Галина Куликова - Рукопашная с купидоном
— Кто там? — раздался из-за двери молодой мелодичный голос.
«Девица? — изумилась Лайма. — Интересно. Кто она такая? Вряд ли человек, потерявший мужскую силу и едва не утопившийся из-за этого, сумел обзавестись хорошенькой утешительницей».
— А Сережа дома? — спросила Лайма от растерянности совершенно по-детски. Как будто ей восемь лет и она пришла звать Возницына во двор играть в салочки.
— Нет, а кто его спрашивает? — Девица, ясное дело, не хотела открывать незнакомке.
— Это… Это его старая подруга, Лайма.
— Старая подруга? — возмущенно переспросила девица, щелкнула замком и немедленно распахнула дверь.
Распахнула — и уставилась на Лайму с негодованием. Та, в свою очередь, тоже уставилась на нее. Девица впечатляла. Коротко стриженная брюнетка, маленькая и стройная, она была одета в яркое трико и выглядела, как цирковая гимнастка.
— Здрасьте, — пробормотала Лайма. Просто потому, что это она пришла в гости. — Так Сережи нет? А когда он будет?
— Это вас совершенно не касается, — запальчиво ответила девица.
— Как это — не касается? Я к нему по важному делу.
— Все важные дела можете обсуждать со мной. Я его жена.
Лайма невероятно удивилась и даже отступила на несколько шагов от двери, а глаза у нее расширились так, словно она стояла в зоопарке перед клеткой с тигром, которая неожиданно открылась, и тигр пошел прямо на нее.
— Жена? — глупо переспросила она. — Какая жена?
— Законная, — хвастливо ответила девица.
— А… А можно… — Лайма подбородком указала на квартиру. — Войти и поговорить?
— Ну… Что ж. Валяйте.
Она пропустила Лайму внутрь и повела на кухню.
— Меня зовут Марина, — сказала она, рисуясь. Села и положила одну стройную ножку на другую.
— И давно вы с Сергеем женаты? — спросила Лайма, глядя на нее доброжелательно.
— Недостаточно давно, чтобы он успел запретить всем старым подругам звонить и приходить сюда.
— Нет, ну все-таки? — настаивала Лайма.
Марина, ожидавшая, что с ней вступят в конфронтацию, вздернула подбородок:
— Всего несколько дней, а что?
— Забыла вас предупредить, — Лайма уже справилась со своими эмоциями. — Между мной и вашим мужем никогда не было романтических отношений. Мы просто знакомые. И у меня к нему действительно важное дело.
Марина посмотрела на нее с подозрением, но потом все же смягчилась:
— Его услали в командировку в Воронеж. Так что он раньше, чем дня через три не вернется. А что случилось-то?
— У Сергея остались кое-какие обязательства, — серьезно сказала Лайма. — Которые мне все-таки лучше обсудить с ним с глазу на глаз. Если вы не возражаете, я позвоню через пару-тройку дней.
— Не возражаю, — ответила Марина уже безо всякой враждебности. — Может быть, чаю?
— Давайте, — сразу же согласилась Лайма, которой не хотелось уходить, не вызнав побольше подробностей о женитьбе Возницына. — А у вас пышная была свадьба — с фатой, длинным платьем, с тучей гостей?
— Ой, нет, все произошло спонтанно, — оживилась новобрачная, хлопоча над чашками. — Мы два месяца назад подали заявление в загс, а потом я раздумала выходить замуж.
— Ну да! — изумилась Лайма, которая немедленно представила себя в такой же ситуации. Сначала она завлекла Болотова во Дворец бракосочетаний, заставила написать заявление, а через пару недель дала от ворот поворот. Или еще лучше: они с Болотовым выходят из шикарного лимузина — она в белом веночке, с букетом роз в руках — и идут к входу во Дворец. А там их, ясный пень, встречают Бондопаддхай под ручку с Пудумейпиттаном, одетый шафером Медведь и ухмыляющийся Корнеев, который разбрасывает конфетти.
Лайма потрясла головой, чтобы прогнать наваждение, и спросила:
— Почему же вы раздумали? Рассорились с Сергеем? Немудрено: он ужасно импульсивный тип.
— Мы не рассорились. Видите ли, — Марина села, аккуратно обмакнула чайный пакетик в кипяток и делано легкомысленным тоном закончила:
— Просто я не могу иметь детей. Сергей, конечно, уверяет, что все это ерунда…
Вероятно, Марина по-своему решила бороться со своей бедой — говорить о ней так, будто она не такая уж страшная. «Только этого еще не хватало! — раздосадованно подумала Лайма. — Если Возницын признает Петьку своим сыном, девица малыша возненавидит. Да и Сергей вряд ли обременит молодую жену ребенком от другой женщины. Скорее сдаст его мамочке. Если вообще признает свое отцовство. В принципе его мамочка — это тоже неплохо. Какая-никакая, а все же — родная бабушка».
