Людмила Милевская - Веселая поганка
Я разволновалась еще больше. Это сколько же мне еще тут придется страдать, пока я очищусь? И хватит ли моего терпения? А счастье, кажется, так близко. Вон, монах какой-то уже на пути к нему.
— Послушайте, — воскликнула я, — но если ваш Бог так добр, что выполняет любые мои желания, выходит осталось лишь выбрать чего пожелать? Могу я к примеру уговорить его дать мне немножечко счастья, или хотя бы терпения, чтобы поскорей очиститься и попасть туда, где вечное блаженство?
Чертов монах в ужасе закатил глаза и продекламировал:
— Я попросил Бога даровать мне терпение, и Бог сказал мне: «Нет». Он сказал, что терпение — результат испытаний. Его не дают, а заслуживают. Я попросил Бога подарить мне счастье, и Бог сказал: «Нет». Он сказал, что дает благословения, а буду ли я при этом счастлив, зависит от меня.
— Но мне он и благословения не дает! — с обидой воскликнула я.
— Дает, но вы его не принимаете, потому что лишены веры.
«Нет, с этим Богом, вижу, не договоришься никак. Так и буду страдать в сетях майи, пока не вырожусь во что-то приличное,» — подумала я и, твердо решив выпытать у монаха все его тайны, проявила всю свою хитрость и мастерство.
Монах же твердо стоял на своем: вера, отречение от всего плотского и мирского: от мяса, алкоголя, секса, моды и даже косметики и лишь после этого можно приступать к чистому и преданному служению Верховной Личности Господа.
Приступать, — вся жизнь уйдет на одно отречение. А кайфовать когда? Отрекусь от всего, а вдруг и нет никакого Господа? А жизнь-то уже тю-тю… и ничего не вернуть — впереди лишь земля и черви.
Где гарантии?
— Что вас пугает? — изумлялся монах. — То, что вы проведете свою жизнь в благости? Даже если бы не было Господа, чистая жизнь лучше, чем замутненная сексом, никотином и алкоголем. Во всяком случае длинней.
— Но кому нужна такая стерильная жизнь? Ее протяженность уже воспринимается скорее как зло, чем как благо.
За спором с монахом дорога промелькнула в одно мгновение, и я не заметила как подъехала к тому кафе, в котором гнездятся «братаны».
— Мне следует идти, — сказал монах, как только я припарковала неубиенный Марусин «Жигуль» в знакомом уже дворе. — «Братаны» могут не сразу появится, к тому же они очень много болтают попусту…
— Лучше скажите, что не понимаете половины, — прервала я его метким замечанием.
— Необходимое я пойму, — заверил монах. — Возможно придется там задержаться, но вы сидите здесь и не выходите из машины.
— Очень нужно, — отозвалась я, живо представив себе третье купание в ледяной реке.
— Не выходите, даже если очень нужно, — поняв меня буквально, продолжил инструктаж мой монах. — К тому же я на вас рассчитываю. Возможно придется спасаться бегством, и если в нужный момент вас не окажется за рулем…
— Да поняла я, поняла. Буду сидеть, как связанная… Тьфу, черт! Как привязанная.
Символичная получилась оговорочка — вот жизнь до чего довела.
Монах укоризненно покачал головой (видимо в связи с упоминанием нечистой силы) и быстро растворился в темноте двора. А я принялась ждать.
Часов в Марусиной машине даже не предполагалось, хотя радио все же имелось, но издавало оно вместо музыки и голосов лишь утробные звуки. Требовалось скоротать время, тянущееся, как немыслимая липучка.
Монах поработал-таки над моим сознанием, привил дурные наклонности: в голову лезли мысли о наслаждении. Оказывается есть такое наслаждение, которого я еще не испытала. Это было очень обидно. Я и так и этак примерялась, как бы испытать это сильнейшее духовное наслаждение, но не расставаясь со всеми наслаждениями мирскими. Особенно со шляпками не хотелось расставаться.
Сколь голову не ломала, придумать ничего не могла. За этими экзерсисами пролетело какое-то время, и я обнаружила, что на землю опустилась мгла — предвестница ночи. А монаха все нет и нет. Терпение мое лопнуло.
«Схватили его „братаны“, как пить дать схватили, — подумала я. — А может и утопить успели уже, вон стемнело, а его все нет.»
От воспоминаний о ледяной воде по телу пробежала нервная дрожь.
«А с другой стороны, — продолжила размышления я, — ведь спасал же он меня. Телом своим отогревал, эликсиром поил… Нет, не брошу его в беде. Дорогу в подвал теперь знаю. Брать с собой, видишь ли, не захотел он меня, а чем я хуже его, этого недотепы, монаха ни к чему не пригодного? Он же, как говорится, не украсть, не покараулить. Одна надежда на меня.»
