Дарья Донцова - Жаба с кошельком
– Хучик! – заорала Маня и вломилась в гостиную, мы бросились за ней.
На ковре, между диваном и телевизором сидела Зайка. Вид у Ольги был самый идиотский! Ноги сложены по-турецки, в высоко поднятых вверх руках торчат две зажженные свечки. Чуть поодаль, у батареи, весь усыпанный осколками, плакал Хучик.
– Что ты с ним сделал?! – затопала ногами Маруська, хватая мопса.
– Ничего, – виновато воскликнул Федор, – просто не заметил его, кинул тарелку и прямо в бедолагу угодил!
Быстрым шагом он подошел к Машке, выхватил у нее Хуча и начал поглаживать собачку, приговаривая:
– Милый, тебе больно, прости дурака!
– Смотри, какая у него тонкая душевная организация, – шепнула мне Марго.
– Хучик очень интеллигентный мопс, – согласилась я, разглядывая Зайку.
– Я не про собаку, – вытаращила глаза Марго, – про Федора говорю. Глебу бы никогда в голову не пришло извиняться перед Хучем, наоборот, наподдавал бы тому еще затрещин и заорал: «Сам виноват, не фига сидеть, где не надо!»
Но мне было совсем неинтересно, что Марго думает о Федоре, вид окаменевшей Ольги пугал.
– Она может опустить руки? – спросила я у Федора.
– Думаю, да, Олечка, вставай, – велел «академик».
Зая кряхтя поднялась, мы уставились на нее. Я невольно отметила, что Заюшка слегка пополнела, но ей это только идет. Из лица ушла блокадная бледность, исчезли синяки под глазами и тоненькая сеточка морщин на висках. Получив три-четыре килограмма, Заинька помолодела, ей сейчас можно было дать от силы лет двадцать.
– Может, чаю? – робко спросила Ирка.
– Катерина испекла плюшки? – сердито повернулась к ней Ольга.
Тяжелый стон вырвался из моей груди. Не подействовало, новое заклинание оказалось бесполезным.
– Пошли в столовую, – мрачным голосом велел Кеша.
Мы перебрались в ярко освещенную комнату и сели за стол в самом дурном настроении. Домашние внимательным образом наблюдали за мной и Зайкой.
Я храбро налила чай, положила туда лимон, насыпала сахару и сообщила:
– Вот видите? Уже сладкое прекрасно удерживается в желудке.
– Мне бы твои проблемы, – буркнула Ольга и вцепилась в горячую булочку с творогом.
– И что делать будем? – сурово осведомился Аркадий. – Федор, отвечай немедленно, к тебе обращаюсь.
– Главное, не терять надежды, – залепетал рароэнтолог, – завтра снова попытаемся.
Кеша глянул на Дегтярева. Полковник отложил пирожок и торжественным голосом возвестил:
– Если через неделю они не станут такими, как всегда, если…
– То что? – испугался Федор.
– Увидишь, – пообещал Александр Михайлович, – вернее, надеюсь, никогда не узнаешь о том, что тебя поджидало, и вовремя устранишь проблему! Иначе… Иначе…
– Не надо его пугать, – взъерошилась Марго, – человек старается изо всех сил.
Федор с благодарностью глянул на парикмахершу, та, заметив его взгляд, вдруг сконфузилась, словно девочка-подросток, которой поцеловал руку взрослый мужчина.
– Значит, не изо всех сил, – стукнул кулаком по столу Кеша, – кстати, может, он ничего не умеет, а? Вдруг сей господин – мошенник, коих полно в Москве! Кто-нибудь видел диплом о его образовании?
Федор впился в меня умоляющим взглядом, в его глазах плескался ужас. Чувствуя себя полной идиоткой, я ответила:
– Все в порядке, свидетельство у него в кабинете.
– На стенках развешаны, – неожиданно пришла мне на помощь Марго, – много разных.
Я удивилась: что это с ней?
– Просто случай из рук вон, – ожил Федор, – но я обязательно исправлю статус-кво, ей-богу, чуть-чуть осталось. Налицо яркая положительная динамика: позавчера Даша пила одну воду, вчера стала употреблять лимонный сок, сегодня сахар. Скоро и до мяса дойдет!
– Только я без изменений, – сообщила Ольга, запихивая в себя то ли шестую, то ли седьмую булку, – и самое ужасное, что мне процесс безудержной жратвы начал нравиться. Может, ничего плохого и нет в том, чтобы слегка округлиться, вряд ли я стану похожа на Марго!
Лицо Аркадия разгладилось. Я возликовала, кажется, несчастного рароэнтолога, знать бы только, что это такое, оставят в живых. Все годы брака Аркашка пытался объяснить жене, что вешалка не самый красивый предмет в доме и что худая корова еще не газель. Он применял различную тактику: от нежного присюсюкиванья до гневного крика, но Ольга упорно сидела на диете. В конце концов Кеша решил не портить семейную жизнь и отвязался от вечно худеющей дурочки, он очень любит Зайку и сейчас требовал от Федора решительных действий только потому, что Ольга начала плакать. Но когда она сама заговорила о «легком округлении», рароэнтолог из врага мигом превратился в друга Кеши.