— Ну и… Когда я сказала, что раздумала выходить за него замуж, он знаете, что устроил?
— Что?
— Он решил утопиться.
Лайма, уже набравшая чаю в рот, от неожиданности едва его не выплюнула. С трудом проглотила и спросила сдавленным голосом:
— Утопиться?! Как это?
— Вы не представляете. — Было ясно, что Марина и волнуется, и одновременно испытывает удовольствие. — Погнал на своей машине за Кольцевую, остановился у первого попавшегося моста… И — сиганул. Ну, конечно, приехали спасатели, потому что глубина там была ого-го! Привезли его домой, он мне в ноги кинулся: если не выйдешь, говорит, за меня, я все равно утоплюсь.
«Ну и скотина! — растерялась Лайма. — Так кому же он врал: ей или мне? Или для меня он всего лишь несколько видоизменил мотив самоубийства? С какой стати? Мог бы вообще ничего не говорить! Он не обязан был передо мной исповедоваться. Когда он висел там, на мосту, на перекладинах и выл, то казался чертовски убедительным!»
— И я сдалась, — закончила Марина и развела руками, чтобы показать, насколько бессильна оказалась она перед любовным пылом Возницына. — На следующее утро мы взяли пару свидетелей, поехали в загс и зарегистрировали брак. Потом Сережка заставил меня собрать вещи и переехать к нему. В общем, все получилось интересно, не как у всех.
— Я потрясена, — честно призналась Лайма. — Это для меня полная неожиданность. Но я вас, конечно, поздравляю. Надеюсь, у вас будет прекрасный брак.
Она кривила душой, потому что отлично помнила все, что рассказывала Соня о Возницыне. Одна его привычка тушить окурки в цветочных горшках чего стоит. Или переключать телевизионные программы через каждые две секунды: туда-сюда, туда-сюда… Или расшвыривать одежду после прихода домой — носки на столе, штаны на комоде. А еще его манера кидать тапочками в будильник… Кроме того, Лайма сама видела, как Возницын пьет воду прямо из-под крана, высовывая язык, словно домашний кот.
В общем, она многое могла бы поведать новобрачной, но решила воздержаться. Конечно, надо бы отомстить Возницыну за его штучки, но Марина тут уж точно ни при чем.
— Извините, что затрагиваю такую тему, — промямлила Лайма. — Но все-таки, когда вы решили не выходить за него… Чем вы руководствовались?
— Ну как чем? — Марина округлила карие глаза, обрамленные густыми, похожими на мех ресницами. — Глупо даже спрашивать. Сережка молодой, ему любая женщина детей нарожает. А я…
— А он разве не попадал в автокатастрофу? — глупо моргнула Лайма, вспомнив про «кочан без кочерыжки». — И у него самого проблем со здоровьем никаких?
— Не-ет, с чего вы взяли? У него-то как раз все хорошо. И автокатастрофа — это, конечно, преувеличение. Бампер ему помяли да фару кокнули. Все никак не поменяет.
Лайма закусила губу и некоторое время смотрела в пустую чашку. Потом поставила ее на стол и поднялась на ноги:
— Когда он появится, обязательно скажите ему, что я заходила по важному делу. Он знает мой телефон, пусть позвонит.
— А в какой области лежит это ваше важное дело? — не удержалась и спросила молодая жена. — Это что-то, связанное с работой?
— Вовсе нет. Но вы не волнуйтесь. Еще может так случиться, что к вашему мужу мое важное дело не имеет никакого отношения.
— Ну и ладно, — с некоторым вызовом сказала Марина.
Лайма просто кожей чувствовала, каких усилий стоит ей держаться вежливо и тактично. «Молодчина, — подумала она. — Я бы тоже так поступила». Впрочем, Лайма однажды видела прежнюю подругу Болотова, его бывшую сокурсницу. Пришла бы такая гусыня с поджатыми губками к ней «по важному делу», она бы, пожалуй, не удержалась и устроила сцену.
Очутившись на улице, Лайма немедленно позвонила Любе Жуковой и все ей выложила.
— Уверена, что ты спровоцировала скандал! — с удовольствием сказала та. — Поверь моему опыту: ничто так не обновляет семейные отношения, как внезапное появление старой подруги мужа.
— Люба, я знаю, что тебе нравятся душераздирающие истории, но ты не обратила внимания на самое главное, — остудила ее пыл Лайма. — Пойми: Возницын обманул меня! Он сказал, что решил топиться, потому что попал в автокатастрофу и не может иметь детей.
— Ну?
— Что — ну? На самом деле автокатастрофа — фикция, и детей он в состоянии наделать, сколько его душе угодно.
