Лоуренс Блок - Шпион в тигровой шкуре
— А… что… Ах, это ты! Ты что здесь делаешь? А…
Я стал на него надвигаться с перекошенным от злости лицом и продолжал поливать его презрением.
— Дубина, кретин, свинья! Ты что, ослеп? Как ты мог заснуть в такой ответственный момент!
— Да о чем ты?
— О катамаране английской королевы, идиот! В то время, как настоящие патриоты затаились на огневых рубежах в ожидании сигнала к восстанию, ты ее проворонил! Почему ты не произвел сигнальные выстрелы?
Я стоял рядом с Клодом, который грозно навис над мной, но когда до него дошел смысл моих слов, у него отвалилась челюсть и чуть не стукнула меня по лбу.
— Не может быть, — пробормотал он. — Я же глаз не спускал с реки. Клянусь! Могилой моей тетушки кля…
— Да ты глаза протри, идиот! Вон, смотри!
— Не могу…
— Где твой бинокль? Ты только посмотри!
Он нагнулся поднять бинокль с земли, а я сжал ствол «марли», размахнулся и огрел его по темени так, как никогда в своей жизни никого не бил. Я вложил в этот удар всю свою силу, и если бы я промазал, меня бы мог спасти только прыжок в воду. Пистолет, с глухим стуком отскочив от его черепушки, выскользнул из моей ладони — и только тут я сполна ощутил всю мощь своего удара, отозвавшегося волной вибрации от ладони до плеча. Клод рухнул как тонущий «Титаник».
От неожиданности я застыл на месте, то есть просто оцепенел. Обретя вновь способность двигаться, я нащупал в траве пистолет и сунул его за пояс. Потом откатил в сторонку бездыханное тело Клода и занял его место на вершине холма, положив на колени винтовку и поднеся бинокль к глазам. Я осмотрел реку, гадая, не проплыл ли уже эта чертов катамаран.
Мои часы показывали 7:33. Я не мог поверить, что в последний раз смотрел на циферблат всего-то девять минут назад. Я даже поднес часы к уху — удостовериться, что они не встали. Нет, часы шли. Тикают часы. Тукают весы. Вешают тюки…
Мой мозг все еще играл со мной в бирюльки. Я сосредоточился и продолжал вести наблюдение за рекой. Пока Арлетта ездила по моему поручению на «Экспо», я смог предотвратить падение в пучину умственного расстройства и с тех пор в полной мере контролировал свое поведение. И теперь не мог позволить себе распуститься…
Я поминутно поглядывал на часы. Время, казалось, мчалось стремглав и тащилось черепахой. Каждая минута тянулась целую вечность, и в то же время каждая минута отсутствия катамарана приближала неминуемый провал моей затеи.
Надолго ли Сет и Рэнди смогут задержать водный кортеж королевы? Сейчас ее катамаран уже наверняка вошел в протоку. Если демонстрация протеста началась, как долго они сумеют продержаться до прибытия полиции? Я просил их продержаться хотя бы не меньше пятнадцати минут, а лучше полчаса, но я прекрасно понимал, что даже пятнадцать минут — это нереально много, и точно так же было понятно, что если катамаран придет чуть раньше времени, то пользы от пикетчиков не будет никакой…
То есть катамаран мог достичь пункта Х в восемь вечера или даже еще раньше. Мне ничего не оставалось как только надеяться на то, что Эмиль с братишками Бертонами будут терпеливо дожидаться выстрелов Клода. А что если они сами заметят судно? А что если кому-то из них вздумается прибежать сюда проведать Клода? И в любом случае что будет делать Арлетта? А как насчет великого подвига, оправдывающего массовую мученическое гибель?
Если катамаран компании «Линк-Райт» не появится на горизонте без десяти восемь, рассудил я, придется о нем забыть и действовать в автономном режиме. Катамаран мог уже давно проплыть мимо холма, или его могло что-то задержать, наконец он мог вместе с посудиной миссис Баттенберг стать жертвой демонстрантов, выражающих свою солидарность с народом Мордоноленда.
Если в ближайшие десять минут лже-катамаран так и не появится, я просто открою стрельбу по любому проплывающему мимо судну, что бы это ни было — речной трамвайчик, байдарка или океанский лайнер.
Начало смеркаться. Я снял темные очки и снова поднес к глазам бинокль. Моя левая рука покоилась на ложе винтовки.
Время мчалось стремглав и тащилось черепахой.
Катамаран «Линк-Райт» невозможно было спутать ни с чем. Он появилась в окулярах моего бинокля в 7:43, на семь минут раньше установленного мною часа "Ч". Длинная, широкая и плоская посудина, с канадским флагом на корме и с вымпелами-флажками всех канадских провинций вдоль обоих бортов. Никогда не думал, что можно плыть так медленно! Я опустил бинокль и, подняв винтовку, уткнул ребро приклада в правое плечо. Катамаран полз как во сне, но я дождался, когда он пройдет мимо меня и войдет в зону обстрела между моим холмом и кустом братишек Бертонов, оказавшись прямо напротив бухты Эмиля.
Потом я трижды нажал на спусковой крючок.
