – Что-то такое, что поможет тебе вспомнить прошлое или найти людей из прежней жизни!»
Я заинтригована.
Идея кажется мне перспективной.
Слезаю с дивана, сворачиваю газету в трубочку и резво хромаю к киоску «Роспечати», отгоняя мысль о том, что с маниакально горящим взором и аккуратно свернутым печатным изданием в руке выгляжу как хрестоматийный шпион. Так что, если соответствующие органы уже наблюдают за мной, я подкреплю их самые худшие подозрения.
Внутренний голос, моментально взбодрившись, предлагает демонстративно поискать в дуплистом дереве микрофильмы, дабы вынудить наблюдателей, если они имеются, обнаружить себя на местности.
Я проявляю похвальную сдержанность и не поддаюсь на провокацию. Вместо дупла опять заглядываю в окошко газетного киоска и интересуюсь:
– А у вас нет такой газеты за июнь?
– Такой же, но с перламутровыми пуговицами? – фыркает киоскерша. – Да что вы, девушка? У меня тут не пункт приема макулатуры, не библиотека и не букинистическая лавка, я несвежей прессы не держу!
– А кто держит? – спрашиваю я, игнорируя очевидный ответ: «Пункт приема макулатуры, букинистическая лавка и библиотека».
– В редакции наверняка есть архив, – расширяет диапазон возможностей всезнающая киоскерша. – Может быть, на сайте газеты выложены предыдущие выпуски. Если, конечно, у этого издания есть свой сайт.
Интернет-сайт у издания с нереальным по нынешним временам названием «Комсомолец Юга» действительно имеется. После ужина я изучаю его, растянувшись на диване с планшетом, одолженным мне доброй подругой Лариской.
Как я и предполагала, рубрика «Последний путь» выходит регулярно, и в июне она занимает даже больше места, чем в октябре. Это понятно: летом количество машин на дорогах курортного края увеличивается в разы, что неизбежно умножает и число ДТП.
Моя печальная история занимает почетное место в самом центре газетной полосы.
«Ночь с четвертого на пятое июня стала роковой для неразумного любителя скорости, который в темное время суток не справился с управлением автомобилем на вираже федеральной трассы М4 на границе Кипучеключевского и Ильичевского районов», – читаю я, жгуче ненавидя автора заметки.
Попробовал бы он сам порулить машиной на темной горной дороге! С глазами, полными слез, с трясущимися руками, в шоке от только что пережитого насилия!
«Не вписавшись в крутой поворот, легковая машина сошла с трассы, упала на дно ущелья и разбилась. Доблестным спасателям не удалось обнаружить тело горе-водителя», – продолжает автор заметки, мимоходом втыкая булавочку и в спасателей.
Минутку!
К вопросу о булавочках – у меня в черепной коробке обнаруживается сердитый ежик. Он встревоженно ворочается, и сотни маленьких колючих иголок впиваются в мой мозг.
Как это – тело водителя не обнаружили? А как же я? Я ведь и есть тот водитель!
Снова чувствую себя полным ничтожеством. Я никто, пустое место, голый ноль. Меня даже в сводке дорожно-транспортных происшествий не посчитали!
«Так-так-так, не нервничай, – тарахтит мой внутренний голос, заклиная взъерошенного ежика. – Очевидно же, что автор заметки не слишком хорошо информирован, да что там, уже по тону его видно, что это не серьезный профессионал, а безответственный писака, который легко манипулирует фактами. Он просто не удосужился разобраться в случившемся до конца и не выяснил, что водителя все же нашли».
– Но не в виде тела! – продолжаем топорщиться мы с ежиком. – Меня нашли живой!
«Живой, живой, – мягко рокочет внутренний голос. – Ты живее всех живых, совсем как Ленин… Кстати, о Ленине!»
– Что? – я хлопаю ресницами.
Мне совсем не кажется, что давно усопший вождь пролетарской революции тут хоть сколько-нибудь кстати.
«Ильичевский район! Он имени Ленина! – произносит внутренний голос так, словно это что-то объясняет. – А? Не дошло?»
– Что именно не дошло? – сухо спрашиваю я.
Мне уже надоело, что из меня пытаются сделать идиотку. Я и неосмотрительная любительница скорости, и плохой водитель, и живой труп, и ноль без палочки, и вообще тупица!
«Тут написано, что авария произошла на границе двух районов – Кипучеключевского и Ильичевского, – терпеливо объясняет внутренний голос. – А это же у тебя районная газета, правда? Какого именно района, посмотри?»
Я читаю мелкие строки в шапке под заголовком:
– Номер двадцать первый, Кипучеключевск.
