Лариса Бесчастная - Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники
Чем же я теперь буду жить?! Зачем он меня спас? Чтобы унизить? Мамочка! Почему ты так плохо присматриваешь за мной? Помоги мне собраться с силами! Я должна быть сильной! Никто больше не будет вытирать об меня ноги! Я не позволю!..
Не помню, как долго соскабливала себя с земли и собиралась в кучку, но в реальность меня вернул голос Сергея:
— Ника… Любимая. Пойдём домой. Я за тобой пришёл…
Я на удивление легко поднялась:
— Пойдём. Я уже в порядке… Только не называй меня любимой: не обманывай ни себя, ни меня. Я не Манана, мне крохи не нужны.
— При чём тут Манана?! — обиделся Сергей. — Это так… пустое. Ты же взрослая женщина, должна понимать…
— Я никому ничего не должна, Серёженька! — осадила его я и неожиданно для себя развеселилась: — Представляешь себе: мы с ней пили на брудершафт! А потом она рассказывала мне, как сладко ты её любишь… Духами хвалилась, халат со своего барского плеча подарила… Это было нечто! — смех вырвался из меня сам собой, как совсем недавно слёзы: — Вот дура! Ей и невдомёк, что это ты сдал её в полицию!.. Позабавился и выбросил…
— Ника!!!
— Всё, всё! Молчу! Пойдём, дорогой… А то у моего сынишки будет слишком много недоумений для одного дня… Да и у его бабушек тоже…
— Ника, пощади меня…
Я перестала смеяться и посмотрела в его несчастное лицо:
— В тебе слишком много ненависти, Бригадир. Я думала, что смогу отогреть тебя, а теперь не знаю. Теперь я ни в чём не уверена. Не уверена, что ты этого хочешь. И что я нужна тебе. Ты живёшь местью, а не любовью. Этого я не понимаю. Но ты не бойся, как бы у нас ни сложились отношения, я не буду лишать своего мальчика отца… Хотя бы ради твоей мамы. Она и так слишком пострадала из-за наркотиков: одного сына потеряла из-за любви к ним, другого — из-за ненависти. А итог одинаковый: она мается одна… Об одном прошу тебя, Серёжа! Если тебе хоть чуть-чуть дорого наше прошлое, потерпи, не отталкивай от себя Никитку. Он так долго мечтал о папе… А ты его… «малыш»… Испугался, что я женю тебя на себе? Так я уже, кажется, говорила, что за бандита замуж не пойду…
— Ника! Это уж слишком!
— Не буду больше. Кстати, о родителях… как там мой отец?
— Без изменений. Мне пока не удалось поговорить с ним. Его охраняют, как банк…
— Ладно, «Русланчик». Не будем больше ссориться. Это мне невыгодно. Мне ведь нужен свой человек в мафии…
Запоздавший обед худо-бедно закончился и пришла пора прощаться. Все, как и в полдень, сгрудились у порога и мать снова повисла на Сергее. Бабушка сурово застыла в дверях гостиной, а я заняла своё место у стены и, заморозив ненужные любимому чувства, молча наблюдала за всеми. Главным действующим лицом, сглаживающим все острые углы, был Никитка — единственный, кто был доволен скомканным визитом блудного отца. Он жался всем телом к ногам папочки и преданно заглядывал в его глаза.
Выпустив из объятий Полину Аркадьевну, Сергей потерянно посмотрел на меня:
— Ника…
Я, не сдвинувшись с места, вежливо улыбнулась:
— Счастливо, дорогой. Поезжай. Береги себя. И помоги моему отцу. Не оставляй его.
Он взялся за дверную ручку, но Никитка вцепился в него своими цепкими пальчиками:
— Папа, ты скоро вернёшься?
Сергей присел на корточки и взъерошил кудряшки сына:
— Как получится, сынок…
— Постарайся успеть на мой день рожденья. Двадцать третьего июля. Мне будет семь лет! А если не успеешь, то к первому сентября. Я хочу пойти в школу с тобой и с мамой…
— Я постараюсь… — не очень уверенно пообещал Сергей и, неловко чмокнув Никитку, резко поднялся: — Мне пора…
И Никитка, наконец-то, отпустил его:
— Ладно, иди. И не бойся, я присмотрю за бабушками и за мамой, пока тебя не будет. Я же мужчина. И я уже большой!
Задрав голову и сглотнув, Сергей быстро открыл дверь и ушёл в свою неприкаянную жизнь. И мой «большой уже мужчина» жалобно заскулил. Оставив его на попечение всполошившихся бабушек, я побежала в ванную и во весь напор открыла оба крана…
Поздно вечером ко мне зашла бабушка.
