Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
– Это ужасно, – рассеянно произнесла Эва. – Ну прямо гекатомба в Аллероде! Надо вам как-то с этим кончать.
Посадив Эву в поезд, я быстрым шагом пошла домой. И в самом деле, надо нам с этим кончать! Как мы можем допускать подобные преступления у нас в доме?!
Зося встретила меня попреками за то, что я так вежливо разговаривала с преступницей.
Я не поддержала разговора на эту тему, так как дома оказался Павел. (Мы не встретились с ним по дороге, потому что шли с Эвой не прямым путем к станции, а дали кругаля.) Естественно, я сразу накинулась на него с вопросом, видел ли он черного парня.
– Откуда? – ответил раздраженно Павел. – Опять проторчал напрасно. Не было его.
– Как это не было? Часа полтора прошло, как он уехал. И должен был быть. Как ты мог его не видеть?
– Да не было его, чтоб мне лопнуть! – защищался Павел, его малость испугал мой наскок. – С утра я сидел в гостинице, голодный как волк, на сосиски уже смотреть не могу. И никакого черного парня не видел. Мне пришлось смываться, потому как портье на меня нехорошо поглядывал, глаза я ему намозолил…
– Интересно! Какое тебе дело до портье? Пусть глазеет! Не мог еще с полчаса посидеть? Он обязательно бы вернулся.
– Да почему обязательно? Что, он не мог поехать в какое другое место? Свободно мог, а вернулся бы в час ночи. И вообще, я сижу, высматриваю его, а он мотается по всему городу! Может, есть другое место, где он обязательно появляется?
Ну, конечно! Есть такое место! Из того, что мне говорила Эва…
– Стой! – сказала я. – Ты прав, мы поступаем по-идиотски. Завтра я тебе скажу, где и когда точно он будет. Но это тайна, никому нельзя говорить. Если окажется, что это не он, я поставлю в неудобное положение одного человека.
– Как же не он, когда я столько времени его высматриваю, – возмутился Павел и убедил меня.
Алиция прибыла почти в одно время с господином Мульдгордом. Алиция пообедала, господин Мульдгорд отказался даже от кофе…
Прежде чем приступить к своим расспросам, он любезно поделился с нами сведениями, которые получил вчера. Оказалось, система управления Алициной машины была очень хитро выведена из строя, причем времени у преступника это заняло очень немного, а катастрофу гарантировало. В Дании ездят быстро и даже не на крутом повороте внезапный выход управления из строя обязательно грозит катастрофой. Возможно, преступник не стремился к тому, чтобы Алиция разбилась насмерть, возможно, его устраивало, чтобы она в слегка поврежденном состоянии была отвезена в больницу, и он, воспользовавшись ее отсутствием, мог бы приняться за поиски проклятого документа.
– Пани его ведать! – прокурорским тоном заключил герр Мульдгорд, наставив на Алицию указательный палец. – Пани блюсти тайна!
– Какую еще тайну я блюду?
– Яко убивец присно ищет. Пани ведать, пошто ищет убивец.
Алиция не могла себя заставить возразить полицейскому. Но и подтверждать не хотелось, и она сидела молча, чувствуя себя очень неловко. А полицейский продолжал оказывать на нее давление:
– Пани ведать, кто он есть! Пани ведать, пошто он ищет. Аз жажду ведати! Вещай!
– Не совсем так… И вовсе я не знаю, что он ищет. Я могу лишь догадываться, а мои догадки – мое личное дело. Они могут быть неправильными. И не знаю я, кто убийца! Знала бы, так сказала.
Нахмурив брови, господин Мульдгорд смотрел на нее с выражением величайшего неодобрения и продолжал обличать громким голосом:
– Пошто пани не давать алкоголь для гость головой скорбный? Аз разуметь польский. Мое ухо слышало. Гость возжелал алкоголь, пани не давать. Пани не возжелаху отверзти вместилище алкоголя, имея присно «Наполеон». Убивец уготовляху эксплозия, аще пани имея весть сию?
Алиция с возмущением опровергла обвинение в том, что она якобы знала о подготовленном взрыве шкафчика или, того хлеще, сама приготовила покушение на Бобуся. Не знаю, удалось ли ей убедить полицейского в своей невиновности.
– Аз глаголю: во оноже время пошто пани не давать алкоголь для ради гости?
Зося, Павел и я прекрасно понимали смущение Алиции, даже панику, отразившуюся на ее лице, когда она услышала этот вопрос. Разве можно этому датскому представителю властей, действующему в строгих рамках закона, поведать о всей сложности взаимоотношений с Бобусем и Белой Глистой? Разве можно убедить его, что дело не только в неначатой бутылке «Наполеона»? Что тут затронуты гораздо более тонкие материи?