Я решительно вышла из машины, хлопнула дверцей и… буквально налетела на вынырнувшего из темноты здоровенного мужика.
— Извините, — промямлила я, но мужик, хватая меня здоровенной лапищей за шиворот, проревел почти родным уже голосом моего «братана»:
— Ща тя, бля, извиню! Чисто конкретно и по самые уши!
Выяснилось, что на этого «братана» у меня выработался условный рефлекс: я как увидела его, так тут же, не размышляя, и задвинула ему в пах коленом.
— Ну падла мрачная, — взревел, перекосясь рожей, братан, выволакивая меня под фонарь, куда из темноты подоспел и Колян.
«Стрелка у них тут что ли? — удрученно подумала я. — Надо же, как не свезло.»
Не свезло мне крепко: эти бандюги вмиг упаковали меня, взвалили на плечи и… во мне открылся вокал. «Ре-е— е-е-жут» я исполнила так вдохновенно, демонстрируя недюжинный талант, что в соседних домах задребезжали стекла.
От неожиданности «братаны» уронили меня, но отнеслись с уважением. Помятуя о моей редкостной прыти, Колян тут же взгромоздил мне на спину ботинок сорок пятого размера. Руки у него были заняты — уши зажимал.
И роскошный крик мой погиб, растоптанный дерзким Коляном. Теперь я могла лишь хрипеть, чем «братаны» и воспользовались вероломно, ловко залепив мой рот широким пластырем.
Залепили, отерли пот со лба, взвалили меня на плечи и понесли. По пути Колян (сто чертей ему в дышло) напялил мне на голову грязный мешок, который, судя по запаху, продолжительное время служил кошачьей подстилкой.
«И чего орала, дурища, — стараясь не замечать „ароматов“ мешка, горевала я, — зря бисер перед свиньями метала, талант даром тратила. Наш искушенный люд при крике „режут“ бежит в сторону прямо противоположную.»
«Братаны» безжалостно, — и с чего бы им меня жалеть, — швырнули мое бренное тело на нечто, отозвавшееся металлическим гулом. Хлопнула автомобильная дверца, мягко заурчал мощный двигатель.
«В джип они меня загрузили, что ли?» — подумала я остро страдая от невозможности растереть многочисленные ушибы, полученные за последние десять минут.
Однако, на этот раз руки были щедро и надежно замотаны скотчем.
«Топить везут, вот ведь повадились, — отрешенно подумала я. — Там с монахом и встретимся. Может это и хорошо, во всяком случае узнаю как правильно к Богу отправляться, хотя, если верить его словам, к Богу мне рано. Не созрела еще, скорей всего получу новое тело. Что ж, тогда пусть научит как покрепче да покрасивей тело себе отхватить. Хорошо бы на этот раз разжиться мужским. Эх, задвинула бы я тогда „братанам“… И не только коленом.»
Пока я ломала голову над возвышенным, Колян с «братаном» болтали, меня не стесняясь, о грешном. Все больше про телок своих рассказывали. Я даже засомневалась, есть ли у них другие интересы: пограбить там, поубивать или попинать свою жертву связанную. Однако, братаны и мне уделили несколько слов. Следуя своему этикету, прямо обращаться ко мне не стали, все больше через «бля» да в третьем лице они обо мне говорили, «падлой мрачной» называя.
Ничуть на то не обижаясь, (какой с варваров спрос?) я вся превратилась в слух, однако почти ничего не поняла: рядом с джипом «братанов», видимо, грузовик катился. Из всего, что обо мне сказали, услышала лишь: «пусть там полежит, а мы потом посмотрим».
«Дождалась и радостной вести, — с хвалой Господу подумала я, — если только братаны не имели в виду, что лежать я буду на дне реки. Вряд ли, однако. Как там потом на меня посмотришь?»
И тут джип резко затормозил, «братаны» схватили меня и поволокли куда-то. Кажется по лестнице… Потом зажужжали автоматические двери лифта и я принялась считать щелчки реле на этажах. «Второй, третий…», на пятом сбилась, но поняла, что подняли меня высоко. Лязгнул замок и…
Бедные мои кости! Чертовы «братаны» швырнули меня на пол с высоты своего роста, будто я не женщина, а мешок с капустой. Хотя нет, к «капусте» у них уважительное отношение.
Эту мысль я и попыталась им выразить, но пластырь на губах не способствовал. «Братаны» же даром время тратить не стали, быстро, по-деловому проинструктировали меня на ближайшее будущее.
— Ты поваляйся пока, бля, коза драная, — прогудел Колян, — а потом мы с тобой побазарим. Ща некогда. Чирикать здесь все одно не с кем, так что мешок с твоей бестолковки не снимаем.
— Отдыхай, да на нерву не сильно заезжай, — совсем по-нежному посоветовал мой «братан».
