Дарья Донцова - Черт из табакерки
– Зачем?
– Надо.
– Знаешь, Виолка, – со стоном произнес приятель, – ты мне надоела!
– А ты нам еще больше!
– Тебе слишком много всего надо, – сопротивлялся Юрасик.
Я хитро прищурилась:
– Хочешь, сделаю так, что Лелька не только перестанет тебя ревновать, но и начнет о тебе заботиться со страшной силой?
– Интересно, как тебе это удастся, – хмыкнул Юрка.
– Давай так, – предложила я. – В поддень позвонишь домой и, если Лелька начнет вести себя как медовый пряник, ты выполнишь все мои просьбы.
– Ладно, – рассмеялся Юрасик и убежал. Я быстренько натянула брюки, майку и пошла к Лельке.
– Чего надо? – весьма злобно поинтересовалась Юркина жена.
– Слышь, Лелька, – бодро сказала я, – пришла тебя предупредить.
– О чем, интересно? – уперла руки в бока женщина.
– Юра решил с тобой разводиться. Леля хмыкнула:
– Врешь.
– Нет, – покачала я головой, – доигралась ты, голубушка, все выгоняла мужика из дома да скандалы закатывала, и вот вам результат – десять негритят! Решил Юрасик к другой уходить.
– Да кому он нужен, счастье такое? – дрогнувшим голосом поинтересовалась скандалистка.
– Выяснилось, что очень даже нужен, – вдохновенно врала я. – Он тебе сказал, будто сегодня у нас ночевал?
– Да.
– Не верь, не было его, отправился к будущей жене.
– А ну, входи, – велела Леля и втащила меня в прихожую.
Несмотря на то, что Лелька работает медсестрой, дома у них всегда жуткий бардак. И одна из претензий, которые Леля постоянно предъявляет к мужу, звучит так: у других супруги по воскресеньям пылесосят ковры, а тебя вечно нет дома.
– Как она выглядит? – отрывисто спросила ревнивица.
Я пожала плечами:
– Ничего особенного – маленькая, щуплая, и с волосами беда. Одним словом, не Клаудиа Шиффер, ты поинтересней будешь. Впрочем, Юрка так мне вчера и сказал: “Моя Лелька – красавица, жаль только, жить с ней никакой мочи нет, замучила. Хватит, хочу иметь покой”.
– Чем же она его взяла? – растерянно глянула на меня Леля.
– Нежностью и лаской. В квартире чистота, на столе пирожки и никаких скандалов. Хитрая очень, все твердит: “Понимаю, работа для тебя – главное”. Прикинь, она ему на службу суп в термосе возить хочет.
– Да уж, – вздохнула Леля, – давно я теста не делала, а Юрка печеное страсть как любит и бульон куриный… Я ему назло борщ варила.
– Мужики – настоящие животные, – вздохнула я. – Где клетка чище и кормежка вкусней, туда и бегут. Жуткие люди, никаких моральных угрызений. Ну да не беда, какие твои годы, еще раз в загс сбегаешь. Мальчишек жаль, без отца им тяжело будет, любят они его.
– Делать-то, делать-то чего? – заметалась по комнате соседка.
– Ты просто так причитаешь или совета просишь?
– Ясное дело, совет мне нужен!
– Ну мне трудно тебе помочь, – кривлялась я, – замужем никогда не была… Хотя, наверное, в такой ситуации поступила бы, пожалуй, вот как…
– Как, – поторопила Лелька, – говори, не тяни.
– Обед бы сварила, пирожков напекла, квартирку прибрала, мальчишек к приятельнице на ночь отправила, купила бы бутылочку вина, свечи зажгла, надела бы рубашоночку коротенькую, чулочки с подвязочками и, когда муж, усталый и несчастный, наевшись под завязку милицейскими буднями, явится домой…
– Ну?
– Бросилась бы к нему на шею с криком: “Дорогой, я тебя заждалась”. А дальше придумывай сама. Главное, никаких сцен ревности. И вообще, заканчивай Юрку из дома выгонять.
– Поняла, поняла, – забормотала Лелька. – Так, сейчас несусь в магазин за курицей и капустой, потом на рынок. Ты иди, Вилка, домой, спасибо.
Сдерживая улыбку, я побежала к себе. Леля на самом деле без памяти любит Юрку, и все ее скандалы, сцены ревности и торжественное выбрасывание чемодана на лестницу разыгрываются исключительно для того, чтобы показать супругу, как она страдает без его внимания.
ГЛАВА 20
Юрка позвонил в десять минут первого.
– Как ты этого добилась?
– Что, – хихикнула я, – подействовало?
– Не то слово, ты представь, она хочет мне на работу бульон в термосе везти!
– Ты сделал, что я просила?
– Пиши телефон, – сообщил Юрка, – код Екатеринбурга знаешь? Я схватила ручку.
– Делом Веры Соловьевой занимался Федька Леонов. Когда поедешь к нему, прихвати бутылочку, лучше коньяк, пиши адрес и телефон.
– Погоди, ручка сломалась.
– Вечно у тебя несчастья, – недовольно ответил Юрасик.
