Наталья Александрова - Чертик из кофеварки
– Из второй? – удивленно переспросила сестричка. – Я во второй больнице работала сразу после училища, вторая больница на проспекте Выздоравливающих…
– Это вторая городская больница, а я из второй кардиологической… А как вас зовут? – Леня поспешил переключить внимание девушки, пока она его не поймала еще на чем-нибудь.
– Света! – отозвалась та и улыбнулась, отчего на ее щеках появились симпатичные ямочки.
– А меня – Ле… Леопольд Иванович, – представился Маркиз. – Надеюсь, мы еще увидимся.
– Непременно! Ведь мы теперь работаем в одном отделении…
Кабина лифта остановилась, Леня со спутницей вышли на площадку. Перед ними была белая дверь с надписью «Кардиологическое отделение». Кроме этой надписи, на двери был вполне современный электронный замок, открывающийся карточкой-пропуском.
Леня замешкался, делая вид, что ищет в кармане свой пропуск. Света уже достала карточку, приложила ее к замку и открыла дверь, с улыбкой пропуская вперед Маркиза:
– Проходите, доктор!
Леня поблагодарил ее и вошел в широкий светлый коридор, освещенный двумя рядами ярких люминесцентных светильников.
Справа от входа стоял стол дежурной сестры. За ним сидела девушка с томным взглядом восточной красавицы. Она красила ногти, то и дело отстраняясь, чтобы полюбоваться своей работой.
– Галия, это новый доктор, Леопольд Иванович! – прощебетала Света, выглянув из-за плеча Маркиза.
Галия неторопливо убрала лак, взглянула на Леню оценивающим взглядом.
– Женатый? – спросила Свету, как будто Лени здесь не было.
– А я не знаю… – Света покраснела.
– Неженатый, – ответил сам Леня, – но пока не собираюсь. Скажите мне, Галия, а где у нас лежит такой больной… Виктор Сергеевич… – он сделал вид, что напрягает память, – не могу вспомнить фамилию…
– Виктор Сергеевич? – переспросила сестра. – Так это Серебров, он во второй коммерческой палате, слева по коридору… А что, какие-нибудь изменения в лечении? Его ведь ведет лично Евгений Борисович…
– Нет, никаких изменений, меня просто просили взглянуть… – И Маркиз зашагал по коридору, оставив двух сестер обсуждать достоинства и недостатки нового доктора.
Дверь второй палаты была открыта, в ней толпились несколько молодых мужчин и женщин в белых халатах. Возле постели больного стоял представительный мужчина лет пятидесяти с густыми черными бровями и седыми висками, выглядывающими из-под белоснежной шапочки. Он вещал хорошо поставленным голосом:
– Современный рациональный путь лечения больных ИБС…
– Простите, профессор, каких больных? – переспросила брюнетка в очках, которая записывала каждое слово бровастого мужчины в пухлый блокнот.
– Больных ИБС, то есть ишемической болезнью сердца! – повторил тот и продолжил: – Так вот, современный рациональный путь лечения таких больных заключается в интеграции и взаимодействии кардиохирургов, интервенционных кардиологов, более широком использовании малоинвазионной хирургии и чрескожной внутрисосудистой коронарной ангиопластики… Вы опоздали! Как вы будете сдавать зачет?
Последние слова явно относились к Маркизу, которого заметил профессор.
– Простите, профессор, это больше никогда не повторится! – отозвался Маркиз и, спрятавшись за спину высокого широкоплечего парня, оглядел палату.
Палата была довольно просторная, хотя находился в ней только один больной. Мужчина немного за сорок с редеющими рыжеватыми волосами и белесыми ресницами лежал на удобной кровати, равнодушно глядя в потолок, и не прислушивался к словам профессора.
Еще в палате была стойка с какими-то сложными медицинскими приборами, а чуть в стороне, за пластиковой занавеской, стояла еще одна, пустующая, кровать.
– Тенденция в превалировании удельного веса интервенционной кардиологии над традиционными методами лечения уже несколько лет отмечается во всех экономически развитых странах Европы и Америки… – продолжал вещать профессор.
Леня пригнулся и за спинами слушателей перебежал в угол, отделенный занавеской.
– Скажите, профессор, – снова подала голос активная брюнетка, – а для этого больного тоже рекомендован интервенционный метод лечения?
– Нет, здесь случай, с которым вполне можно справиться консервативными методами. В конце концов, окончательное решение о применении того или иного метода принимает сам больной… А теперь мы с вами перейдем в другую палату, где я продемонстрирую вам наглядные результаты интервенционного лечения! – И профессор направился к дверям.
Вся группа слушателей дружно последовала за ним, и вскоре палата опустела.
