Алена Смирнова - Вечеринка с продолжением
— Вы уж извините меня, ослушника, Виктор Николаевич, но на почве ревности эти кровавые цветочки не выросли, — красиво вспылил Борис. — Да и как вы представляете себе сбор материалов по последнему пункту?
— Ну, не знаю. Пойди по лаборанткам, секретаршам… Иванцов завидная партия, но прежде всего на него должны клевать свои, институтские.
— Ага, он, ветреник, предпочел одну из студенток или коммерсанта, или обоих сразу, и взбесившаяся старая дева доцентша начала их резать, — ерничал Борис.
— И такое бывало, — легко выдержал наскок лейтенанта полковник. — Как тебе объяснить, ты же сам мужик, хоть и взялся из себя мальчика корчить. Спальня Иванцова так резко отличается от гостиной, будто он только там и живет…
— Виктор Николаевич, — возмущенно до торжественности начал Юрьев.
— Я приказал, лейтенант. Рассчитываю на качественную работу, даже если раскапываемое будет нестерпимо вонять.
Так и только так заканчивались пустые, на эмоциях пререкания с Измайловым. «Эх, обманчивая у нас в отделе вольница», — вынужден был признать Борис и отбыл по уставу. «Ладно, парень, дослужишься до полковника, тогда инициативно покомандуешь», — поставил ему мысленное условие начальник и закурил. Теперь его долго никто не побеспокоит, а ему только этого и надо, чтобы думать, продуктивно думать.
Борис Юрьев захотел проклясть полковника Измайлова, как только вошел к Эльзе. Игорь Малеев был у нее, и настолько явно читалась даже по азбуке поз их недавняя близость, что лейтенант почувствовал себя не в своей, но вообще-то в тарелке — вареным овощем. У кого из них надо было выспрашивать о постельных делах Савельевой, коммерсанта Вадика, профессора Иванцова? Борис не смог вовремя сосредоточиться, поэтому отвратительная картинка последнего свидания двух трупов на пропитанной кровью кровати застила глаза. Те ребята тоже раздевали и ласкали друг друга позавчера. Этим любовникам повезло. Так пусть и наслаждаются удачей. Борис разозлился почему-то, уточнил у Игоря несколько деталей с платежками, получил заверение в том, что его коммерческий директор не был знаком ни с Галей, ни с Эльзой, и направился к выходу.
— Простите, господин лейтенант, вы нас теперь в любое удобное вам время доставать будете? — невинно, без тени сарказма спросил Игорь.
Юрьев хотел разораться по поводу замороженных в холодильниках морга трупов их друзей, но осекся. Когда-то Измайлов растолковал им с Балковым, что дураков на свете немного, а «ученых учить — только портить». И еще полковник говорил, что чужая смерть включает защитный механизм возбуждения, заставляет, между прочим, частенько зачинать детей, чувствуя себя и другого человека теплыми, подвижными, отзывчивыми. Да и вообще для осознания чьего-то отсутствия и горького сожаления об этом надо, чтобы покинувшего вас начало не доставать, чтобы нужда в нем не восполнялась. И Борис решил не читать мораль Эльзе и Игорю. Попрощался, не ответив Малееву, и ушел. В сущности, ребятки-то грешны: один авантюрист, вторая психопатка, и оба лгуны. А гонору, как у честных.
Мальчик, раненный на пляже, пришел в себя. Борис был у него утром, но пытался выяснить одно: что требовали убийцы. И подобно Эльзе парень этого не понял.
— Чокнутые были, — твердил он. — Шипели: «Отдавай заныканное, если хочешь жить».
Не возвращаться же к нему уточнять детали типа «кто с кем спит». Итак, что в осадке? Юля Серова? Юрьев направился к ней уже разъяренным, но, поговорив, начал стремительно прощать полковника Измайлова, ибо нашел по-настоящему сексуально озабоченного человека. А Борис было решил, что полковник перегрелся на солнцепеке, что никто эту тему обсуждать не согласится, и он будет чувствовать себя скотом среди стыдливых и скромных людей.
Так вот, Юля Серова, та самая, которую просили быть поосторожнее по телефону из квартиры Савельевых, даже с виду была девушкой своеобразной. Потрясающая натуральная блондинка, густые чудо-волосы которой спадали до ягодиц, ярко-синие глаза без усилий добивались старомодного эпитета «прелестные», тело требовало прибавить сантиметров двадцать в длину и отнять столько же от талии, ноги и руки просили тщательно выскрести с себя бритвой светлую поросль, а пористая кожа широкого длинного носа и круглых щек молила о снисхождении. Тем не менее сексапильность в малышке, бесспорно, наличествовала, ибо крупный алый рот, высокая грудь и скопированные без отрыва от идеального образца бедра ничего не добивались, не требовали, не просили, а, казалось, лишь обещали, обещали, обещали… Борис Юрьев с малолетства был приучен к принципу: «Мягко стелят — жестко спать». Поэтому зов кое-каких мест этого развязного существа воспринять-то воспринял, но откликаться не стал, чем раздосадовал Юлю Серову. И она сама, не дожидаясь наводящих вопросов, заговорила о трагических убийствах, но как!
