Галина Полынская - Звезда тантрического секса
– Тая, глянь! – подпрыгнула я. – Это же Валерия Сидорчук!
– Ну да, – и Тая зачем-то стала отодвигаться от меня подальше.
И тут до меня дошло, я поняла, откуда у нее пять тысяч.
– Тая, ну не скалапендра ли ты после этого? – Я так обиделась, страшно сказать. – Ты мне врала! Да еще как врала! Не отдавала ты фотки Горбачеву! Га-а-адина…
– Да, не отдавала! – пошла она в наступление. – Ну покуролесила девушка по молодости лет, чего ж ей теперь всю жизнь ломать? Да, она заплатила мне эти деньги, да, я отрезала хвост у пленки и не показала Горбачеву срамные кадры! Что ты будешь делать, что? Убьешь меня? Четвертуешь? Колесуешь?
– Пора прекращать всяческие отношения с тобой, а еще подруга называется.
– Думаешь я только ради себя стараюсь? Ничего подобного! Если не хочешь новую машину, сделай в квартире ремонт и поставь в туалете зеленый малахитовый унитаз! Ты только представь, этот унитаз, только представь!
– Мне стыдно за тебя, стыдно!
Слава с Женечкой слушали нас, но в разговор предпочитали не вмешиваться.
– А мне не стыдно, не стыдно! Пусть поет себе сколько влезет, зато я не буду думать о том, что разрушила чью-то жизнь!
– А то, что мы можем развалить карьеру Горбачева ты не подумала?
– Ничего не будет, – отмахнулась Тая, – она теперь будет предельно осторожной и больше не попадется.
В ответ мне оставалось лишь тяжело вздохнуть и всерьез задуматься над приобретением малахитового унитаза.
– Я принесу кофе, – сказал Женечка, – кому с ореховым ликером? Кому с Амаретто?
Я выбрала Амаретто, Тайка ореховый ликер, Слава от ликера отказался и пошел на кухню помогать Женечке. Пока они варили напиток, мы сидели в комнате и переваривали увиденное на кассете.
– Кто бы мог подумать, – сказала Тайка, – а на вид такая приличная турфирма. Теперь-то понятно, зачем им нужна гостиница, а я-то все голову ломала, зачем она им понадобилась? Сейчас стало ясно. Все для удобства клиентов, захотел продолжать встречаться со своим экскортным юношей или девушкой, милости просим, у нас имеются комфортные номера со скрытыми видеокамерами. Наслаждайтесь, развлекайтесь, а мы все аккуратно заснимем, а потом будем вас шантажировать до конца ваших дней. Если же вы не согласитесь с почетной ролью дойной коровы, готовой покорно, исправно делиться с нами кровными денежными средствами, мы приложим усилия, чтобы запугать вас по смерти. Если и это не возымеет желаемого действия, мы заразим вас СПИДОм и превратив вашу жизнь в сущий ад. Ну а если вы будете настолько глупы, что и после этого не смиритесь со своей ужасной участью, мы вас просто напросто убьем и всех делов.
– Да уж, – тяжело вздохнула я, – как дорого порою могут обойтись сексуальные похождения, жуть. Только представишь себе такой вот дальнейший расклад событий и ничегошеньки не захочется.
– Уж лучше в монастырь, – кивнула Тайка.
– Кофе подан.
Женечка вкатил стеклянный столик на колесиках. На столике красовался круглый поднос, на подносе замечательный сервиз: тонконосый кофейник под серебро, сахарница, чашечки с блюдцами, крошечные ложечки и рюмочки с ликером. Еще милый Женечка расщедрился и на миниатюрные бисквиты с кремом и ягодами. Это было весьма мило с его стороны.
– Давайте выпьем за торжество справедливости, – сказал Слава, когда Женечка разлил кофе по чашкам. – Как бы то ни было, но очень хотелось бы верить, что всякое зло будет наказано и всем подлецам воздастся по заслугам.
И с этим не возможно было не согласиться. Напившись вкуснейшего кофе с ликером и бисквитами, мы поехали в «Водолей». Деньги вместе с кассетой и термосом я держала при себе, не расставаясь с ценным грузом ни на минуту. Прибыв в клуб, я попросила у Славы мобильный, прошла в душевую при костюмерной, закрылась на шпингалет и набрала номер своей редакции.
– Да! – рявкнул родной конякинский голос.
– Станислав Станиславович, – тепло, мечтательно произнесла я, – здравствуйте, это Сена.
– Здравствуй! Как продвигается расследование?
– Оно практически закончено, скоро на вашем столе будет сенсационный репортаж.
– Очень хорошо!
– Позовите, пожалуйста, Влада.
И он безо всяких проклятий и ругательств позвал. Золотой человек, что ни говори.
– Да? – послышался в трубке Влад.
– Привет.
В моем голосе было столько нежности! Как же я все-таки за всеми соскучилась…
– Влад, это Сена.
– Здорово, Соломка, – обрадовался он. – Где ты?
– В клубе гомосексуалистов.
– Где?!