Под шумок, когда группа толпилась в дверях, Леня пристроился на пустующей койке и накрылся простыней, оставив небольшое отверстие, через которое он мог видеть все происходящее в палате.
Хотя первое время здесь ровно ничего не происходило.
Больной ворочался, пил минеральную воду, читал книгу.
Леня не сомневался, что его визит в больницу очень полезен: теперь он по крайней мере знает, как зовут его заказчика – Виктор Сергеевич Серебров. Однако он рассчитывал на большее. В частности, нисколько не сомневался, что сюда должен приехать тот человек, которого он видел в конюшне.
Прошло еще полчаса, и Леня уже задумался, не пора ли покинуть свой наблюдательный пост, но в это время дверь палаты открылась.
В дверях появилась та самая сестричка Света, с которой Маркиз успел познакомиться, и жизнерадостным голосом сообщила:
– А к вам гости!
– Какие еще гости? – недовольно осведомился больной. – Я никого не жду!
– Это я, Витя! – Отодвинув в сторону сестричку, в палату вошел тот самый человек в кашемировом пальто, чьего появления Леня ожидал. – Картина называется – не ждали?
В правой руке посетитель держал букет хризантем, в левой – сетку мандаринов.
– Здесь есть куда поставить цветы? – спросил он, повернувшись к сестричке.
– Конечно! – Света достала из шкафчика вазу, наполнила ее водой, поставила цветы на прикроватную тумбочку и деликатно удалилась.
Гость опустился на стул возле самой кровати и повторил, глядя в глаза больному:
– Ну, здравствуй, Виктор. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
– Что это ты выдумал? – недовольно спросил больной, не отвечая на приветствие. – Цветы, фрукты…
– Полагается в больницу… – усмехнулся визитер.
– Мне ничего не нужно, – Виктор Сергеевич утомленно откинулся на подушки и закрыл глаза, – только покоя и тишины… Ты бы, Павел, дал мне поболеть спокойно, потом поговорим.
Маркиз за ширмой навострил уши, его насторожило имя Павел. Павел Павлович Звягинцев – тот самый человек, у которого они с Лолой так ловко изъяли марку. Да что там изъяли – просто ограбили человека. И не марку вовсе взяли, как выяснилось, а непонятно что. Вот удружил-то Маркизу Левако!
Вспомнив, что адвоката, возможно, уже нет в живых, Маркиз помрачнел.
Как бы в подтверждение его мыслей мужчина в черном пальто прищурился и зло произнес:
– Не придуривайся. Я знаю, что ты ничем не болен и в больницу лег просто так, для отвода глаз. Как это называлось в советские времена – «политический инфаркт». И ты совершенно прав, я никогда бы не пришел тебя навестить. Дело в другом, и ты прекрасно знаешь, зачем я явился. Виктор, у меня украли марку, «Розовый Реюньон». И я уверен, что это сделал ты!
«Вот тебе и здрасте! – подумал Маркиз за ширмой и тщательно прикрылся простыней. – Сейчас у них начнутся разборки, и как бы этот несимпатичный заказчик не перевел стрелку на меня. Он-то про нас с Лолкой многое знает…»
В палате ненадолго установилась тишина. Больной лежал тихо, уставившись в потолок. Его гость тоже молчал.
«Вот как все обернулось», – думал Павел, Пал Палыч, как звали его друзья, поскольку был немножко похож на телевизионного своего тезку из «Знатоков», и даже фамилии у обоих на «З», тот – Знаменский, а он – Звягинцев.
Тогда, больше двадцати лет назад, все было иначе, они были молоды, и жизнь казалась если не сплошным праздником, то увлекательным приключением.
Тогда у него были друзья, много друзей, то есть на самом деле много приятелей. Дружили же они только втроем: он, Сашка Каменский и вот этот, что лежит сейчас перед ним и делает вид, что при смерти – Витька Серебров. И еще была Ленка. Они все вместе учились в институте, и все трое были в Ленку влюблены. Но ни у кого не было шансов, кроме Сашки Каменского, Павел-то это всегда понимал.
Вообще рядом с Сашкой они все выглядели бледными, как черно-белая фотография, едва проступающая на фотобумаге. Он был красив, умен и от природы щедро одарен всем. Учился он легко, как будто играя, соображал быстро, память имел фантастическую, помнил наизусть неимоверное количество стихов, играл на гитаре, сочинял и пел свои собственные песни. Девицы ходили за ним табунами, но он со всеми был ровен и приветлив, отличал только Ленку. Они вместе занимались греблей, а Сашка еще плавал, бегал на длинные дистанции и стрелял из мелкокалиберной винтовки. И все ему удавалось.