Уверен: я промазал. Почти одновременно с моим третьим выстрелом слева залопотал пулемет Бертонов, и я увидел, как пули вспороли сначала водную гладь перед катамараном, потом прошили обшивку левого борта и носовой части. Я продолжал стрелять, не прицеливаясь. Мне просто хотелось создать побольше шума, чтобы выманить Эмиля из его укрытия.
Ну где же он…
Эмиль запоздал с выходом. Скорее всего, он заметил эту тихоходную посудину и проигнорировал ее как не соответствующую приметам той, которую он поджидал. Наверное, он просто не успел запустить мотор, когда мы подняли стрельбу. Я подполз к самому краю холма, чтобы лучше видеть акваторию, но Эмиля нигде не было видно. Тогда я напряг слух, надеясь уловить стрекот его моторки. Но не услышал ничего кроме пулеметной стрельбы. Я перевел взгляд на катамаран — он не останавливаясь продолжал тащиться своим курсом.
Я разрядил в него остатки обоймы.
И увидел Эмиля: он сидел на корме крохотной лодочки, склонившись над мотором, несясь сломя голову навстречу своей гибели. Зрелище было душераздирающее. В какой-то момент мне показалось, что он собрался обогнуть катамаран справа, но он, видимо, и сам заметил, что сбился с самоубийственного маршрута, и кое-как выправил лодку. Я смотрел на моторку, слышал пулеметную очередь, и вдруг заметил, что Эмиль отвлекся от мотора, чтобы проверить запалы и таймеры своих адских машин. В самый последний момент, за секунду-другую до столкновения с катамараном, Эмиль выпрямился в полный рост и принял позу генерала Вашингтона, форсирующего реку Делавэр. Он повернулся к холму лицом, снял шляпу и подбросил ее в воздух.
И в этот миг его моторка врезалась в катамаран.
Раздался грохот, какой могла бы издать расколовшаяся надвое Земля. Оба судна, большое и маленькое, исчезли в головокружительном вихре огня и грома. Небо, еще минуту назад покрытое серо-угольной сумеречной пеленой, озарилось разноцветными всполохами и разорвалось во многих местах красными, синими, белыми, желтыми и зелеными вспышками салюта. Потом вверх полетели световые ракеты и шутихи, бешено завертелись огненные круги. Началось посвященное столетию образования Канадской Конфедерации грандиозное фейерверк-шоу, сопровождаемое мощным взрывом динамита и пластита.
По-моему, пулемет захлебнулся. Даже если братишки все еще продолжали вести огонь, звук стрельбы потонул в огнедышащей какофонии фейерверка.
И тут вдруг кто-то запрыгал на одном месте и, воздев к небу кулаки и затопав ногами, истошно завопил со слезами на глазах: «Quebec Libre!» А потом снова и снова.
Это я вопил.
Глава семнадцатая
Я бежал по зарослям кустов и высокой траве к засаде братьев Бертонов. Я снова надел башмаки и пузырящийся пиджак и с грацией слона продирался сквозь растительность. В правой руке я сжимал «марли». Мой левый карман оттягивал револьвер Клода. Я пулей скатился вниз по склону холма, миновал голую равнину и продолжал бежать.
— Жан! Жак! — закричал я. — Вы целы?
Они оба выпрыгнули на меня из густого кустарника, и от неожиданности ноги у меня стали как ватные, а японский семизарядник внезапно так потяжелел, что я с трудом удержал его в ладони. Мысленно я прицелился в них и уложил обоих двумя точными выстрелами…
— Товарищ Ивен! Ты это видел? Ты это слышал? Это же победа Квебека, брат!
Один из них обхватил меня за плечи и приподнял вверх. А другой стал дико приплясывать, точно индеец в боевой раскраске, улюлюкая и хохоча, изрыгая дикую смесь из текста оасовской присяги и клятвы квебекских патриотов. Я с облегчением выронил пистолет, радуясь, что мне не пришлось пустить его в ход.
— А ведь эти гады пытались нас обдурить! — орал Жак. — Замаскировали судно, изменили расписание. Они что же думали, нас так легко облапошить? — Он хлопнул себя кулаками по ляжкам. — А салют? В жизни ни видал ничего похожего. Это у них салют в честь столетия Канады? Хрен-то! Это салют в честь королевы, сгинувшей ко всем чертям! Это огненный сигнал папаше Сатане, чтобы он поспешил открыть перед ней ворота!
Мы вчетвером орали, плясали и пели как сумасшедшие. Да, Арлетта тоже вылезла из укрытия. Мы обнимались и обсуждали героический поступок Эмиля, погибшего за славную Французскую Канаду. У братишек не возникло ни малейшего сомнения в том, что они обстреляли нужное судно и добились желаемого эффекта, получив в награду за свои старания оглушительный фейерверк. Так что мне не пришлось причислять их к сонму квебекских мучеников, чему я был очень рад, ибо сильно сомневался, что смогу совершить сей хладнокровный акт... Теперь нам уже ничего не угрожало. И когда впоследствии братишки узнают, что на том катамаране не было никакой королевы, они, надо надеяться, не станут меня за это сильно упрекать. В любом случае, к тому моменту меня уж в Канаде не будет.