– Долго рассказывать, я звоню по чужому мобильному. Как Лаврик?
– Все в порядке, я с ним.
– Ты не мог бы подъехать сюда?
– Сюда – это куда?
– В гей-клуб. У нас есть кое-что, что мы хотели бы отдать тебе для последующей передачи Горбачеву, да и боюсь я такие вещи без присмотра оставлять.
– Хорошо, – несколько растерянно прозвучал его голос, – я подъеду. А вы что, действительно сейчас в гей-клубе?
– Да.
– А что вы там делаете?
– Сейчас будем репетировать танцевально-песенный номер, а вечером выступать.
– Выступать?
– Да, мы выступаем на сцене, сегодня у нас третий выход.
– А что вы делаете на сцене гей-клуба?
– Поем песню.
– Какую?
– «Мой мармеладный».
– Сена, ты бредишь?
– Приезжай, – вздохнула я, – приезжай и мы все тебе расскажем, может быть даже продемонстрируем.
Продиктовав адрес, я отключилась со связи. Сидя на унитазе, я смотрела на кафель душевой кабины и вспоминала запись на кассете. В душе теснились самые разнообразные чувства. С одной стороны мне было безумно жаль Нечаева, он виделся мне запутавшимся, несчастным человеком, с другой стороны, при одной только мысли, что я могла бы оказаться на месте его жертвы, что я могла бы получить такую страшную «прививку», меня прошибал холодный пот. Затем мои мысли переключились на толстого, до сих пор, наверное, курившего у банка. Значит, они знали, что Нечаев был клиентом именно «Чароита», и просчитали, что кассета там, поняли, что ключ от ячейки у нас… Да, не ошиблись, все правильно, вот только орешниковцы не взяли во внимание нашу с Таисией Михайловной фантазию, уже не однократно спасавшую наши же шкурки. Отдохнув, как после дальней дороги, я открыла дверь и пошла к людям.
Глава двадцать восьмая
Влад приехал к семи часам, видать Конякин не отпустил раньше конца рабочего дня. Все же строгое у нас начальство, строгое. Он шел по залу, пробираясь меж столов с видом разведчика в фашистском тылу, при этом еще и пугливо озирался. Я вздохнула, покачала головой и пошла на поиски Славы. Он сидел в гримерной и рисовал себе левый глаз.
– Славочка, – примостилась я на подлокотник стоящего рядом стула, – там пришел наш друг за пакетом, крадется по залу и пугает своим видом почтеннейшую публику, ты не мог бы его привести сюда?
– Конечно.
Так и не докрасившись, он встал и пошел к кулисам, я последовала за ним.
– Вон, видишь? Ходит дылда в очках с перепуганной физиономией.
– Понятно, – улыбнулся Слава, – сейчас приведу.
Прильнув к щелке, я смотрела, как он спустился в зал, как подошел к Владу и взял его за рукав. Влад подпрыгнул от неожиданности и едва не уселся на стол с надписью «администрация». Слава что-то ему сказал, Владик немного приободрился и последовал за Славой. А за кулисами его уже встречала я.
– Сенка! – на лице Влада отразилось громадное облегчение. – Слава богу! Значит это не розыгрыш!
Мы обнялись.
– А Тая тоже тут?
– Конечно, где ж ей быть.
– Ради всего святого, как вас занесло на эти галеры?
– Идем, попьем кофе и я тебе все расскажу.
Я проводила его в гостевую и усадила на диванчик. Налив в чайник воду, я приготовилась, было, поведать о наших приключениях, как на горизонте возникла Тая.
– О, Владусик, привет, – улыбнулась она, и мне: – Сена, чего не красишься? Почти восемь уже!
– Влад, прости, рассказ немного откладывается, нам надо гримироваться и одеваться.
– Вы что, на самом деле будете тут выступать? – никак не мог поверить Влад.
– Да! Сколько можно повторять?
– Потрясающе, – усмехнулся он, – об этом стоит написать.
– Напишем, не беспокойся, – заверила Тая.
Пока Влад готовил на всех кофе, мы в спешном порядке разрисовывали лица, чтобы они не смотрелись из зала размытыми тусклыми пятнами.
– А вы можете краситься и рассказывать? – не терпелось Владу.
– Неа.
Тая открыла рот, выпучила глаза и принялась гуталинить ресницы.
– Сен, тебе сколько сахара на кружку?
– Три кубика.
– Тай, а тебе?
– Уже не помнишь? А еще в любви клялся!
– Двадцать пять, и не размешивай, – усмехнулась я, – она не любит сладкого.
– Четыре! Мне четыре кубика!
Накрасившись и напившись кофея, мы помчались в костюмерную одеваться, Влада бросили в гостевой. Там он чувствовал себя вполне спокойно, не опасаясь нападения со стороны не традиционно ориентированных сексуалов. Прикрепляя шляпу к парику, я думала о Горбачеве, о том, что ему необходимо позвонить и облегчить муки совести, иначе мне скверно будет петься про мармеладного. И я отправилась на поиски Славы. В гримерной он клеил себе пышные ресницы.