Девица заявила Борису, что ее приятельниц, конечно, изнасиловали в извращенной форме, что она бы лично такого не пережила и погибла от первого прикосновения к ней грязного насильника. Они, мужчины, такие странные бывают. Вот у ее знакомой дочь попала в лапы выродка. Так он об бедняжку сигаретки тушил, чтобы она вскрикивала: тогда ему чудилось, будто ей с ним хорошо.
Борис готов был поклясться, что жмурится Юля мечтательно, пуговицу на блузке теребит решительно, и он, смутившись, отвел глаза. Юле понравилось его шокировать:
— Вы полагаете, что покойницы были девственницами? — игриво осведомилась она.
Борис знал результаты судебно-медицинской экспертизы, поэтому покраснел. Ему было стыдно за вошедшую в раж Юлю, но она интерпретировала его здоровый яркий румянец, как восхитительную реакцию на свою раскованность. И закусила удила собственных комплексов и эротических фантазий. Даже теперь, когда несправедливая, гнусная смерть уравняла Галю Савельеву и ее деревенскую сокурсницу, Юля отдавала предпочтение Гале. Собственно, она только о ней и сплетничала, будто зубрила наизусть сулящую популярность в сентябре речь. Оказалось, что так праведно отрицаемая Галей и Иванцовым связь давно не была ни для кого тайной. Юля ведь до студенчества работала лаборанткой на кафедре. От нее нынешние, коротающие за пробирками время до следующей попытки поступления труженицы ничего не скрывали. Галке, разумеется, в кайф было потрахаться в профессорском кабинете, пока страдалицы и страдальцы тряслись в коридоре перед третьей пересдачей. Но кафедральных-то не проведешь. Савельева с задранной к лепному потолку головой ходила по институту, а ее Иванцов направо-налево тройки ставил девчонкам, которые солили его лекции, учебников отродясь не открывали, зато готовы были удовлетворить красавчика профессора по первому его подмигиванию. А вот когда занимались любовью у него, через стенку от спальни Галкиных родителей, балдел Иванцов. Юля тряхнула бедовой головой:
— Да что вы в диван вжимаетесь, господин симпатичный лейтенант? Я вас не съем.
— Верю, потому что смертельно ядовит, — выплеснул остатки хладнокровия Борис.
Юля Серова очень расстроилась. Рассказывать ей было больше нечего, а этот тихоня при исполнении острит себе, будто она лечебный эффект аспирина описывала.
— Но у Иванцова была настоящая, святая любовь на стороне, — вбила Юля последний кол в могилу своих надежд на близость с сыщиком.
Юрьев на мгновение ужаснулся, что девушка имеет в виду себя, неподражаемую. Нет, подробностей о Юле и Иванцове он бы не вынес. Но в знак уважения к вновь правому (пойти по лаборанткам) полковнику Измайлову Борис наконец-то спросил:
— С чего вы взяли?
— Раз в месяц с цветами и шампанским уходить ровно в шесть вечера… Будто школьник на первое свидание — так волноваться… Мне кажется, женщина эта какая-то необыкновенная На ней он и женится, когда она подзалетит…
Борис изнемогал от страстного желания дать ей пощечину.
— Спасибо за ценные сведения, Юлия Альбертовна, — решительно прекратил он общение. — Желаю вам замужества под залет, это так романтично.
Юрьев приготовился услышать: «Вон отсюда», но уши услужливо донесли до сознания мурлыканье Юли:
— Я обдумаю ваше предложение, товарищ милиционер.
С такой скоростью лейтенант не сбегал по лестнице, даже преследуя убийц.
— Раньше говаривали: «Теперь я должен жениться на тебе, как порядочный человек».
Игорь Малеев гладил холодные руки Эльзы и улыбался немного самодовольно, немного удивленно, немного покаянно.
— Ничего ты не должен, — запротестовала Эльза. — Я сама к тебе приставала. Пожалуйста! только не подумай, что из-за денег и связей. Просто мне так плохо, так страшно, так одиноко. Если бы ты не приехал, если бы ничего этого не случилось между нами, я не знаю, что бы со мною стало. А сейчас мне есть о чем думать, кроме смерти.
— Эй, тебе идет великодушие, но голой мне все равно больше нравишься, — не вынес тоскливой ноты Игорь.