– Марго вовсе не толстая, – заявил Федор, – у нее прекрасная фигура, как раз в моем вкусе, легкая пышность!
Стокилограммовая Марго стала красной-красной и схватилась за стакан с минералкой. Я слегка растерялась: что у нас происходит в доме?
– Согласен, – с жаром подхватил Кеша, – у женщины должно быть что-то такое, тут и здесь!
– Правильно, – кивнул Дегтярев, – мне тоже так кажется, что лыжная палка не вызывает никаких эмоций!
Я уставилась на полковника. Скажите, пожалуйста! Кто бы мог подумать, что женщины вообще способны вызвать у него какие-то эмоции!
Зайка оглядела стол, было видно, что ее мучают сомнения, но потом она уцепила кусок кулебяки и сообщила:
– Не так уж и страшно носить тридцать восьмой размер.
– У меня шестьдесят второй, и ничего, – встряла не к месту Марго.
Зая отложила пирог и уставилась на парикмахершу:
– Пусть Оля не обижается, но ей далеко до вашей красоты, милая Марго, – протянул Федор.
Заинька вновь схватила кулебяку, запихнула ее в рот и вдруг спросила:
– Федор, вы всерьез насчет красоты?
– Конечно, – изумился рароэнтолог, – мне на жизненном пути еще не встречались такие удивительные женщины, как Марго!
Я затаила дыхание: ну и ну! Полковник и Кеша, разинув рты, глядели на Федора. Марго, вспотев от смущения, пробормотала:
– Ну что вы, Федор, тут помоложе и поинтересней девушки присутствуют, я так, старая калоша!
«Академик» со стуком опустил ложку в тарелку.
– Никогда не мог понять мужчин, охотящихся за нимфетками. Может, покажусь вам безнадежным идиотом, но в первую очередь я ценю женщину как собеседницу, друга, человека, который может направить, дать совет, предостеречь от ошибок. Такой была моя мама, после ее смерти я чувствую себя неприкаянным.
Теперь челюсть отвисла у Марго. В столовой наступила тишина, прерываемая лишь мерным сопением Хучика. Я покосилась на мопса: уж не заболел ли он? Все собаки, как обычно, устроились у стола в надежде на то, что им перепадут сладкие кусочки, а Хуч отчего-то отполз в самый дальний угол дивана. Внезапно Зайка встала, прихватила горсть конфет и, сказав:
– Похоже, мне следует пересмотреть кое-какие свои принципы, – ушла из столовой.
Кеша вскочил и схватил «академика» за плечо.
– Федя, умоляю, поживи у нас еще, ты удивительно действуешь на Заю! Да она на человека стала похожа, просто расцвела, неужели есть начнет! И рыдать прекратила.
«Академик» кивнул:
– Я не зря думал над заклинанием, конечно, не удалось лишить Ольгу аппетита, но кое-какой успех есть. А насчет пожить… – Он покосился на Марго и продолжил: – Да с огромным удовольствием!
Глава 22
Около полуночи Маня заглянула ко мне.
– Хуч заболел.
– Ты уверена? – забеспокоилась я.
– Ну, конечно, – протянула девочка, – только немного непонятно.
– Что тебя насторожило?
– Он отказался от ужина, даже не притронулся к рису с курицей.
Наши собаки едят не сухой корм, а кашу с мясом, суп, творог, йогурты, пьют обезжиренное молоко, кефир, простоквашу. Еда всем подается одинаковая, разнятся лишь порции. Банди и Снапи получают «пайки» в тазиках, Черри в миске, Хучик в плошке, а Жюли в розетке. И все, кроме Хуча, очень довольны. Мопс же считает подобное положение вещей несправедливым, он ощущает в себе силы на то, чтобы слопать порции Банди и Снапа, причем обе вместе. Но злые хозяева, помня о том, что ожирение – верный путь к скорой смерти, совершенно не считаются с желаниями мопса. Для Хучика момент, когда перед носом возникает еда, самый сладкий за весь день. От риса с курицей он не отказался бы никогда. Неужели ему так плохо?
– Эй, Хучик! – крикнула я.
Мопс мигом явился на зов.
– Смотрится совсем здоровым, – пробормотала я.
– То-то и оно! – воскликнула Маня. – Температура нормальная, нос холодный и влажный, глазки чистые, ушки тоже, и вообще, он только что за Жюли гонялся, все как обычно, только ужинать отказался.
Я посмотрела на Хучика и сказала:
– Не о чем пока волноваться, собаки иногда устраивают себе разгрузочные дни, они умней людей. Мы едим бесперебойно, даже тогда, когда не надо, а животные умеют сдерживаться.
– Согласна, – кивнула Маня, – только это не про Хуча. Что-то до сих пор ему не приходило в голову посидеть на диете.