Первым делом я позвонила в Екатеринбург, но трубку никто не снимал. Ничего странного в этом не было. В Москве полпервого, значит, в бывшем Свердловске около трех, скорей всего, Вадим Костылев на работе.
Зато Федор отозвался сразу:
– Леонов.
– Здравствуйте, мне ваш телефон дал Юра Петров…
– Тараканова?
– Да.
– Приезжайте. Через час успеете?
– Постараюсь, – обрадовалась я и кинулась одеваться.
Юркин приятель сидел в довольно большом кабинете, заставленном столами.
– Ну, – весело потер он руки при виде приятно пузатой бутылки, – замечательная штука. И зачем вам понадобилось дело Веры Соловьевой?
– Скажите, кто ее опознавал?
– А в чем дело?
– Понимаете, я хорошая знакомая Веры, мы дружили, несмотря на разницу в возрасте.
– Бывает, – согласился Федор.
– Вчера мне позвонила какая-то странная женщина и сказала, будто Вера не погибла, якобы машина горела пустая, и я, если хочу знать, где находится Соловьева, должна заплатить пятьсот долларов.
– Чушь, – фыркнул Леонов. – Бред сумасшедшего.
Он снял трубку и коротко попросил:
– Ленусь, дело Соловьевой уже в архиве? Будь другом, притащи ко мне. Да знаю, знаю, принеси.
Я терпеливо ждала, пока он договорится. Дружба – великое дело. Ради приятеля люди со спокойной душой нарушают все должностные инструкции.
Наконец на столе возникла нужная папка.
– Вот, читайте, – велел Федор, открывая двадцать восьмую страницу.
Глаза побежали по строчкам. “Мною…” Так, дальше, “…в крови обнаружено соединение окиси углерода с гемоглобином крови, карбоксигемоглобин…”.
– Это о чем говорит? – спросила я Федора.
– О том, – спокойно пояснил мужик, – что, во-первых, в машине был труп, а во-вторых, что человек горел живым. Более того, по оставшимся частям одежды, лоскутам кожи можно смело сделать вывод: женщина в момент смерти сидела. Эксперты установили возраст – примерно двадцать пять лет, худощавого телосложения. Кстати, ее опознали родственники. Приезжал старший брат и еще один мужчина. Конечно, труп был в таком состоянии… Второго мужика даже стошнило, но, честно говоря, я его понимаю. Самому неприятно было глядеть. Практически ничего не осталось.
– Как же они ее смогли узнать?
– По ногам, у погибшей на правой ступне отсутствовал мизинец, детская травма, смотрите.
И он, перевернув пару страниц, ткнул карандашом в фотографию. Я содрогнулась:
– Боже, какой ужас!
– Вот, видите, – как ни в чем не бывало, не замечая жуткого впечатления, которое произвели на меня снимки, продолжал Федор, – правая нога, мизинец отсутствует. И потом, машина Соловьевой, тело за рулем, платье ее и туфли тоже, ну все ясно, а тут еще и мизинец.
– Скажите, – осторожно спросила я, – а вы уверены на сто процентов, что несчастная была жива в момент аварии?
– Конечно, – ответил Федор. – Во-первых, карбоксигемоглобин, а также в дыхательных путях выявили копоть, при гистологическом исследовании кусочков легких нашли черноватые включения копоти в альвеолах. И еще…
– Не надо, – пробормотала я, борясь с тошнотой.
Леонов развел руками:
– Уж извините, понимаю, что надеялись найти живую подругу, но увы! Если хотите, можете обратиться в милицию по месту жительства, расскажите о женщине, которая вымогает у вас деньги. Ее можно попытаться поймать. Вот ведь сволочь!
– Не надо, – бубнила я, в третий раз проглатывая приехавшую в рот из желудка геркулесовую кашу. – Поняла, просто пошлю эту даму куда подальше!
– Слова написать? – засмеялся Федор, захлопнул папку и вежливо сказал:
– Обращайтесь, если чего. Для Юрки все сделаю, он мне в школе милиции всегда математику решал, в алгебре я ни бум-бум, железная голова!
Криво улыбнувшись в ответ, я выпала в довольно грязный, покрашенный зеленой краской коридор, миновала дежурного и выбралась на улицу.
По широкому проспекту неслась лента автомашин. На небольшой площади около метро кипела жизнь. Вовсю торговали палатки. Возле “Русских блинов” на симпатичных белых стульчиках сидели жующие люди. Стайка девчонок, хихикая, облепила ларек с косметикой. У входа в подземный переход горластые старушки предлагали сигареты. Никому не было дела до сгоревшей заживо в автомашине женщины.
Поеживаясь, я добрела до скамейки. Хорошо, что не работаю в милиции. Каждый день видеть такое! Убитые люди, жуткие катастрофы, плачущие родственники. Теперь понятно, почему Юрка возвращается домой серый от усталости. Нет, работа детектива стала казаться мне не слишком привлекательной… Бедная, бедная девушка, от которой остались только ноги с изуродованной в детстве правой ступней! Правой!!! Я так и подскочила на скамейке. Правой!! Быть того не может!