Значит, это номер регионального издания. Спорить могу, в Ильичевском районе тоже выходит «Комсомолец Юга», отличающийся от кипучеключевского варианта только местными страницами.
Можно ожидать, что там есть своя рубрика «Последний путь».
И вполне возможно, что моя авария, случившаяся на пограничной территории, попала и в нее тоже!
К моему великому сожалению, ильичевский «Комсомолец» не столь современен, как его сосед, и вовсе не имеет интернет-сайта. Либо я действительно тупица, потому что не могу его найти.
– Ничего, – успокаиваю я себя. – Завтра съезжу в редакцию, попрошу показать мне бумажный архив.
Продумать план детальнее я не способна – голова, исколотая внутричерепным ежиком, ужасно болит и врастает в подушку. Закрываю глаза, как мне кажется, на одну секундочку.
А когда открываю их – вижу серебристого ежика у себя в ногах.
Удивленно моргаю, отклеиваю голову от подушки, и ежик тоже поднимается, при ближайшем рассмотрении оказываясь макушкой коротко стриженного блондина.
– Привет, красотка! – разгибая спину, смеется Валентин. – Поедем кататься?
Он протягивает ко мне руки, а я поджимаю ноги, и это простое движение позволяет мне понять, что они туго связаны, даже раньше, чем я успеваю разглядеть лаково блестящие полосы скотча на щиколотках.
Ситуация более чем тревожная, тем не менее я испытываю облегчение при мысли о том, что насиловать меня Валентин не собирается. Иначе он связал бы мне руки, а не ноги, ведь так?
А руки мои свободны, и я торопливо озираюсь, прикидывая, чем бы таким оборонительным их занять.
В прошлый раз в подобной ситуации очень пригодилась пустая водочная бутылка, но сейчас рядом со мной нет никаких твердых предметов. Под головой пуховая подушка, под боком планшет, газеты и бумажки с объявлениями. Ничего подходящего для того, чтобы отбиться от врага.
Валентин пока не нападает, даже не демонстрирует враждебности, наоборот: лучится светлой радостью, как весеннее солнышко. Но скотч, крепко связывающий мои ноги, не кажется мне залогом прочной дружбы.
– Что тебе нужно? – я отползаю, пока лопатки не упираются в спинку кровати.
– Не бойся, страстного секса не будет, – смеется Валентин, угадав мои мысли.
Наклоняю голову к плечу, и картинка размазывается, перемещаясь в область эмпатического зрения.
Валек чрезвычайно доволен. Он красиво светится желто-оранжевым, но похож не на уютный ночничок в детской комнате, а на хэллоуинскую тыкву – как будто теплый огонек свечи горит в прорезях жуткой маски. Я понимаю это так: от Валентиновой тихой радости лично мне ничего хорошего ждать не приходится.
А чему же он, собственно, рад?
– Сегодня у нас будет урок чистописания, – сообщает Валентин. – Вижу, бумагу и ручку ты уже приготовила, вот молодец. Бери листочек и пиши…
– Ты что, с ума сошел? – спрашиваю я.
«Не говори так, психов злить нельзя! – волнуется мой внутренний голос. – Сделай вид, что слушаешься его, а дальше видно будет…»
Пожав плечами, я беру ручку и пристраиваю на планшет листок с объявлением, перевернув его чистой стороной вверх.
– Пиши: «Максим, любимый!» – диктует Валек.
«Максим, мерзавец!» – сама выводит моя рука.
– Э, нет! Так не пойдет!
Валек со смехом выхватывает у меня листок, комкает его и бросает в угол.
– Это сойдет за черновик, так даже лучше будет, ты ведь у нас гражданочка психованная… Давай-ка еще раз, теперь уже набело: «Дорогой Макс!»
– Зачем? – я хмурюсь, не понимая, что происходит. – Чего ради мне это писать?
– Просто пиши, – Валентин чертит пальцем знаки в воздухе.– «Максимка, дорогой!» или «Максим, любимый!», это тоже славно. Ну? В чем проблема?
– В том, что Максимка мне не дорогой и не любимый, – охотно объясняю я.
– Не любишь его? – притворно огорчается Валентин.
Я вижу, что он по-прежнему сияет радостью.
– А эту шавку любишь?
Он делает выпад и ногой, как клюшкой, выталкивает из-под дивана лохматый ком. Сидя высоко на кровати, я рассмотрела, что это такое, лишь когда объект оказывается на середине комнаты.
В первый момент мне кажется, что это большой растрепанный букет оранжевых и белых осенних хризантем. Стебли цветов некрасиво стянуты полиэтиленом…