— Ника, я хочу вернуться в Астрахань. Не могу я здесь больше… После сегодняшнего…
Я оторвалась от компьютера, на который пялилась, как баран на новые ворота, изображая несусветную деловитость, и обняла свою строптивую старушку:
— Не спеши, ба. Пожалей Полину Аркадьевну. Ей сейчас хуже, чем всем нам… Да и в Астрахань возвращаться рано. А если ты за квартиру волнуешься, то я сама туда съезжу…
— При чём тут квартира! — рассердилась бабушка. — Просто не хочу больше находиться в доме, где обижают мою внучку!
— Никто меня не обижает, ба! Я сама кого хошь обижу. А на Сергея не сердись, он всего-навсего растерялся… И не успел расслабиться, потому что ему приходится быть закаменелым и прятать свои чувства. Работа у него такая.
— Это что же за работа такая, что у него не нашлось слов благодарности тебе за сына?! Да и сыну он ласку цедил, как скупой копейки гнутые…
— Ба, он уже несколько лет работает засланным казачком в мафии, в самом логове врага! Там такое пекло, скажу я тебе! Сергей каждую минуту рискует жизнью.
— Гоп твою мать! — прорвались у бабули лихие слова и она села на кровать. — Как же он, бедный, выносит такое напряжение?
Вот она моя бабуля! Из одной крайности в другую… Как говорится от любви до ненависти… Не успела я подумать об этом, как она доказала мою ремарку делом:
— А чего ж ты-то тогда была такая замороженная?! Не могла приголубить парня? Он бы и тебя приветил и с Никиткой поласковей был.
— Ба, не лезь в мои отношения с мужчинами! У меня к нему свой счёт! Сами разберёмся… Коли будет нужда…
— Так нужда уже давно есть! — возмутилась ба. — Вон: Никитка…
— Ба! Я же не бесплатное приложение к сыну! — перебила её я, кипя возмущением. — Вот когда поверю, что по-настоящему дорога Сергею, тогда и посмотрим, как семью строить будем! А отцом можно и без женитьбы быть.
— Ладно, — смирилась бабушка, — тебе видней, как жизнь свою по ветру пускать…
Выпроводив бабулю, я выключила компьютер: всё равно ни черта не лезет в голову! Слишком тяжёлый день был… Одни разборки… А, собственно, чем он хуже предыдущих?! И кто сказал, что впереди будет легко? Я ведь всё ещё на нелегальном положении и мои враги не дремлют… Правда, и друзья у меня есть: верные и скорые на помощь.
И я посмотрела на своего белого медвежонка: ведь ты же не сложил лапки, Мишутка? Копаешь под мафию со своим другом из прокуратуры?
Доложить об успешности подкопов под мафию — и не только за этим — Мишутка заявился лично. Уж кого-кого я не ожидала увидеть в городе своей юности — так это Михаила. Но, видимо, полоса такая у меня пошла: с визитами. Не удаётся мне пожить затворницей… И слава Богу! Потому что именно к моменту звонка от друга я дошла до полной кондиции в своём мрачном унынии.
Мало того, что у самой перед глазами стояло каменное лицо любимого, так и бабушки с внуком мельтешили со скорбными лицами, а Никитка даже пару раз всплакнул. Сумел же Серёженька довести всех нас до истеричного состояния!
Через день после его краткого, но памятного визита, то есть двадцать пятого мая, я третий час маялась у компьютера, пытаясь сосредоточиться на присобачивании воланов и манжет к модели блузы прошлогоднего сезона, когда вошла недоумённая бабуля с телефоном в руках:
— Тут тебя какой-то шальной мужик домогается! Обозвал меня зайкой, а как послала я его к ядрёной матери на лёгком катере, ничуть не стушевался и затребовал тебя…
Не отними я у неё телефон, она бы и далее изощрялась в комментариях, но я уже орала в трубку:
— Мишка, ты?! Как ты там?
— Я не там, зайка, я тут! — ответил мой жизнерадостный друг. — Стою под твоими окнами и слушаю как тикает счётчик такси… — я подбежала к окну: и вправду стоит… великанище! И машет мне рукой. — Скорей спускайся ко мне! И не вздумай краситься: напрасные траты времени и денег! Всё равно слижу всю твою косметику!
— Подожди, Миша! Я быстро…
— Кто такой этот твой Мишка? — прокурорским тоном поинтересовалась бабуля.
— Это моё лекарство от уныния, — ответила я, лихорадочно перебирая свой скудный гардероб, — он милиционер, участковый в нашем районе… И мой лучший друг!
— И зачем он припёрся, этот твой… друг? — не унималась ба. — Как он узнал, где ты?
А действительно: как? Небось, Тоська расстаралась… Уж больно он ей приглянулся. Ответа бабуля не дождалась и в отместку моталась за мной хвостом, пока я набивала сумочку и облачалась в простое голубое платье с прямой юбкой и зарытым воротом.
— Ба, не изображай из себя полицию нравов! — я приложилась губами к вытянувшемуся от неодобрения лицу бабули и, натянув мохеровый кардиган, поскакала к выходу, в упор не замечая ни её укоряющий взор, ни не менее красноречивый взгляд Полины Аркадьевны.