Не получив ответа на свой вопрос, господин Мульдгорд стал еще более официален и задал вопрос в лоб:
– Пани собственная персона воздвигла эксплозия? Аз жажду ведати!
Тут взорвалась уже Алиция:
– Глупости! Делать мне нечего, только из-за всякого кретина портить свою мебель! Я уже не говорю о магнитофоне и оконном стекле!
В глазах герра Мульдгорда мелькнуло что-то вроде понимания. Он задумчиво смотрел на гневную Алицию и о чем-то напряженно размышлял, затем его хмурое лицо прояснилось, и он произнес:
– А! Пани изрекла, аз внял и малая толика разумею. А! Добро. Токмо убивец искони присно ищет. Ищет. Пани ведати. Што?
Последующий обмен фразами не продвинул следствие вперед. Алиция грудью преграждала доступ к своим бумагам и ее пагубное нежелание допускать к ним кого бы то ни было победило. Эх, если бы дело происходило не в Дании, ей бы это даром не сошло, победу наверняка бы одержал представитель власти.
Поставив на Алиции как источнике информации крест, герр Мульдгорд извлек обещанные фотографии и продемонстрировал нам эти достижения следственной мысли. Полицейские решили показывать их всем подряд в надежде, что кто-нибудь опознает запечатленные на них лица. Расчеты полиции оправдались. Большинство лиц на фотографии удалось идентифицировать. Это оказались жители соседних домов, их знакомые и работники различных социальных служб города. Так, например, среди них фигурировали мальчики-посыльные из магазинов, на двух во всей красе предстал местный почтальон, на трех – сотрудник местного муниципалитета, в чьи обязанности входило следить за зелеными насаждениями Аллерода и подстригать живые изгороди. Только из фотографии Алиция узнала, что ее живая изгородь со стороны улицы была красиво подстрижена. Это ее встревожило:
– А потом пришлют счет. Я бы и сама могла это сделать!
Только одно-единственное лицо опознать не сумел никто. Это был мужчина среднего роста и средней упитанности, невероятно кудлатый и бородатый, который, как заявил сидящий в засаде полицейский, крутился у дома Алиции без всякой видимой причины. Сначала он постоял на улице перед калиткой дома, потом на задах дома, понаблюдал за садовником магистрата, который подстригал ветки на Алициной живой изгороди, а потом куда-то исчез. Если уж считать, что на предъявленных нам фотографиях обязательно фигурировал убийца, так это только он.
– Парик снимет, бороду отклеит и ни один черт его не признает, – откомментировала Зося, а Павел возмутился действиями, а вернее, бездеятельностью полиции:
– Таких подозрительных надо задерживать на месте!
– Павел, помолчи! – одернула его мать.
– Я-то помолчу, но вот если бы полиция его задержала на месте и проверила документы, так знала бы, кто он такой, и не надо фотографии предъявлять. А так снова мне придется выслеживать какого-то…
Тут уж все три бабы напустились на парня. Зося в воспитательных целях, а мы с Алицией из опасения, как бы Павел не проболтался и не выдал полиции Эву. Павел обиделся, надо признать, не без оснований, покинул наше общество и вышел в сад немного поостыть.
Господин Мульдгорд вернулся к волнующей его теме.
– Убивец возжелаху лишить пани живота, – обратился он к Алиции. – Убивец ходити окрест на круги своя. Яко имеющи причина. Он ищет да обрящет. Аз внял гласу пани. Вещай, ради какова причина возжаждал убивец смерти твоея?
Вопрос полицейского, может, немного излишне изысканно сформулированный, тем не менее звучал вполне понятно и логично. Мы-то знали, что преступник панически боится сведений, содержащихся в Эдиковом письме, и торопится его найти. А одновременно то и дело покушается на Алицию. Где же логика? Убей он ее, и дом наполнится родственниками и полицией, которые перевернут все вверх ногами, найдут письмо, а значит, угроза по-прежнему будет висеть над головой преступника. Вот если бы он убил Алицию в тот момент, когда она обнаружит письмо Эдика и примется его читать! Стукнуть ее по голове, вырвать письмо из рук и смотаться. Тогда я понимаю, логика есть, и смысл есть, а так… Остается предположить, что, независимо от письма, сама по себе Алиция еще знает нечто, представляющее опасность для преступника. Знает и не отдает себе в этом отчета.
Дойдя до таких умозаключений, и я уставилась на Алицию с такой же подозрительностью, как и герр Мульдгорд.
